Разыскав в сумочке свой телефон, я собралась немедленно позвонить Насте. Найти ее сейчас было для меня самым важным. И самым страшным одновременно. Я не знала, понятия не имела, как теперь смотреть ей в глаза и что говорить!

С минуту я размышляла, что будет, когда я наконец услышу в трубке ее голос, и когда решилась было уже набрать номер, дверь палаты снова отворилась. Вошла медсестра и подала мне мою одежду.

Я поблагодарила ее и, когда она ушла, рассмотрела принесенное. Кофточка, юбка, колготки – все было перепачкано кровавыми пятнами, уже потемневшими и засохшими. Но я немного успокоила себя тем, что в шкафчике висело мое пальто, которое в самолете лежало в отделении для багажа и оставалось чистым.

Отбросив вещи в сторону вместе с несущественными мыслями, я снова взяла в руки мобильник и, собравшись с духом, открыла журнал звонков. Но дверь в очередной раз открылась! И я с раздражением повернула туда голову.

В палату вошла Настя.

Телефон едва не вывалился из моей и без того слабой руки. Я кое-как нащупала позади себя край кровати и опустилась на него, чувствуя дрожь во всем теле.

А Настя сделала вперед несколько шагов и лишь потом посмотрела на меня. Она была усталой и бледной, еще более бледной, чем тогда, в аэропорту перед вылетом. Покрасневшие от слез глаза были сейчас почти спокойными, но взгляд таил в себе с трудом пережитую боль. Я видела это по нехарактерному для них едва заметному, тусклому блеску. Этот взгляд был преисполнен горечи, был словно болезненным и каким-то совсем безжизненным. Настя лишь на несколько мгновений сфокусировала его на мне, а после этого уже смотрела будто сквозь меня, после чего совсем отвела глаза в сторону.

- Настя… – прошептала я почти беззвучно, не ощущая совсем биения собственного сердца. – Настенька…

Она ничего не ответила, лишь подошла ближе, поставила к моим ногам небольшую сумку, бывшую у нее в руках и отошла в сторону, направившись к окну. Там она остановилась, склонила голову и прикрыла ладонями лицо.

- Насть… – позвала я негромко, стараясь совладать с собственным голосом, который внезапно не захотел мне повиноваться. – Прости меня, умоляю…

Я как-то невольно сползла с кровати на пол и опустилась на колени. Настя чуть обернулась взглянула на меня и снова отвернулась, пряча лицо за пышными, но растрепанными и спутавшимися волосами.

- Пожалуйста… – проговорила я, вновь ощущая, что не в состоянии сдерживать слезы. – Я совершила ужасную ошибку, Насть! Прости меня!..

Настя ничего не ответила, лишь, как мне показалось, слегка качнула головой. А я так и продолжала сидеть на полу в полном отчаянии, не зная, что делать и какие еще слова говорить! Она отвернулась! Отвернулась и даже не хочет смотреть на меня!.. О, господи…

- Одевайся, – послышался ее тихий, но какой-то очень холодный, незнакомый будто голос. – Я привезла тебе вещи. Твои все перепачканы кровью.

От этого голоса я вся задрожала, лишившись дара речи и вообще, кажется, всех своих чувств, но все же со всей возможной поспешностью потянулась к сумке и извлекла оттуда одежду. Ее слова прозвучали как четкий и ясный приказ, и у меня хватило ума хотя бы не медлить с его выполнением.

Пока я надевала кофточку и натягивала джинсы, Настя ни разу не взглянула на меня, даже не повернулась в мою сторону, глядя куда-то в окно, за которым, сквозь голые ветви деревьев, проглядывалась оживленная вечерняя дорога.

Я пыталась заговорить с ней. Вернее, пыталась себя заставить произнести хоть слово. Но каждый раз что-то удерживало меня. Наверное, я просто боялась снова услышать этот холодный голос, которого я просто не могла узнать!

В конце концов я собралась, накинула пальто, взяла свою сумочку и ту, что привезла Настя, запихнув предварительно в нее окровавленные шмотки, и тихо проговорила, опустив глаза в пол:

- Я готова…

Тогда Настя повернулась и все так же безмолвно подошла ко мне. Я не сразу осмелилась посмотреть на нее, но когда все-таки собралась с силами и решилась, то обнаружила на ее глазах поблескивающие слезы! Она сдерживалась, ей было очень трудно, и я не могла этого не заметить. Но полностью сохранять холодное самообладание она не могла.

Наши взгляды встретились лишь на секунду. Мой, полный мольбы, отчаяния и раскаяния, и ее – потерянный, с горьким и болезненным оттенком, не лишенный той самой пугающей холодности! В следующее мгновение она уже отвернулась, опустив веки и осторожно прикоснувшись к ним пальцами.

- Идем, – сказала Настя немного взяв себя в руки и направившись к выходу.

Я в замешательстве последовала за ней.

Больше она не произнесла ни слова. Ни пока мы прошли через все отделение к лифтам, ни пока спускались вниз. Когда мы с ней вышли из здания на территорию больницы в прохладный, ветреный и темный, но не снежный вечер, я занервничала. Настя не была безразличной, нет. Я чувствовала, что ее переполняют тяжелые и несвойственные ей эмоции, и что ей стоит немалых усилий сдерживать их. Но меня очень пугало это ее поведение. Может быть действительно оттого, что раньше подобного наблюдать и чувствовать не приходилось. А может и потому, что я боялась непредсказуемой реакции! Меня одолевала сильная потребность хоть что-то прояснить сейчас же и здесь! Я готова была вновь упасть перед ней на колени, вот прямо тут, на этом промерзшем асфальте! Только бы убедиться, что это все еще моя Настя, которую я знала и любила… И с которой так жестоко обошлась в итоге… Боже, дай мне немного сил и смелости! Или ради чего ты вернул меня сюда?! Для того, чтобы я еще помучилась, чувствуя себя при этом последней идиоткой?.. Мы двигались по направлению к автомобильной стоянке. Настя шла немного впереди, и не особенно быстро, но я чувствовала, что начинаю всерьез уставать и терять силы. Моя слабость во всем теле ясно дала понять – измученный организм не готов даже к таким незначительным нагрузкам, как недолгая пешая прогулка. Голова у меня слегка закружилась, и я невольно замедлила шаги, соображая, нужно ли поискать какую-нибудь опору или я пока в состоянии держаться на ногах сама. Краем глаза Настя заметила, что я отстаю, остановилась и повернулась ко мне. – Прости, пожалуйста, я устала немного… – виновато пробормотала я и поглядела на нее с надеждой хоть на какое-то участие. – Сил нет, и голова кружится. Можно немного передохнуть?.. Настя, по-прежнему избегая моего взгляда, вернулась назад, приблизилась и взяла из моих рук вещи, которые в общем-то совсем не были тяжелыми. Вместо этого я бы предпочла какое-нибудь пусть даже мимолетное, легкое, но обнадеживающее и придающее сил прикосновение. Даже не объятия – просто прикосновение! Но она будто опасалась прикасаться ко мне, и все так же упорно не смотрела на меня. И это было ужасно! Такого по силе страха я, пожалуй, не испытывала никогда. – Тебе нужно поскорее лечь, – тихо, едва слышно произнесла Настя. – Несколько дней потребуется, чтобы восстановить силы. Я ловила каждое слово! И с каждым ее словом все больше ужасалась от того, что они произносились будто бы врачом, одним из этих самых специалистов, с которыми мне уже было просто тошно общаться! Боже мой, Настя! Ты ли это?! По-видимому мой вид был совсем уже отчаянный и потерянный, может быть я даже издала что-то вроде слабого и жалобного стона, потому что Настя вдруг подняла глаза и наконец взяла меня под руку. – Пойдем потихоньку, – произнесла она. – Я отвезу тебя домой. Мы медленно пошли дальше в сторону стоянки. Но я не смогла задавить в себе ощущения полнейшей недосказанности и даже полной неопределенности происходящего, и потому, собрав остатки своей решительности, проговорила: – Насть, прошу тебя, давай поговорим!.. Она не отреагировала, не посмотрела в мою сторону, лишь продолжала вести меня вперед, поддерживая под руку и глядя куда-то перед собой. – Прости меня!.. – взмолилась я уже на грани истерики, и даже сделала нервное, но слабое движение рукой, чтобы хоть немного повернуть Настю к себе. – Это была ужасная ошибка, Насть! Я не контролировала себя совсем! Пожалуйста, пойми это!.. Мне не был виден профиль ее лица – он скрывался за растрепавшимися на ветру волосами, и я попыталась чуть обогнать Настю, но она отвернулась в сторону и произнесла все тем же тихим голосом, хоть и не слишком холодно: – Я не хочу говорить об этом. Ни говорить, ни вспоминать. – Насть… – почти простонала я, отступив от нее и в отчаянии заломив руки. – Умоляю, прости!.. Я люблю тебя!.. Вот сейчас она повернулась ко мне. Повернулась и едва не пронзила насквозь своим ястребиным взглядом, сверкавшим от негодования и слез одновременно. – Если бы любила, то никогда не поступила бы так! – произнесла она, едва сдерживая себя, чтобы не повышать голос. Я замерла в страхе и отчаянии, не способная ни вымолвить что-то в ответ ни пошевелиться, ни вообще даже вдохнуть хоть немного живительного воздуха. В глубине души я понимала, что рано или поздно она именно так и скажет. И потому заранее пыталась хоть какими-то словами уверить ее, что сама перепугалась сделанного, что сожалею об этом и что это больше никогда не повторится!.. Но ничего не вышло… Сейчас, в этом порыве эмоций, я перестала чувствовать Настю так, как это было возможно раньше! Я запуталась и растерялась, и совсем не понимала, что можно или нужно делать дальше. Тем временем Настя не без труда подавила свою яростную вспышку, выдохнув облачко пара, отвернув голову в сторону и на несколько мгновений закрывая глаза. Затем она снова посмотрела на меня и взяла за руку, проговорив уже спокойнее: – Пойдем. Здесь холодно. Нужно ехать домой. И мы пошли дальше. Я не выразила никакого протеста и не оказала никакого сопротивления. Я просто не знала, что еще сейчас можно было сделать! Она не желала меня слушать и не хотела со мной разговаривать! Совсем!.. И я окончательно почувствовала себя в тупике, загнанной в угол, уничтоженной раздавленной и одинокой… Впрочем, это было результатом моих же собственных действий. Теперь оставалось лишь твердо осознать это и понять, если возможно, как жить дальше. И стоит ли жить. Настя подвела меня к своей машине, на которой, вероятно, вернулась к больнице после того, как съездила за моими вещами. Из моих мрачных и тяжелых размышлений она на некоторое время вернула меня, открыв передо мной правую заднюю дверцу. Настя даже не хочет, чтобы я сидела рядом с ней?.. Мысль об этом уколола меня еще больнее, и я забралась в салон уже не сдерживая слез. Сев за руль, Настя запустила двигатель, выставила температуру на «климате» повыше, потому как салон уже успел остыть, и тронула машину с места, потихоньку выводя ее со стоянки на дорогу. Садовое кольцо было основательно загружено, и мы ехали медленно. И молчали. Изредка мне попадался в зеркале заднего вида опустевший и потухший Настин взгляд, от которого слезы еще сильнее душили меня и очень хотелось просто кричать! Когда мы почти доползли до выезда на Тверскую улицу, в сумочке вдруг ожил мой телефон. Нащупав его рукой и вытирая слезы, я поднесла его к глазам. Кое-как мне удалось разобрать что звонит Евгений Сергеевич Брагин… Только вот зачем он звонит? Он может уже в курсе обо всем? Может даже и обо мне?.. Помедлив в нерешительности, я все же ответила на вызов: – Да, слушаю… – Здравствуйте, Ксения, – сказал Брагин своим обычным беспристрастным тоном. Но что-то в его голосе сейчас было не то. Что-то неуловимое, какое-то будто бы напряжение. – Здравствуйте, Евгений Сергеевич. – Мне стало известно о случившемся в небе над Германией, – продолжил он. – Примите мои соболезнования. – Спасибо… – пробормотала я, с трудом вдохнув в легкие побольше воздуха и подавляя дрожь во всем теле. – Но как вы узнали?.. – От общего знакомого. Михаил Алексеевич мне позвонил, – Брагин немного помолчал, будто подбирая слова. – Знаете, он также сообщил о другом нехорошем происшествии. – Догадываюсь… – с мрачной тоской отозвалась я. Не думала, что все это станет известно окружающим с такой быстротой. – Я понимаю ваши чувства, Ксения, но то, что вы сделали… – он снова замолчал, быть может ожидая чего-то в ответ, но я промолчала, попросту не зная что говорить, и тогда он наконец продолжил: – Вам необходим период для восстановления. Потому я пока что отстраняю вас от работы. Беспокойно глотнув, я перетерпела очередную волну озноба, собралась с силами и тихо проговорила в ответ: – Вы меня выгоняете?.. Краем глаза я заметила, что Настя будто бы напряглась и чуть повернула голову. – Я этого не сказал, – ответил Брагин. – Я сказал, что отстраняю вас. На время. Не советую вам запускать нервное расстройство. Отдохните, придите в себя и наберитесь сил. К концу весны в Росавиации освободится должность заместителя начальника отдела по безопасности воздушных перевозок. На эту должность я буду рекомендовать вас, Ксения. Разумеется, если вы придете в норму. Перевод в Федеральное агентство можете считать повышением. Вы поняли? – Поняла… – отозвалась я, стараясь хоть как-нибудь сохранить остатки спокойствия и самообладания. – Просто не знаю, что сказать. – Не надо ничего говорить. Себя только поберегите и не делайте глупостей. А теперь отдыхайте. До свидания, Ксения. – Спасибо вам… До свидания… Я бросила телефон на сиденье и приложила ладони к вискам. Вот только еще тяжкой головной боли сейчас не хватало! С противным звоном в ушах от слабости вдобавок. – Что произошло? – спросила Настя, и я, открыв глаза, увидела в зеркале заднего вида ее напряженный и обеспокоенный взгляд. – Меня отстранили от работы, – со вздохом проговорила я. – Как минимум, до конца весны. Настя покачала головой, собираясь было что-то сказать, но передумала и промолчала. К этому времени мы уже выезжали на Ленинградский проспект. Мне хотелось попросить ее остановиться где-нибудь, чтобы может немного подышать свежим воздухом или просто посидеть в каком-нибудь кафе, подумать, как-то попытаться успокоиться и хоть немного понять, что делать дальше… Но я не решилась. Настя даже не разговаривает со мной сейчас. А если и говорит что-то, то будто через силу. Наверное, сейчас точно не время делиться чем-то. Спустя полчаса мы подъехали к дому, и Настя остановила машину возле моего подъезда. В салоне было тихо, очень тихо. И эта тишина меня вдруг весьма основательно напугала! Настя не двигалась, взявшись обеими руками за руль, склонив голову и глядя куда-то в сторону. Она не стала парковать машину на стоянке и чего-то ожидала. Вот только чего?.. В глубине моего сознания шевельнулась было мысль, но я всеми силами не дала ей подняться выше и прогнала ее, не смея концентрировать на ней свое внимание! Но Настя продолжала ждать, не произнося ни слова, и от этого мое сердце начало затихать, будто собираясь совсем остановиться. – Иди домой, Ксюша, – донесся вдруг тихий, приглушенный голос с переднего сиденья. Незнакомый совсем голос. И головы она так и не повернула. – А ты?.. – отозвалась я, едва шевельнув губами. Она ответила не сразу, будто собиралась с силами. Лишь затем покачала головой, повернула ко мне свое еще пока не залитое слезами лицо и проговорила еще тише: – А я тебе не нужна, Ксюш. Я задрожала всем телом, не способная вымолвить ни слова! Этот взгляд, этот голос – они уничтожили меня! Лишили дара речи и вообще ощущения реальности! Сердце остановилось мгновенно, как и время, да и все движение мира вокруг!.. Все остановилось. И все потеряло смысл. Настя отвернулась, а я так и не смогла заставить себя пошевелиться или хоть что-нибудь сказать. И тогда вновь послышался ее голос: – Уходи… Сознание цеплялось хоть за какие-нибудь спасительные ниточки, каждая из которых тут же сразу и обрывалась. Может это сон или галлюцинация? Может это мой бред, мое больное, воспаленное воображение?! Или шутка, какая-то очень жестокая?.. Не могу поверить, что это происходит на самом деле! Но это происходило здесь и сейчас! Это была моя реальность – тяжелая, болезненная и жестокая, от которой уже никуда не деться, не переделать, не изменить и не спастись. Бесчувственными пальцами я потянула ручку, и дверца приоткрылась. В салон ворвался поток холодного зимнего воздуха. Вот и все. Вот я и осталась одна. Теперь совсем одна. Навсегда. Неужели это правда?! Ступив ногами на покрытый наледью асфальт и кое-как выбравшись из автомобиля, я все еще не могла поверить в происходящее. Не хотела верить! Захлопнув дверцу, я ступила пару шагов по тротуару, но не сумела сдержаться, остановилась и оглянулась назад. В салоне машины было темно, и я могла лишь слегка разглядеть очертания Настиного силуэта. Она не смотрела мне вслед и сидела все так же, будто согнувшись из-за невыносимой боли. Меня и саму уже сгибало пополам от слабости и судорожных спазмов в груди. Промелькнула мысль о том, что надо может хотя бы попрощаться как-то нормально, а не просто взять и уйти… Ведь я не доживу до утра. Это точно. Даже до полуночи не доживу. Разве теперь остался хоть малейший смысл жить?! Не жить даже – существовать. Прикрыв рот ладонью из-за рыданий, нахлынувших наконец мощной и неудержимой волной, я сделала несколько нетвердых шагов в сторону подъезда. Она не нуждается больше в моих словах. Что уже говорить о прощании! Было бы вполне закономерно услышать сейчас звук срывающегося с места автомобиля, но вместо этого позади меня вдруг хлопнула дверца и послышался стук каблуков. Я невольно остановилась и оглянулась – Настя обошла машину и торопливыми шагами направлялась ко мне! Она не прятала лица, хотя было отчетливо заметно – слезы все-таки выступили на ее глазах! Я сделала шаг ей навстречу, еще один, несмело и опасливо, будто ожидая и боясь в глубине души ложного порыва чувств. Может я просто что-то забыла в машине, и она вышла из-за этого?.. Но нет! Нет! Это было не так! Через секунду Настя была уже рядом со мной и поспешно прижала меня к себе со словами: – Я не могу отпустить тебя, Ксюша… Я просто не могу этого сделать! Почувствовав новый приступ дрожи и слабости во всем теле, едва не теряя сознание, я даже ничего не могла ей ответить – просто плакала без остановки, даже вдохнуть нормально не получалось! Лишь спустя несколько минут я сумела овладеть немного своим голосом и проговорить: – Не прогоняй меня, пожалуйста!.. Только не прогоняй! Ты нужна мне больше жизни! Только ты одна у меня и осталась, Настенька… Я уже давно выронила из рук все свои вещи, чтобы обнять Настю и даже просто вцепиться в нее, но теперь я вдруг ослабела окончательно. Ноги перестали держать меня, и я опустилась на колени на этом холодном и заледенелом асфальте тротуара. Настя поддержала меня, чтобы я не упала, и немедленно склонилась ко мне, положив ладони на мои плечи. – Встань сейчас же! – сказала она еще не строго, но недовольно и немного взволнованно. Но я прижалась к ее ногам и, не обращая внимания ни на холод, ни на случайных прохожих, которые могли все это наблюдать, была не в силах остановить поток рыданий, смешавшихся с почти бессвязной речью! – Не бросай меня… Прости… Ты очень нужна мне! Очень!.. Прости меня… Я сошла с ума… Совсем сошла с ума! Настя!.. Настя нетерпеливо взяла меня за руки и потянула к себе. – Вставай на ноги немедленно! – сказала она несколько раздраженно. – Здесь холодно! Поднимайся же ты! Самой у меня не хватило бы сил встать, но с ее помощью я кое-как справилась с этим, но сразу же снова прижалась к ней, не желая отдаляться ни на шаг, ни на сантиметр! – Прости меня, Настя!.. Я совершила ужасный поступок! И я боюсь того, что натворила! Прости меня… Она прижала меня к себе и отозвалась без недовольства или раздражения, но как-то снова тихо и будто бы виновато: – Умолкни, Ксения. Я не стану все это обсуждать… Я просто не могу… Не сейчас. – Но… – Я сказала – затихни! – произнесла она уже значительно тверже, и я поспешно сомкнула губы. Я готова заткнуться, я готова даже попытаться не дышать! Да что угодно! Потому что она не отстранила меня от себя, не разомкнула своих объятий и не сказала проваливать на все четыре стороны! Нет, она лишь приказала мне замолчать… И я замолчала, не произнеся больше ни единого слова. Вот только судорожные всхлипы побороть никак не удавалось. Настя собрала мои растерянные вещи, взяла меня под руку и проводила обратно к машине. Открыв передо мной все ту же заднюю дверцу она тихо сказала: – Садись. Не смея медлить, я уселась на сиденье, дрожа всем телом, боясь сделать что-то не то, опасаясь вновь начать говорить слова, которые, судя по всему, ее очень злили и раздражали… Я не посмею издать ни звука, пока она мне этого не позволит! Нет, нет, ни за что!.. И я даже поспешно зажала себе рот, чтобы не было слышно моих рыданий. Настя села за руль, и вскоре машина тронулась с места. У меня и в мыслях не было спросить, далеко ли мы направляемся. Это меня не волновало ни капельки! Самое главное, что Настя не прогнала меня прочь от себя! Но… Но что если я все еще раздражаю ее? Что если ей неприятно мое присутствие и она просто лишь пожалела меня, из жалости не прогнала?.. Как быть?! Боже мой, как во всем этом разобраться, если мне даже запрещено говорить с ней! В этом безумной эмоциональном хаосе я уже ничего не могла достаточно тонко почувствовать и понять. Впрочем, нет, я понимала, почему так происходит, хотя и очень горько было все это осознавать. Настя злится на меня. Злится и не знает, что делать. Ведь я пыталась ее покинуть, просто вычеркнула ее из жизни! Вернее, себя вычеркнула… Но суть от этого не поменялась. Она считает, что я перестала в ней нуждаться, потому что в самый последний и самый тяжелый момент решила все своим собственным способом, которому нет ни малейшего оправдания… За исключением того, что я тогда просто не соображала!