III

В землянке, где разместился штаб отряда, полным-полно партизан. От их дыхания коптилка еле-еле горит. Собрание сегодня необычное— в отряд прибыл комиссар, Петр Васильевич Лебедев, широколобый, сероглазый, бородатый мужчина лет сорока.

— Большинство присутствующих здесь— коммунисты или кандидаты в члены партии. Есть среди вас и комсомольцы. Наладить в отряде политико-воспитательную работу — дело нетрудное, народ здесь организованный, сознательный. Гораздо сложнее вести агитационно-массовую работу среди населения. А это крайне необходимо… В близлежащих деревнях немало молодежи, которая самоотверженно помогает партизанам. Надо, чтобы эта помощь была не от случая к случаю, а постоянной. Чтобы каждый советский человек, оказавшийся на временно оккупированной территории, чувствовал поддержку советской власти, поддержку нашей партии. Молодежь в деревнях чаще всего помогает нам только тем, что предупреждает о передвижении вражеских войск, сообщает о готовящихся бесчинствах, которые мы можем вовремя предотвратить. Но она мало оказывает нам боевой помощи, потому что совсем не вооружена. Нам необходимо перехватить вражеский эшелон с оружием. Затем мы должны передать оружие в деревни. Кроме того, наша партийная организация должна послать в населенные пункты наиболее стойких и проверенных подпольщиков. Выдадим подложные документы. Ну, например, о том, что был судим, подвергался репрессиям и так далее. Чтобы, одним словом, вызвать доверие у врага. Кстати, со мной прибыл работник прокуратуры, у него есть бланки и соответствующая печать. Он может вынести вам любой «приговор», — говорил Лебедев. Помолчав, продолжил: — Но это не единственный путь агитационно-массовой работы. Есть и другой, более ответственный и более рискованный путь — по заданию партии кое-кто из партизан должен втереться в доверие к фашистам и «заслужить» пост, например, старосты. Или, допустим, возглавить отряд полицаев. Для этого нужны талантливые и смелые люди, у которых есть способности разведчика. Тут, конечно, потребуется незаурядный ум, ловкость, хитрость, выдержка, потому что фашисты не такие дураки, как нам думалось вначале… Нельзя забывать, товарищи, и того, что в руках фашистов немало наших бойцов, попавших в плен после ранения. Фашисты издеваются над ними, никакой медицинской помощи не оказывают. Мы должны помнить об этих людях…

В заключение комиссар предложил в каждой роте и в каждом взводе провести партийные и комсомольские собрания, избрать парторгов и комсоргов.

Поздняя ночь. За столом, над картой с красными пометками, сидят Коротченко и Лебедев, усталые и озабоченные. Только что здесь были Павлик и Алим, вернувшиеся из разведки. То, что они рассказали, не порадовало командира отряда и комиссара — из города Ершичи вышел большой карательный отряд. Ему приказано во что бы то ни стало уничтожить партизанский отряд Коротченко. Слухи о дерзких действиях партизан дошли до главного немецкого командования. За уничтожение отряда обещана награда. За невыполнение приказа — разжалование.

Привычным жестом выдирая сосульки из бороды, Павлик рассказал обо всем, что им удалось узнать во время долгой и трудной разведки.

— Значит, каратели вышли из Ершичей сегодня вечером, — задумчиво прикинул Коротченко. — Снег нам поможет, к утру занесет все дороги, машины не пройдут. Фрицы заберут лошадей у местного населения, поедут в санях. Попытаются найти проводников. Они будут углубляться в лес, в поисках нашей базы. Враг понимает — пока не уничтожишь базу, отряд будет жить. База — это корень. База — наша основа, не только хозяйственная, но и моральная. Это наш родной дом, который мы должны защищать.

— Что вы предлагаете? — спросил Лебедев.

— Выйти навстречу фрицам и устроить засаду. Лучше всего это можно сделать у деревни Мостицкое. А как ты думаешь, Петр Васильевич?

— Насчет засады— согласен, — отозвался Лебедев. — Но где ее устроить— надо подумать. Во-первых, мы должны поторопиться, чтобы враг не успел узнать о наших планах, а во-вторых, посоветоваться с теми, кто хорошо знает местность. Карта— одно, а в действительности может быть другое.

— Я немного знаю эти места. Возле Мостицкого дорога проходит через большую поляну. С обеих сторон лес. Возле поляны поставим два «максима», чтобы пулеметчики встретили карателей огнем в лоб. А в лесу, по обеим сторонам, засядут наши партизаны, будут бить перекрестным огнем. Другого, более подходящего места я не вижу.

— Хорошо, уточним детали на месте… А сейчас, по-моему, надо снова послать разведчиков, чтобы они поскорее добрались до фрицев и не отрывались от них ни на шаг. Чтобы шли вплотную.

Задача эта была особенно трудной. Коротченко послал разведчиков во главе с Жилбеком.

…К вечеру следующего дня партизаны уже были в лесу возле деревни Мостицкое, в том самом месте, где командир отряда ночью решил устроить засаду.

Долго не появлялся Жилбек со своими разведчиками. Коротченко волновался — а вдруг нашелся какой-нибудь проводник и повел фрицев звериными тропами прямо на базу? Правильно ли поступил Коротченко, оставив на базе всего лишь роту Зарецкого?

Но оставить там основные силы — значит подвергнуть смертельной опасности тех, кто будет участвовать в непосредственной стычке с карателями здесь, возле Мостицкого.

Сколько немцев, куда они идут, чем вооружены? Пешком или на лошадях? По какой дороге? Может быть, еще не поздно послать подкрепление Зарецкому?

Жилбек принес неутешительные вести — карателей не менее двухсот. В три часа дня они прошли Артемовку и забрали лошадей с санями. Силы свежие, боями не измотаны. Вооружение: автоматы, два станковых пулемета и два ротных миномета. Едут быстро, — видимо, нашли опытного проводника. Есть подозрение, что параллельно с ними, по другой дороге, идет второй отряд…

Положение становилось угрожающим.

Менять засаду было поздно. Через полчаса в морозной дымке на дороге замаячили дозорные карателей. Они ехали смело, видимо не ожидая, что партизаны могут оказаться здесь. Сразу же за дозорными показались основные силы. Коротченко видел в бинокль, что немцам холодно. Время от времени они рысцой бежали возле саней, чтобы согреться. Некоторые солдаты, как печные трубы сгоревшего дома, уныло торчали в санях. Не по душе фашистам русская зима!

Каратели все ближе… Вот уже слышен и визжащий скрип полозьев. Партизаны молчат, ждут команды. Это уже не первый бой, когда рука то и дело тянется к спусковому крючку, а глаз берет на мушку врага, только-только появившегося на горизонте. У партизан уже есть опыт — знают, что лучше потерпеть, сдержаться, чтобы потом ударить наверняка.

Когда до передних оставалось не больше ста шагов, Коротченко скомандовал:

— За Родину, за партию, огонь!

Сразу заработали оба партизанских «максима». С двух сторон из-за деревьев затрещали автоматные очереди. Отряд немцев смешался, кони взвивались на дыбы, ржали, испуганно шарахаясь в стороны, ломая оглобли. А пулеметный огонь все косил и косил. Обезумевшая пара коней понесла сани с минометами. Одна лошадь рухнула на всем скаку, сраженная пулями, другая протащила ее по снегу метров двадцать и оборвала постромки. Через минуту пришедшие в себя минометчики открыли огонь. В лесу заохали мины, с воем полетели осколки, осыпая с деревьев снег. Партизаны придвинулись вплотную к фашистам. Минометный расчет был уничтожен гранатами.

Чувствуя, что партизаны берут отряд в кольцо, фашисты начали отчаянно пробиваться назад. На снегу темнели трупы в зеленых шинелях.

Коротченко приказал собрать вражеское оружие, взять с поля боя все, что в силах унести каждый.

Собрав оружие, партизаны двинулись на базу. Только сейчас, когда схлынула горячка боя, стал ощутим лютый мороз. Пролежав в снегу несколько часов, люди почувствовали холод, голод и усталость. Многие одеты в латаные-перелатаные шинели, в драные, залубеневшие на морозе полушубки, кое-кто в легких трофейных шинелишках, у многих на ногах опорки или валенки с дырами, заткнутыми пучком соломы. Коротченко, привыкший видеть подтянутых бойцов, в хорошо пригнанном обмундировании, веселых и бодрых, с болью смотрел на свой молчаливый, уставший отряд.