– М-да... С судом не затягивайте, – распорядился Хрущёв.

   – С судом... А судьи кто? – криво усмехнулся Серов.

   – То есть? – Никита Сергеевич забеспокоился. – А что не так с судьями?

   – Да как сказать... в общем, всё не так. Взяточники там. Один на другом сидит и третьим погоняет.

   – Где взяточники? – подскочил Хрущёв.

   – Да в московских судах! – Серов выложил перед ним ещё одну докладную записку.

   Осенью 1958 года к секретарю Дзержинского районного суда Москвы Нине Луковцевой зашёл муж её сестры, работник Дзержинской районной прокуратуры Борис Столярчук, и в обычном разговоре задал простой вопрос:

   – Нинка, деньги нужны? (История реальная, см. д.ф. «Дело судей» )

   Деньги предполагалось брать с родственников проворовавшихся работников торговли, взяточников, и подпольных предпринимателей. Мало кому из «хозяев жизни» хотелось отсиживать положенные 25 лет. Судебные работники предлагали за определённые, весьма немалые деньги, скостить срок, например, лет до трёх. Родственники с радостью соглашались, так как свободные деньги обычно у таких клиентов были.

   Первым клиентом, обработанным Луковцевой, но далеко не первым, кого увёл из-под возмездия Столярчук, был проворовавшийся директор крупного продуктового магазина Израиль Клейнберг. На кассации в Мосгорсуде полагавшиеся ему 25 лет заменили на три года.

   Три года вместо 25 стоили директору магазина 20 тысяч рублей – примерно годовая зарплата советского судьи. Нина Дмитриевна за оказанную «протекцию» получила свои первые две тысячи.

   Следующими были директора магазинов Терлецкий и Бухальцев.

   Помимо Столярчука и Луковцевой в преступной группе состояла жена Столярчука, сестра Луковцевой Ирина Миморская, также работавшая в судебной системе на мелкой должности.

   Районный Дзержинский суд работал совместно с городским судом, областным судом, прокуратурой, адвокатами. В каждом ведомстве были свои люди, складывались целые семейные кланы. Вот эти кланы постепенно подключались к общему делу. За пару лет преступное сообщество взяточников разрослось до нескольких сотен человек только в Москве, и дало метастазы в других городах.

   У взяточников от Фемиды был даже свой кодекс чести – обычных уголовников, убийц и насильников не вытаскивали, только крупных проворовавшихся торговых работников и «цеховиков». Это была первая «крыша» для торгово-промышленной мафии.

   Первым, летом 1959 года, (в реальной истории – летом 1960-го) был арестован Борис Столярчук. Как именно на него вышли – Серов не раскрыл. При задержанном была найдена записная книжка с невероятным количеством имён работников московской прокуратуры и судейского корпуса. Через неделю он попросил в камеру пишущую машинку, и напечатал список более чем из 100 фамилий судей, адвокатов и работников прокуратуры.

   Начались аресты. Одни задержанные сдавали других. Аресты в Москве проводил капитан Эдуард Айрапетов с группой сотрудников. Они на чёрной «Волге» ездили по судам и прокуратурам и задерживали взяточников на рабочих местах. Судью Веру Иванову арестовали прямо в зале суда. Вошли, попросили объявить перерыв, и увезли. Аресты в Москве продолжались в течение недели. Айрапетова и его «мальчиков» в судах начали узнавать в лицо. В провинции процесс «чистки рядов судебной системы» растянулся на два года.

   Не обошлось без трагических курьёзов. Судья Московского городского суда Алексей Ярцев в перерыве вышел в буфет, выпить стакан чая. Увидел в окно подъехавшую «Волгу» капитана Айрапетова, решил, что приехали за ним, упал и скончался на месте от обширного инфаркта. Оказалось, что приезжали за другим судьёй. (Реальная история)

   Суды над судьями и прокурорами начались только в 1961-м году (в реальной истории – в 1962-м). Это расследование проходило без особой огласки – уж очень позорные вскрылись факты. Следствие долго пыталось выявить «организованную преступную группу», с центральным руководством и «кассой взаимопомощи». Таких структур у обвиняемых не было, поэтому попытка пришить судьям участие в ОПГ развалилась. Но и без того дело получилось громкое. Села вся верхушка Московской судебной системы, прокуратуры, и много известных адвокатов, всего более 500 человек. Было два расстрельных приговора, организатор первой преступной группы Борис Столярчук получил 10 лет. Выйдя на свободу в начале 70-х, он через несколько месяцев свёл счёты с жизнью. (Реальная история, только сроки сдвинуты на 1 год раньше. http://www.mk.ru/social/2010/12/09/551004-myi-ne-brali-vzyatki-s-ubiyts-i-nasilnikov.html). После этого процесса взяточничество в московских судах надолго прекратилось. (В реале – на 20 лет)

   С ворами, валютчиками и взяточниками из числа кооператоров и «цеховиков» разобрались быстрее. Георгий Петрович Зуйков, подпольный миллионер, был приговорён к расстрелу. (Реальная история)

   Леонид Степанов, букинист, был обвинён в хищении социалистической собственности в особо крупных размерах. Суд также приговорил Степанова к расстрелу. (В реальной истории расстрел заменили на 15 лет, через 2 года Степанов умер в лагере). Одновременно проходили процессы в других магазинах букинистической торговли. Все руководство Ленкниги снято с должностей. В центральных и ленинградских газетах о «Степанторге» и Степанове писали: «Он словно хищный жучок подтачивал души своих подчиненных подкупом и подачками» . (Там же, http://www.kommersant.ru/doc/2404904)

   Всего по делу Леноптторга и Минводторга сели 52 человека.

   Валютчики Рокотов, Файбишенко, Яковлев были осуждены к высшей мере наказания по вышедшему в 1957 году Указу «Об мерах по усилению борьбы с преступностью и ужесточении наказаний за тяжкие преступления» (АИ)

   В Москве, Ленинграде, Минске, Баку, Бресте, Киеве, Харькове, Риге и некоторых других городах Советского Союза органы государственной безопасности за этот период времени разоблачили ряд крупных спекулянтов валютными ценностями. Газеты писали об открытых судебных процессах над валютчиками. Эти сообщения и открытые судебные процессы имели большое предупредительное значение. В результате уже в 1960 году «черный рынок» был в значительной степени парализован.

   По результатам проведённого в 1957-58 гг расследования фактов тяжких преступлений в Азербайджане было установлено, что во многих случаях эти преступления совершались на почве национализма.

   В декабре 1958 года Первый секретарь ЦК компартии Азербайджана Имам Дашдемир оглы Мустафаев был вызван в Москву и предстал перед Президиумом ЦК КПСС. В присутствии членов Президиума Генеральный прокурор СССР Роман Андреевич Руденко зачитал докладную записку министра внутренних дел Дудорова, а затем изложил результаты расследований, проведённых в республике в период 1957-1958 гг. (АИ)

   Мустафаев пытался выкрутиться, но его объяснения никого не убедили. Иногда они звучали и вовсе смехотворно. Например, множество случаев драк с поножовщиной он объяснил просто:

   – Товарищи, это же Кавказ! У многих наших народов кинжал считается деталью национального костюма. Народ южный, горячий, чуть слово не так сказал...

   – Знаем, слышали, – ехидно ответил Никита Сергеевич. – «Я стою, чищу апэлсин, он подошёл, наткнулся на нож, и так восэмь раз...»

   Все засмеялись. Однако Хрущёв явно хорошо подготовился:

   – Владимир Никифорович!

   На заседаниях Президиума ЦК протокол вёл обычно не Шуйский, а заведующий общим отделом ЦК Владимир Никифорович Малин.

   – Владимир Никифорович! Занесите, пожалуйста, объяснение товарища Мустафаева в протокол, – сказал Первый секретарь ЦК. – А заодно запишите: «В связи с участившимися противоправными действиями в республиках Закавказья, имеющими подчёркнутую националистическую окраску, рекомендовать местному русскому населению ношение русского национального костюма». Записали? Пишите дальше: «Признать неотъемлемым элементом русского национального костюма пистолет ТТ, или винтовку Мосина, или автомат Калашникова». А что? Шутить так шутить. А если нашу шутку некоторые «горячие народы» не оценят, так мы можем заодно признать танк национальным русским средством передвижения.