Изменить стиль страницы

Держи карман шире… Дорога Королей не шутит, дорогой мой, и жалости не знает… Роскошная спальня, огромная овальная постель, белая, на ней обнаженная Мара в объятиях столь же не обремененного одеждой принца, процесс в разгаре…

Побыстрее убравшись оттуда, Сварог налил себе еще. Хотелось, чтобы вокруг грохотало и ревело, чтобы трещало пламя и все живое разбегалось, чтобы…

Дилинь-дйлинь-дилинь!

Кого еще черт принес? Пройдя к двери энергичной злобной походкой голодного хищника, Сварог нажал клавишу. За дверью стояла очаровательная принцесса Гаиния, по-прежнему выглядевшая чуточку печальной.

А почему бы и нет? — сердито подумал Сварог. — Если вы так, то мы можем и этак, тоже, знаете ли, скучать не будем…

И открыл дверь. Принцесса вскинула на него зеленые глазищи, тихо сказала с ненаигранной вроде бы с робостью:

— Я решилась прийти…

Врала, конечно. То-то барон на прощанье обронил, что тоска излечивается не только бокалами. Но, в конце концов, какая разница?

— Прошу вас, — он посторонился. Не без легкого цинизма подумал, что принцессу как-то даже и не положено с порога тащить в спальню, необходим минимум светского обращения. — Садитесь. Что выпьете?

Она указала взглядом на высокую бутылку красного вина. Сварог со всем политесом наполнил бокал. Красавица неспешно, но целеустремленно осушила его до половины. Сидела, сдвинув коленки, будто первоклассница — не то что там, в ресторанчике, где преспокойно закидывала ноту на ногу. Как ни пытался Сварог вызвать в душе злость и к ней, плохо получалось. Стояло неловкое молчание, самому ему ни о чем не хотелось говорить, а принцесса помалкивала — скромница, чтоб ее, невинное создание, ага… Что-то плохо верится.

Наконец она подняла глаза, произнесла с таким видом, словно долго не решалась заговорить:

— Некоторые у нас говорят… Как вы считаете, мы сможем обрести душу, оказавшись… там у вас, наверху?

Сварог в этом сомневался, и крепко. Не верилось как-то. Душа человеку дается при рождении, и никак иначе — уж это-то он из разговоров с братьями-монахами и отцом Груком накрепко уяснил. И тем не менее… И тем не менее он поймал себя на том, что искренне жалеет эту в прямом смысле слова бездушную куклу, ничем на вид не отличавшуюся от обычного человека. Мысль эту, конечно, следовало прогнать подальше: пожалеешь одну, начнешь жалеть других а там и всех — ну, почти всех…

Все же он сказал, стараясь, чтобы его голос звучал как можно более убедительно:

— Некоторые у нас считают, что именно так и будет обстоять. В глазах у нее мелькнула неприкрытая радость:

— Правда? Вот хорошо… Жутковато бывает, когда знаешь, что потом не будет ничего…

Ладно, сказал он себе, представь, что тебе все это снится. Одного из персонажей твоего сна можно и пожалеть, это ровным счетом ни на что не влияет… Позволяет остаться спокойным и хладнокровным, четко печатающим шаг по Дороге Королей. Сон, и все тут, мало ли какими реалистичными выглядят иные сны…

Принцесса отставила бокал и встала. Опустила глаза. Все сон, еще раз напомнил себе Сварог, медленно поднялся, подошел к ней и положил руки на плечи, притянул. Она подчинилась, шепнула на ухо:

— Пойдемте в спальню…

Глава X

Сюрпризы чередой

Вопреки легкому беспокойству, ночная гостья никаких особенных беспокойств не доставила, так что и лицедействовать не пришлось. После всего она (чего Сварог терпеть не мог) она не стала плести никаких романтических бредней и не пыталась у него ничего выведать. Так что пришлось согласиться: барон ее подослал не в качестве агентессы, а просто-напросто принимал гостя по полной программе. Правда, одно время она, хоть и достаточно робко, принялась задавать вопросы оверхнем мире: но именно такие, какие могут быть продиктованы именно любопытством. Сварогу не особенно и хотелось читать ей подробные лекции о внешнем мире, и он отделался — не моргнув глазом, ответил: слишком долго было бы рассказывать о том и об этом, ты сама все равно скоро многое увидишь, милая… Она особенно не настаивала: оказалась не то что особенно робкой, но, конечно же, давно уяснила положение женщины в этом мире, и свое собственное тоже. Так что сон оборвался на рассвете — с провожанием до двери, поцелуем в щеку и заверением, что все будет хорошо.

Оставшись один, он подошел к окну. Наступал серый, мутноватый рассвет, окружающий мир выглядел как-то мрачновато, даже охранник с собакой, лениво проходивший по дорожке поодаль, выглядел так, словно отбывал досадную повинность (то же самое выражение удивительным образом читалось и на морде собаки). Вновь вернулась злость на все, учиненное вчера Марой — но какая-то уже устоявшаяся, скорее зудящая, чем болезненная. Он подумал — точнее, вспомнил, — сколько девиц оприходовал со времен знакомства с Марой. И она ни разу не высказывала ни малейших претензий, наоборот, иных сама отправляла в королевскую спальню. Не умела ревновать, и все тут. Так что справедливости ради следовало и ему один-единственный раз стиснуть зубы и потерпеть — тем более что все происходило в интересах дела, как тогда, в Равене…

Он пробежался по апартаментам Мары — и нигде ее не обнаружил. Спать что-то не хотелось (может, и впрямь некая адаптация к Токерашу пришедшего сверху человека), развалился на роскошной постели и отправил мысленный взор туда; куда и раньше хотел заглянуть, но не нашел времени: в один из исполинских ангаров базы подводных лодок.

Странный оказался какой-то ангар. Начать с того, что туда вел отдельный туннель — никак не сообщавшийся с тем помещением, где расположились боевые субмарины, — но охранявшийся, пожалуй, даже крепче, чем первый. В отличие от базы боевых подлодок, где добрая треть эллингов оставалась незанятой, здесь стояли на швартовах все тридцать две лодки — и каждая не менее чем на треть длиннее боевой. И что самое интересное, все они до одной, такое впечатление, были не боевыми, Конечно, были и спаренные носовые орудия, и торпедные аппараты, но у каждой позади овальной рубки имелся один-единственный грузовой люк, наподобие того, что был и у него на Рагнароке. Голову прозакладывать можно, лодки все до одной грузовые. Причем возле них, в том потаенном ангаре не было ни малейшей суеты: ни грузовиков, ни погрузчиков, ни матросов. Разве что там и сям идеально расхаживали часовые, и было их гораздо больше, чем в отсеке боевых. Попробовал заглянуть внутрь одной — умение не подвело и здесь. Посмотрел вторую, третью. Действительно, в корме не видно к боевых частей — только обширные грузовые трюмы, а в некоторых еще, в носовых отсеках — еще и самые настоящие салоны, с креслами, чересчур удобными для простых моряков… Интересно, на что это такое он наткнулся? Обычные грузы, он давно убедился, как раз и перевозили на боевых подлодках, вовсе не снабженных подобными удобствами для путешественников (хотя роскошные кают-компании для офицеров, конечно же, и там имелись). Или это кто-то из дэнго порой выбирается на экскурсии наверх с большим комфортом, как истинным владетелям страны и полагается?

Он встрепенулся, когда часть сознания, оставленная словно бы на страже, подала сигнал. Торопливо оделся, вышел в коридор и, не колеблясь, нажал клавишу звонка в апартаменты Мары, когда увидел, что она, в роскошном белоснежном халате до пят, вышла из ванной с самым безмятежным видом, села в кресло, налила себе золотистого вина.

Мара открыла сразу же, с безмятежной улыбкой, как будто ничего вчера и не произошло, впустила его, кивнула на свободное кресло:

— Выпьешь что-нибудь? Сердишься, конечно? Не забыл, что я тогда тебе говорила в Равене? Ты у меня один, а если временами, очень редко, что-то и случается, то исключительно для пользы дела… Ну, не смотри ты на меня так, я же никогда не ревновала ко всем твоим девкам и не намерена этого делать впредь. Мало лй как в жизни оборачивается… Ты бы без меня, скоро сам признаешь, блуждал бы в потемках неизвестно сколько времени… Поблагодарил бы лучше.