И что правильнее?

Мэри встала.

— Я еще раз позвоню мистеру Стоуну, чтобы он передал привет от вас мистеру Вудсу.

Она закрыла за собой дверь и набрала номер ранчо «Дикая лошадь».

Ей нужно было еще кое-что рассказать Реду, например, что похороны состоятся в два часа. Когда мистер Вудс узнает о смерти отца мисс Димэгон, он, возможно, оставит на некоторое время свою школу, чтобы поддержать Бритту в тяжелую минуту.

И, может быть, выбравшись из этой кошмарной дыры, он найдет в себе наконец мужество сказать нужные слова.

7

При возвращении в Санта-Хуаниту во второй половине следующего дня Мэри понадобилось заправиться только один раз. Теперь она ехала на машине, которую взял напрокат мистер Вудс, а он со своей собственной колымагой еще остался в Юме.

Мэри улыбнулась и включила радио. Она чувствовала себя на редкость жизнерадостной для человека, который в течение трех дней побывал на двух похоронах. Но свет в лице женщины, вспыхнувший, когда в дверях неожиданно появился Чарльз Вудс, с лихвой вознаграждал за то, что ей пришлось вмешаться в жизнь этой пары. Если бы она уже научилась так хорошо рисовать, как ей мечталось, и сумела перенести на холст выражение лица Бритты Димэгон, это стало бы ее лучшей картиной.

Ей вдруг подумалось, что простые человеческие взаимоотношения тоже очень важны, возможно, даже важнее шедевров искусства. Что более прекрасно и умиротворяюще — вызвать на лице человека улыбку… или запечатлеть ее в живописи?

Она заметила деревянную табличку, указывающую путь к находящейся на границе ранчо «Дикая лошадь» стоянке, откуда Ред отправился со своими туристами в двухдневный конный поход «на выживание в пустыне».

Ей захотелось свернуть, чтобы посмотреть на это место. Она спросила себя, почему ни разу не села на лошадь, раз уж стала гостем отеля-конюшни. Недостаток мастерства можно было бы компенсировать элегантностью костюма. Она уже присмотрела в магазине Санта-Хуаниты очень миленькое снаряжение.

Сердце ее заколотилось при мысли о том, что Ред находится где-то там, далеко.

Хотела она того или нет — она по нем скучала.

Чтобы прогнать эту тоску, она возьмет сегодня вечером у Пата принадлежности для рисования и попытается все-таки удержать на листе в альбоме сияющую улыбку Бритты Димэгон.

Среди ночи Мэри разбудил какой-то шорох. Она заморгала со сна. На подоконнике горела тусклая лампа, спиной к ней стоял обнаженный мужчина. Он рассматривал четыре прикрепленных к стене наброска углем, на которых она вчера изобразила Бритту Димэгон. Рисунки, кажется, ему понравились, он склонил голову набок и кивнул. Ты прекрасен, друг мой, подумала она, впервые взглянув на него глазами художницы. Полотно под названием: «Обнаженный мужчина, рассматривающий картину».

На полу перед «джакуззи» громоздилась бесформенная куча одежды. Поблескивали шпоры, сверху красовался широкополый «стетсон». Интересно, седло он тоже притащил?

Мэри тихонько засмеялась.

— Ты откуда, ковбой?

Ред повернулся и подошел к ней.

— Из пустыни. Я заскучал по тебе и не хотел выть на звезды, как степной волк. Поэтому оставил своих туристов на попечение пастухов.

— Забывший о своих обязанностях гид, — пробормотала она и села в кровати. Она не могла иначе — ей необходимо было дотронуться до этой грудной клетки. — Сколько часов ты проскакал?

— Три. Через два часа я должен возвращаться.

— Лестное отношение к женщине, которая от тебя совсем ничего не хочет.

— Ах так? Подвинься. Уставшим ковбоям нужна кровать.

Она подвинулась и повернулась к нему спиной. Как ему объяснить, что ее вечернее занятие рисованием подействовало не в его пользу? Она опять поняла, что ее искусство подошло к рубежу, перешагнуть который с помощью одних интенсивных занятий никак не удастся.

Необходимо побывать в Париже, или во Флоренции, или Бог весть еще где.

— Это твоя теплая пижама? — спросил Ред.

— Да.

— Снимай, — потребовал он.

— Нет!

— Хочешь, чтобы я снял?

— Нет! — Лучше она сделает это сама. И, да простит мне Джошуа или высокое искусство живописи, подумала она, — но как прекрасно ощущать его тело, его кожу.

— Должно быть, Юма — мерзкий городишко, раз ты вернулась оттуда такая зажатая, моя маленькая дева… Я так и думал. Лежал там, в пустыне, чувствовал, что ты совсем далеко от меня, и вдруг ощутил страх тебя потерять. — Он обнял ее сзади и положил ладони на ее груди. — Теперь я буду тебя любить, дева!.. И знаешь почему?

— Потому что ты ненасытный, — попыталась она пошутить. — Или потому, что у тебя закончились адреса твоих «Апалач». Или потому, что «Сыну Аризоны» это требуется вместо снотворного, когда он вымотается в пустыне…

Он засмеялся.

— Ничего подобного. Я мог бы неделями лежать рядом с тобой и не трогать тебя, если ты этого не хочешь. Причина в другом. Пока что у меня есть власть над тобой, Мэри Вигэм, только в постели, вдобавок мне уже известно, что у меня два соперника — мужчина в Фениксе и твое рисование.

Вот тебе и уставший ковбой, усмехнулась она, почувствовав поцелуй в затылок, а также интерес к другим частям своего тела. Ей захотелось сбежать, но куда?

— Я уже так привык к тебе, — прошептал он и повернул ее лицом к себе. В слабом свете его зрачки казались расширенными, глубокими и все же сияющими.

— И Ева надкусила яблоко, — прошептала она.

— Ты о чем?

— О библейском грехопадении, — ответила она.

— Во-первых, сначала надкусил Адам, а во-вторых, он сделал это с удовольствием. Что за жизнь без любви? — пробормотал он, касаясь губами ее груди.

Странное сладостное безволие парализовало ее тело. Сердце стучало, она вдыхала запах костра, пропитавший его волосы.

Может быть, Джошуа поймет, как все это произошло? Он-то может понять, но сама она не понимала. Почему тело Реда ей лучше знакомо, чем тело Джошуа? Почему эта новая любовь — хотя она воспринимала ее всего лишь как приключение — гораздо естественнее, вернее и красивее? Почему она уже сейчас знает, что всю оставшуюся жизнь будет тосковать по Реду, если оставит его?

А Ред тем временем увлекся восхищенным исследованием ее тела. Вчера он ласкал ее пальцами, сегодня — губами.

Сладкое бессилие исчезло, когда он перешел от груди к затылку. Мэри почувствовала, как реагирует на его прикосновения ее тело. Она страстно обхватила его за плечи, погладила их, запустила пальцы в его волосы и издала короткий сладострастный звук.

Он рассмеялся, негромко и слегка самодовольно.

— Я беспокоюсь, — с упреком сказала она.

— Из-за чего?

— Из-за того, что ты не успеешь поспать. Ты свалишься утром с лошади, если сейчас будешь упорно настаивать на том, чтобы перецеловать пальцы у меня на ногах, — заметила она.

Он поднял голову.

— У такой талантливой художницы, как ты, есть какое-то особое желание?

— О да. — Она попробовала подтянуть его к себе повыше. — Лучше поцелуй меня в губы.

— К вашим услугам, сеньора.

Он поцеловал ее, и она снова почувствовала дым лагерного костра и еще его собственный, уже ставший ей родным запах. И этот рот, который ей хотелось осязать и ласкать без конца. Удовлетворенно отметила, что сердце его забилось сильнее, движения рук стали торопливее, услышала участившееся дыхание и вырвавшийся стон.

— Маленькая песчаная лисичка, — шепнул он прямо ей в губы. — Обещай, что ты не уедешь, пока я не перецелую все пальчики у тебя на ногах.

— Обещаю, — пролепетала она. — Иди ко мне, позвала она без слов, смысл моей жизни только в соединении с тобой.

Мысль ее испугала. Но это была правда.

Ред пришел, они прильнули друг к другу. Мысли, чувства — все слилось, как и их тела. Мэри обняла его, он легонько приподнял ее. Она поглаживала его спину мягкими круговыми движениями и ощущала внутри себя эту чудесную мужскую силу, которая приходила и уходила, приходила и уходила. Над собой она видела его мягкий рот и понимала, что теперь отдала ему и свою душу тоже.