— Мамочка, — возликовал Пат и радостно взял ее за руку.

— Ну ладно, старый вымогатель, — шепнула она ему. — Ты постарайся сам не делать ошибок, тогда и я не ошибусь. На час-другой я буду твоей матерью. Я живу сейчас в Фениксе и время от времени тебя навещаю.

Когда Ред подвел ее к главному столу и помог сесть, она спросила:

— Как Апалачу звали по имени? Не пытайтесь мне внушить, что не помните.

— Мэри, — невозмутимо ответил он.

— Это шутка?

— Неужели похоже, что я могу шутить на похоронах?

Поскольку Мэри уже сидела, ей пришлось повернуться, чтобы заглянуть ему в глаза. Она посмотрела вверх и сразу поняла, что не следовало этого делать. В темном костюме, явно не из лавки в Санта-Хуаните, он выглядел слишком хорошо. И эта самоуверенная улыбка, в которой не было ничего намеренно соблазняющего, но которая так волновала ее! Почему сердце вдруг подскочило к горлу? Ей же не шестнадцать!

Катись к черту, ковбой! — ожесточилась она. — Я не предоставлю тебе возможности забыть мое имя. Вместо этого я так сыграю сейчас перед тобой Апалачу, прошедшую курс лечения, что ты пожалеешь, что не женился на оригинале.

Перед тем как подали закуски — чего Мэри, честно говоря, ждала уже с нетерпением, — сзади к ней подошел мексиканец в национальной одежде.

— Сеньор Стоун хотел бы с вами поговорить, сеньора.

Мэри неуверенно взглянула на Реда, и тот уже хотел было подняться.

— Сеньор Стоун хотел бы поговорить с сеньорой наедине, — пояснил мексиканец невозмутимо, но твердо.

Она неохотно встала. Ей совсем не улыбалось лгать, но не хотелось подводить Пата и Реда.

Ред, который все-таки поднялся, взял ее за руку.

— Мэри, скажите просто правду. Все это было только шуткой. А я подарю Пату пневматическую винтовку, и это поможет ему забыть потерю матери.

— А я не разрушу тем самым вашу карьеру великого афериста? — попыталась она сострить.

Он весело засмеялся.

— Мою карьеру великого афериста? Что вы обо мне знаете, Мэри?

— Ничего, — согласилась она. Но его жест, когда он на миг подбадривающе положил руку ей на плечо, был ласковым, товарищеским и милым.

— Я попробую проскочить, — шепнула она и улыбнулась Пату.

Кларк Стоун, Старый коршун, вблизи производил гораздо более сильное впечатление. То, что издали было похоже скорее на череп, в действительности оказалось абсолютно осмысленным и даже одухотворенным лицом. Тяжелые веки нависали над невероятно яркими голубыми глазами, мудрыми и уставшими от жизни, но в то же время такими зоркими, что, казалось, способны разглядеть любую фальшь. Ред рассказал ей, что этот человек безжалостно утверждал свою власть, будучи владельцем огромного куска земли в устье реки Вера-Круз. Сейчас он вызывал у нее уважение, потому что в нем не погас внутренний огонь, хотя Кларк Стоун совсем не двигался. Даже крупные руки, исхудавшие и перевитые синими венами, бессильно лежали на столе.

Ей подумалось, что этот человек, видимо, полупарализован, но она прогнала прочь такие мысли. Если он хочет это скрыть, то она не имеет права рассуждать на эту тему.

Она почувствовала на себе взгляд голубых глаз.

— Вы Мэри? — Голос был надтреснутым, но не без теплоты.

— Да, — ответила она, что, в конце концов, не было ложью.

— Вы мне нравитесь, я не понимаю, почему Ред и вы…

Мэри не знала ответа, поэтому только улыбнулась.

— Я рад, что он вас нашел. Вы знали, что он много месяцев безуспешно вас искал?

«Нет, — подумала Мэри, — этого я не знала». — Она порадовалась за Апалачу.

— Жаль, что он меня не нашел, — пробормотала она.

Кларк Стоун сердито наморщил лоб.

— Жаль? Вы, кажется, забыли собственное прошлое, мэм! Зачем вы решили выйти замуж за этого идиота-гитариста?

— Я? — чуть было не спросила Мэри, но прикусила язык. Насколько иначе звучит история дамы, чье имя Ред якобы забыл, когда узнаешь правду. Или Ред солгал деду, чтобы закрыть тему «Апалача» в свою пользу?

— Сейчас вы замужем? — проскрипел старик.

— Н-н… нет, — удивленно ответила Мэри.

— Ну тогда будьте на сей раз умнее, — буркнул он. — Я не потерплю двусмысленности в семейных отношениях среди Стоунов. Я хочу, чтобы Ред и вы стали наконец парой.

Мэри засмеялась. Эта самоуверенная и диктаторская манера была, видимо, характерной чертой Стоунов. Ей захотелось немедленно рассказать старому господину, что через четырнадцать дней она будет в Париже.

Мэри оглянулась по сторонам, и весь этот спектакль с персонажами в траурных костюмах вдруг показался ей таким же нереальным, какой и она, конечно, казалась им всем.

— Это все ваши кровные родственники? — спросила она.

— Все, — гордо заявил он. — Мои отпрыски и отпрыски моих братьев.

— И все они всегда плясали под вашу дудку? — позволила она себе дерзость, ведь эта фантасмагория ее абсолютно не касалась.

Его глаза неожиданно сверкнули.

— Естественно. В больших семьях кто-то один должен быть главным… — Он недобро усмехнулся. — К тому же, все они чего-то от меня хотят.

— И Ред тоже?

— Нет, — неохотно констатировал он. — Все, кроме Реда. Он вам нравится?

— Когда-то я о нем мечтала, — призналась она.

— «Мечтала»? — Смех Старого коршуна больше походил на блеяние. — Вот как теперь называют то, в результате чего в люльке пищит ребенок? В мое время мечтали в более невинном возрасте, а для того, что делают взрослые, существовало другое слово.

Мэри покраснела.

— Еда подана, дед, — раздался за ее спиной голос Реда, и в нем не было ни малейшего следа подобострастной покорности перед патриархом. — Ты ведь позволишь, дед, — продолжил он, протягивая Мэри руку, чтобы помочь ей встать. — Мэри только сегодня утром приехала из Феникса.

— Я позволяю, Ред. Но ты не позволяй ей так же быстро уехать обратно. Я хочу, чтобы ты…

— Я знаю, дед. Ты хочешь увидеть меня счастливым. Я очень постараюсь.

3

— Мы все очень постарались, — пробормотал Ред на обратном пути, прокручивая в памяти прошедший день. На заднем сиденье посапывал счастливый, закутанный в одеяла Пат, а эта Мэри уютно прикорнула на его собственном плече.

Он включил посильнее печку, чтобы его сурки не замерзли.

День выдался длинным. После торжественного обеда все несколько расслабились, и Мэри классно себя проявила. Не унижаясь до вранья и нисколько не роняя достоинства, она, ради него и Пата, играла роль Апалачи для тех, кто принимал ее за Апалачу, а для остальных была просто коммуникабельной молодой женщиной. Она проявила необычную подкованность во многих областях. Излюбленной ее темой была живопись и индейская скульптура, но одновременно с этим она смогла сообщить его брату Фрэнку, намеревавшемуся заняться политикой, массу ценной информации относительно ситуации внутри демократической партии в Фениксе.

«Это удивительно, милая мисс Вигэм», — подумал он, рассматривая в свете от приборной панели профиль спящей Мэри.

У большинства женщин — даже красивых — профиль был скучным. Но только не у Мэри. Ее носик казался таким… любопытным. Словно у фенека — миниатюрной песчаной лисички, принюхивающейся к утреннему воздуху.

Ред тихо засмеялся. «Лицо, которое не забудешь», — пришло ему в голову. Вот он и не забыл, ведь откуда-то он знал это лицо. Уже знал, хотя, казалось, впервые увидел ее выходящей из автобуса, и поэтому улыбнулся. Но откуда он его знал?

«Ты фантазируешь», — сказал он себе. Эта женщина — не его типа. Слишком для него образованная, слишком самоуверенная, слишком белокожая, слишком «янки», слишком…

Почему он, собственно, принялся перечислять все, что свидетельствовало против нее?

Он знал почему и, действительно не желая об этом думать, включил радио, но очень тихо.

«Мэри…» — снова повторил он в уме ее имя и задумался, отчего она не захотела ему сказать ни кем работает, ни что ей нужно в Санта-Хуаните. По своему кругозору она могла быть, например, библиотекаршей. Примет ли она от него хоть какую-нибудь малость в благодарность за свою услугу? Артистка получила двести долларов, а что могло бы доставить радость этой маленькой незнакомке? Может, статуэтка из его индейской или мексиканской коллекции?