Мальчик стоял бледный, испуганный. Что это она городит? Почему это папа у них один?.. Что ли, Евгений Иванович — его папа?.. А кто же тогда посылает подарки из тайги? Белка, например, и сейчас живет себе, поживает…

Женька-два внезапно поднялась и тонким срывающимся голосом крикнула ему в лицо:

— Мать твоя плохая! Она виновата, что папа с вами не захотел! Хороших не бросают! — повторила она слова Людмилы Петровны.

Мальчик вздрогнул, как от удара.

— Не смей! Не смей так говорить про мою маму! — в его лице было столько решительности, что она испугалась, но не отступила.

— Ударь! Ударь!

— Я женщин не бью, — вскинувшиеся, было, кулаки опустились. — Но если ты еще раз посмеешь…

— А папу ты все равно не получишь, понял? Не нужны вы ему!

Женька-раз закусил губу, повернулся и медленно пошел прочь. А вслед ему неслось победно и зло: «Не нужны! Не нужны! Так и знайте!»

7.

Над обрывом росли два огромных кедра. Земля с краю осыпалась, и могучие корни великанов нависли просторным карнизом. Вокруг пышно разрослась акация, совершенно скрывая его от посторонних глаз. Женька-раз открыл это место случайно, когда в лагере играли в «Зарницу», и он был разведчиком «зеленых». С тех пор он часто приходил сюда, особенно когда хотел побыть один.

Карниз тогда превращался то в капитанский мостик пиратского фрегата, то в площадку подъемника, возносившего космонавта Сергеева к люку межзвездного корабля, то в прочный и легкий плот, на котором великий мореплаватель Ж. Сергеев пересекал океан.

Но сегодня играть не хотелось. Ни во что…

«Может, она все перепутала?.. Зачем она сказала про фотографию?.. И зовут нас почему-то одинаково, даже отчество у меня такое же — Евгеньевич…» — мысли носились, как испуганные мыши в поисках выхода, в панике натыкаясь на углы и стены.

Мальчик вспомнил, когда ему исполнилось семь лет, мама сказала: «Ну вот, Евгений Евгеньевич, ты стал совсем взрослым, теперь тебе придется ходить в школу», — и подарила настоящий, на ремнях, ранец с пеналом и книжками.

Женька сидел на упругом ковре из коричневых иголок, осыпавшихся с веток. Иголки кололи голые ноги, мальчик попытался их разгрести, но — тщетно: сухо потрескивая, они царапали ладони и упрямо засыпали только что расчищенное место.

Какой-то глупый мурашек зацепился за Женькин палец, и, не зная, как спуститься на землю, бегал по нему взад – вперед. Мальчик опустил руку, и мураш мгновенно зарылся в иголки — спрятался.

«Что же было еще?» — Женька наморщил лоб. Вспоминать «нарочно» было трудно и непривычно. Когда же они с мамой первый раз говорили об отце?.. Кажется, в детском саду. Ну, да. Потому что детсадники спросили. Ирка Радунская все докапывалась. Рыжая такая, даже на руках — конопушки, и нос — пуговкой, и на нем тоже рыжие пятнышки. Все рыжие противные. Это она первая тогда налетела: «А у Сергеева отца нету! Не-е-ту!» — и язык еще показала!

Женька ясно увидел себя, окруженного ребятами, которые с любопытством ждали, что он ответит. И он тогда понял, что надо, обязательно нужно что-то сказать. Непременно сейчас! Иначе задразнят, иначе он будет не такой, как все.

— Есть! А вот есть! — выпалил Женька.

— А почему же он никогда не приходит? — хитро наклонила голову Ирка. — Почему?

— Потому, что кончается на «у», — тянул время мальчик. Щеки пылали и почему-то стало трудно дышать. — Папа — летчик! — неожиданно для самого себя крикнул он. — И летает все время, поняла?

Казалось, сердце вот-вот разорвет рубашку и выпрыгнет. Он никогда не обманывал, и ему стало очень страшно.

Женька едва дождался прихода мамы. Она сразу догадалась, что у него что-то случилось. Она присела на корточки и стала разглаживать ему бровки. Это всегда помогало Женьке успокоиться.

— Что, сына? Ты хочешь меня о чем-то спросить?

— У меня есть папа? — они всегда так говорили с мамой — прямо.

— Есть, — она немного побледнела и посмотрела сыну в глаза.

— А где он? Почему он к нам не приезжает?

— Твой папа — летчик… — начала мама и замолчала, как будто ей стало трудно говорить.

— Летчик! Летчик! — засмеялся Женька. — Мама, правда?!

— Правда…

Женька запрыгал, захлопал в ладоши и повис у матери на шее.

— Ты чему так радуешься? — осторожно разнимая его руки, спросила она.

— Как ты не понимаешь? — Женька удивленно посмотрел на маму. — Он —летчик, значит, летает на самолетах. Поэтому ему некогда. Вот он и не приходит.

— Твой папа очень хороший человек, — тихо произнесла мама и обняла Женьку.

— Ну да, хороший, — мальчик снова удивился: странная какая-то сегодня мама — простых вещей не понимает.

С тех пор они почти не разговаривали об отце так, как в тот раз. Но Женька все равно знал про него все.

Он представлял отца на быстром самолете, как тот летит над холодным морем и сбрасывает прямо на рыбацкий корабль письма и сети, и удочки, и другие нужные вещи. А полярникам, которые жили на льдине с флагом, отец привез один раз огромную живую елку, зеленую, с блестящими разноцветными шарами, почти такую же, как стояла в Новый год у Женьки дома.

Больше детсадники не приставали к нему с дурацкими вопросами. Они завидовали Женьке: не у каждого отец — летчик!

Тут он вспомнил один случай, после которого стал самым важным человеком в детском саду. Ребятишки из малышовой группы ходили тогда за ним толпой. А из других — подлизывались: кто жвачку принесет, кто шоколадку. А Ирка Радунская даже апельсин большущий отдала, которым её бабушка угостила. Женька вздохнул: сколько он тогда сладостей перепробовал! И все из-за Снежка, из-за лайки. Мама её из тайги привезла. Он сам ошалел от радости. Бегал вокруг собачки и поминутно спрашивал:

— Она настоящая?

Мама смеялась:

— Конечно. Видишь, вон уж и лужа под ней.

— От снега? — понял Женька.

Он улыбнулся воспоминаниям: какой же он был дурачок!

Лайку поэтому и назвали «Снежком». Щенка устроили на ночь в коробке из-под торта. Он немного повозился, повизгивая, но вскоре привалился к стенке коробки, откинул в сторону толстые лапы и засопел.

А когда они с мамой прощались перед сном, Женька, накручивая на палец шелковистую мамину прядку, попросил:

— Ты напиши папе «спасибо», ладно?.. За Снежка. Его ведь папа подарил?

Мама поцеловала его и сказала:

— Ты угадал. Вернее, мы вместе: папа и я.

Женька вздохнул. Неужели Евгений Иванович и есть его настоящий папа?! В носу защипало. Хорошо девчонкам: реви, сколько хочешь…

Солнце торопливо спускалось в тайгу. И темнота, которая до этого пряталась на дне оврага, начала взбираться вверх по склонам, проглатывая кусты и деревья. Она уже тянулась к Женькиным ногам, обдавая их сырым и холодным дыханием.

Заиграл горн: «На линейку пора! На линейку пора!»

Нужно было возвращаться…

Женька пришел, когда все уже построились возле флага правильным четырехугольником. Светка Малышкина, их командир отряда, накинулась на него:

— Ты что, Сергеев, выделываешься?! Тут рапорт сдавать надо, а он гуляет! Мы с ног сбились — тебя искали! Думали, что ты из лагеря сбежал. Говори, где был!

Строй рассыпался, и Женька увидел вокруг множество глаз, устремленных на него. Сгорая от любопытства, таращились малыши. Издали поглядывали воспитатели и вожатые.

«Все знают!» — пронеслось в голове. Женьке захотелось немедленно уйти, убежать из этой живой «клетки».

— Пустите!

Ребята неохотно расступились, и он прямо перед собой увидел Людмилу Петровну. Женька совсем не ожидал этого и окончательно смутился, растерялся. Людмила Петровна подошла к нему, положила на плечо руку и начала что-то говорить. Он плохо слышал и все старался отодвинуться от её руки, но это ему никак не удавалось.

Все смотрели на них. А Женька вдруг вспомнил, что у него сзади на рубашке дырка, прожженная угольком от костра, а голубая пилотка совсем побелела от солнца.