ГРЕК. О Афины, Александрия, Рим, вам грозит разрушение. Бьется сердце призрака. Человек умирает. О Гераклит, теперь твои слова стали понятны. Бог и человек умирают в жизни друг друга и живут в смерти друг друга.
Музыканты встают, один из них или все поют заключительную песню. Если пьеса поставлена в частной комнате или в студии, они открывают и закрывают занавес, как в моих пьесах для танцоров, если она поставлена в театре «Пикок», то они сдвигают занавес на просцениуме.
Слова на окне
1934
Памяти леди Грегори, в доме которой была написана эта пьеса
Доктор Тренч.
Мисс Маккенна.
Джон Корбет.
Корнелий Паттерсон.
Абрахам Джонсон.
Миссис Маллет.
Миссис Хендерсон.
Меблированная комната, кресло, перед ним журнальный столик, два стула по левую или правую сторону. Камин и окно. Чайник на каминной полке и чайные чашки с блюдцами на шкафу для посуды. В задней стене немного вправо дверь. В нее виден холл. Слышится стук дверного молотка. Мисс Маккенна проходит через холл, открывает дверь и возвращается в холл с Джоном Корбетом, которому года двадцать два-двадцать три, и доктором Тренчем, которому между шестьюдесятью и семьюдесятью.
ДОКТОР ТРЕНЧ (в холле). Позвольте вам представить Джона Корбета из баллимонийских Корбетов, который в настоящее время является студентом Кембриджского университета. А это мисс Маккенна, наш энергичный секретарь.
Они входят в комнату, снимают пальто.
МИСС МАККЕНА. Я полагала, что лучше мне самой представить вас остальным. Так как у нас здесь почти средневековая жизнь, то нежелательно, чтобы люди судачили о спиритизме. Подайте мне ваши пальто и шляпы, и я унесу их в свою комнату. Она как раз напротив через холл. Присаживайтесь. Верно, ваши часы спешат. Миссис Хендерсон лежит, она всегда лежит перед сеансом. У нас есть еще минут десять. (Она выходит, унося пальто и шляпы.)
ДОКТОР ТРЕНЧ. На мисс Маккенна лежит вся практическая работа в Дублинской спиритической ассоциации. Вместе с миссис Хендерсон она ведет переписку и уговорила владелицу сдать ей эту большую комнату и маленькую комнатку наверху. У нас ведь небогатая ассоциация, и мы ничего не можем гарантировать. Миссис Хендерсон пришлось на свой страх и риск покинуть Лондон. Так как она родилась в Дублине, то ей хочется, чтобы спиритизм здесь прижился. Живет она очень скромно и о большем не мечтает. Но мы помогаем, чем можем. Бедная женщина, у которой святая душа.
ДЖОН КОРБЕТ. Много было сеансов?
ДОКТОР ТРЕНЧ. Пока только три.
ДЖОН КОРБЕТ. Надеюсь, ее не обидит мой скептицизм. Мне довелось заглянуть в «Человеческую личность» Майерса и в безумную книгу Конана Дойла, но они не убедили меня.
ДОКТОР ТРЕНЧ. Каждый идет к истине своим путем. Лорд Данрэйвен, позднее лорд Адар, представил моего отца знаменитому Дэвиду Хоуму. Помню, отец рассказывал мне, как Дэвид Хоум едва ли не в полдень парил в воздухе, а я не верил ни одному его слову. У меня был свой путь, и, должен заметить, нелегкий. Окончательно убедила меня миссис Пайпер, медиум из Америки, у которой много общего с миссис Хендерсон.
ДЖОН КОРБЕТ. Она впадает в сомнамбулическое состояние, и с ее языка слетают фразы якобы умершего человека?
ДОКТОР ТРЕНЧ. Ну да. Лучше медиума не найти, если хочешь установить, с каким духом общаешься. Однако не ждите слишком многого. Чье-то враждебное влияние мешает нам.
ДЖОН КОРБЕТ. Вы имеете в виду злого духа?
ДОКТОР ТРЕНЧ. Поэт Блейк говорил, что не бывает плохого человека, в котором нельзя найти совсем ничего хорошего. Я сказал, чье-то враждебное влияние, из-за которого пришлось прервать последний сеанс. Не знаю, что уж там произошло, ведь меня не было на сеансах миссис Хендерсон. Вряд ли медиумы-сомнамбулы в состоянии удивить меня чем-то новеньким, и я сказал молодым людям, когда они просили меня стать президентом, что предпочитаю сидеть дома и читать Сведенборга, который может дать мне куда больше любого сеанса.
Слышится стук.
Наверно, Корнелий Паттерсон. Старик думает, будто в другом мире есть скаковые лошади и гончии, так мне говорили, и еще ему очень хочется знать, правильно ли то, что он всегда в высшей степени пунктуален. Несколько минут мисс Маккенна побудет с ним наедине, ведь он сообщает ей сведения, необходимые для скачек
Мисс Маккенна появляется в холле, впускает Корнелия Паттерсона и проводит его в свою комнату.
ДЖОН КОРБЕТ (ходит по комнате). Чудесная комната для меблирашки.
ДОКТОР ТРЕНЧ. Еще пятьдесят лет назад это было частное владение. К тому же тогда тут был пригород, и на заднем дворе до сих пор осталась большая конюшня. А какие люди тут жили! Наверху родился Граттан; нет-нет, не Граттан, кажется, Курран… Забыл… Но мне наверняка известно, что в начале восемнадцатого столетия дом принадлежал друзьям Джонатана Свифта, нет, как будто Стеллы. Свифт подшучивал над ней в «Журнале Стеллы» из-за денег, правда небольших, которые она проигрывала в карты, возможно, в этой самой комнате. Ванесса появилась позже. А в то время это был загородный дом с парком и садом. Кто-то вырезал на окне стихи, принадлежавшие Стелле… Не исключено, что она сама.
Слышится стук.
Вот они, но вам вряд ли удастся их разглядеть при таком освещении.
Они стоят возле окна. Корбет наклоняется, чтобы лучше видеть. Входят МИСС МАККЕННА и АБРАХАМ ДЖОНСОН и останавливаются возле двери.
АБРАХАМ ДЖОНСОН. А где миссис Хендерсон?
МИСС МАККЕННА. Наверху. Она всегда отдыхает перед сеансом.
АБРАХАМ ДЖОНСОН. Мне необходимо повидаться с ней до начала. Я знаю, что надо сделать, чтобы избавиться от помех.
МИСС МАККЕННА. Если вы подниметесь к ней, то сеанса не будет вовсе. Она говорит, что опасно даже думать, не то что беседовать об этом.
АБРАХАМ ДЖОНСОН. Тогда я должен поговорить с президентом.
МИСС МАККЕННА. Давайте сначала мы с вами побеседуем в моей комнате. Миссис Хендерсон настаивает на абсолютной гармонии во время сеанса.
АБРАХАМ ДЖОНСОН. Но что-то ведь нужно сделать, не то опять все сорвется, как в прошлый раз.
Слышен стук в дверь.
МИСС МАККЕННА. Наверно, миссис Маллет. Она очень опытный спирит. Пойдемте в мою комнату, там уже собрались и Паттерсон, и остальные. (Она уводит его в свою комнату, потом вновь появляется в холле и впускает миссис Маллет.)
ДЖОН КОРБЕТ. Мне эти строки известны. Они из стихотворения, которое Стелла написала ко дню рождения Свифта, когда ему исполнилось пятьдесят четыре года. До нас дошли всего три ее стихотворения, да еще несколько строчек, которые она прибавила к стихотворению Свифта, однако и этого достаточно, чтобы понять: она была более значительным поэтом, чем Свифт. Да и прочитав эти четыре строчки на окне, я сразу же подумал о поэте семнадцатого века, скажем, о Донне или Крэшоу (Читает.)