Места его детства изменились: там, где двадцать пять лет назад росла трава и паслись коровы, сейчас стояли каменные дома; набережную облицевали гранитом и через каждые пять метров поставили чугунную тумбу; от них тянулись тяжёлые цепи, на которых раскачивались ребятишки. Молодые деревья в парке стали высокими и пышными. Жюлю показалось, что вдвое уже стала Луара, — всё изменилось вместе с человеком, и то, что в детстве воспринималось как нечто очень большое и широкое, сейчас стало очень маленьким и узеньким. «Лучше ли теперь, чем было раньше?» — думал Жюль.
В одном отношении лучше: город застраивался, расширилась железнодорожная сеть, появились поезда под названием «курьерские», дома освещались газом и цены на свечи сильно упали, но вздорожали хлеб и мясо; увеличилась цифра самоубийств: четверть века назад люди бросались в реку, сейчас они ложились на рельсы под бегущий поезд. Четверть века назад хроника происшествий регистрировала одного самоубийцу в месяц, сейчас один самоубийца приходился на каждые пять дней. Богатые богатели, беднели бедные; техника не принесла облегчения простому, маленькому человеку, — техника работала в пользу тех, кто пользовался чужим трудом. Очевидно, нужно было что-то переменить, переставить, — но что, где, как?
Жюль задумался над этим, но ответа найти не мог. Ему казалось, что несправедливость и неравенство будут исчезать по мере успехов в области науки; вот человек изобретает такие аппараты, которые позволят ему переговариваться на расстоянии и летать по воздуху долго, далеко и быстро; человек осветит своё жилище электричеством, ускорит все способы передвижения и связи, и тогда все будут одинаково довольны, обеспечены всем необходимым, счастливы, сыты…
Стемнело, когда Жюль возвратился в дом отца. Пьер Верн и старенькая мадам Софи нянчились с Мишелем; Онорина стряпала, наслаждаясь покоем и уютом тихого мирного дома. Жюль скучал. Его уже тянуло в Париж. Новый роман беспокоил его воображение, стучался в мозг и настойчиво звал к работе. Жюль на следующий же день взял из библиотеки необходимые пособия и сел за работу — наиболее сложную, ту, что называется подготовительной и вовсе неведома читателю. Но одних пособий для такого рода романа было недостаточно, и Жюль, погостив у родителей неделю, один уехал обратно, в Париж, и прямо с вокзала отправился к Сен-Клер-Девилю. С ним он беседовал до утра. Ему он читал каждую главу «Путешествия к центру земли», принимал все его указания и поправки.
Этот новый роман был написан в четыре месяца. Этцель собственной своей персоной пожаловал к Жюлю, поздравил его и сказал:
— Как человек, сам причастный к литературе, я восхищен вами, друг мой! Как издатель, я хочу получить от вас через полгода новый роман. Могу я узнать, что именно вы дадите мне?
— Путешествие на Луну — хотите? — с таинственным видом произнёс Жюль.
— На самом деле или только в вашей книге? — спросил перепуганный Барнаво.
— Пока что в моей книге, — ответил Жюль.
— Того и гляди, вы опуститесь на дно океана, необыкновенный Жюль Верн, — почтительно проговорил Барнаво.
Отныне и мы, мой благосклонный читатель, будем называть героя романа не Жюлем, а почтительно — Жюлем Верном.
«… Необходимо, однако, добавить, что члены Пушечного клуба не ограничивались изобретениями и вычислениями. Они платили собственной жизнью для торжества своего дела. Среди членов Пушечного клуба имелись офицеры всех рангов — от поручика до генерала, военные всех возрастов, новички в боевом деле и кончившие свою военную карьеру. Многие члены клуба легли на поле брани, и имена их занесены в Почётную книгу клуба, а у множества других, вернувшихся с войны, остались неизгладимые следы их храбрости… В клубе, у его членов, можно было найти целую коллекцию костылей, деревянных ног, искусственных рук и челюстей, серебряных черепов и платиновых носов. Статистику Питкерну мы обязаны следующими любопытными вычислениями: он установил, что в Пушечном клубе на четырёх человек приходится только по одной руке (настоящей) с дробью и лишь по две настоящих ноги на шестерых…»
Жюль Верн отложил перо. Работать помешали: пришёл Надар. Но он-то как раз и был нужен. «Я всегда прихожу кстати», — любил говорить Надар.
— Садитесь. Когда-то вы предлагали мне лететь под облака. Теперь я предлагаю вам лететь на Луну.
— В вашем романе?
— Пока что да. Хотите?
— С величайшим удовольствием! Очевидно, я уже лечу, не правда ли? Сужу об этом по количеству исписанной бумаги.
— Всё это черновики, — устало проговорил, Жюль Верн. — Дьявольски трудно даётся мне этот роман. Математические расчёты сделал мой кузен — профессор Анри Гарсе. Расчёты, так сказать, социальные произведены мною. Действие романа происходит…
— В наши дни, — перебил Надар.
— В Америке, — добавил Жюль Верн. — Только что окончилась гражданская война. Для членов Пушечного клуба настал мёртвый сезон. Они нажились в дни войны и теперь изрядно скучают. Один из героев романа, математик Мастон, заявляет: «Ещё не всё потеряно, всегда возможны международные затруднения, они позволят нам объявить войну какой-нибудь заатлантической державе. Не может быть, чтобы французы не потопили какого-нибудь нашего корабля, не может быть, чтобы…».
— Ваш американец настроен так воинственно против нас, французов! — вскипел Надар.
Жюль Верн улыбнулся. Надар опять вскипел:
— Вы берётесь за политические темы! Не ожидал от вас этого!
— Наука — всегда политика, — кстати и неожиданно для себя произнёс Жюль Верн. — Мои герои решают послать на Луну пушечное ядро. Так вот, не угодно ли послушать текст телеграммы, которую получил Пушечный клуб? Телеграмму эту послали вы, Надар!
— Я?.. — Рука Надара потянулась к усам.
— Вы. Слушайте: «Замените круглую бомбу цилиндроконическим снарядом. Полечу внутри. Приеду на пароходе „Атланта“. Мишель Ардан». Вы мне позволите это? У вас будут спутники — Барбикен и Николь.
— Ардан? Ловко! Спасибо! Позволяю тысячу раз! Прочтите, пожалуйста, что вы написали про меня! Ардан! Мне и в голову никогда не приходило этак переставить буквы! Гениально! Ну, что же вы написали про меня, — сгораю от нетерпения!
Надар узнал об этом восемь месяцев спустя, когда роман «С Земли на Луну» появился на страницах «Журналь де Деба».
Учёные — математики и астрономы — принялись за проверку вычислений фантастического полёта на спутник нашей планеты. Большая парижская газета дала отзыв о романе, и, между прочим, были в нём следующие строки: «Фантастический полёт, талантливо описанный нашим изобретательным и учёным писателем, когда-нибудь будет совершён в реальности. Дело, в сущности, за небольшим: необходимо соорудить такой снаряд, который достигнет поверхности Луны. Будем надеяться, что кто-нибудь из наших соотечественников изобретёт нечто похожее на то, что изобразил наш талантливый Жюль Верн. Когда и кто — вот что сегодня неизвестно…».
Американские газеты и журналы запрашивали Жюля Верна: когда будет выпущено окончание романа «С Земли на Луну»? Такой же вопрос задавали автору и во Франции. Жюль Верн ответил всем им в газете «Эхо Парижа»:
«Ничего страшного не случится с героями, если они побудут в роли спутника Луны полтора-два месяца. Продовольствием они обеспечены на три месяца. О судьбе смельчаков сообщу в книге, которую рано или поздно напишу.
Жюль Верн».
Школьники Парижа прислали к нему на дом депутацию. Четырнадцатилетний мальчуган наизусть прочёл обращение к популярному писателю: тридцать четыре школы — пятнадцать тысяч учеников — просят Жюля Верна написать географический роман, в котором были бы и приключения, и полезные сведения из области науки.
Растроганный Жюль Верн ответил:
— Охотно исполню вашу просьбу!
— Поскорее, — сказал глава делегации. — Такая книга поможет нам учиться.
— Приложу все мои силы, — сказал Жюль Верн. — Может быть, такую книгу я напишу через год-полтора.
Депутация хором произнесла: «Ого!»
— Если это будет так скоро, то, наверное, ваша книга получится тоненькой, страниц на двести, — разочарованно вымолвил один из членов депутации.