Копиц смерил нового писаря взглядом.

— Скажешь Диего, чтобы сразу после переклички убрал виселицу.

«Слава богу, первый приказ хороший!» — подумал Зденек.

Хитрые глазки Копица прищурились, он без труда угадал мысль писаря.

— Но я не сказал, чтобы ее разрубили в щепы, — усмехнулся он. — В любой момент ее можно поставить снова.

— Jawohl!

— Кого мы сделаем старостой? Ты, небось, хочешь Оскара. Он ведь твой дружок, а?

— Да. Я его очень уважаю. Превосходный врач и честный человек…

— Заткнись! Старостой ему не бывать. Хватит мне одного жида в конторе. Предлагай кого-нибудь другого.

Зденек хотел назвать Фредо, но не сделал этого, вспомнив о ночном разговоре у Вольфи.

— В лагере остались три немца, — сказал он. — Вольфи, Клаус и…

— Вот так-так! Как же я о них не вспомнил? Вольфи — это такой рыжий? Большевик?

— Не знаю. Но у него красный треугольник.

— А у тебя какой?

— Тоже красный.

Копиц усмехнулся и сказал медленно:

— Мне важно, чтобы в новом руководстве были толковые люди. Менять их я уже не собираюсь. На всю зиму.

* * *

На апельплаце Дейбель делал зарядку.

— Ну, — сказал он, когда рабочие команды построились в шеренги. — Кто из вас пойдет добровольно? Кто хочет перейти с папашей Дейбелем в новый лагерь?

Первым шагнул вперед Фредо и вытянулся перед эсэсовцем:

— Фредос Саккас, грек, арбейтдинст.

Дейбель благосклонно кивнул.

— Одобряю. Что, понравилось тебе у Молля?

— Понравилось, — сказал Фредо и весело сверкнул глазами.

Следующим вышел Гонза и стал рядом с Фредо.

— Ян[37] Шульц, чех…

— К черту, к черту! Будете мне тут представляться, как на балу? Кто еще? Становитесь сюда, писарь всех запишет.

Но добровольцев оказалось мало. Дейбель вытянул из-за голенища кабель и стал выразительно похлопывать им по руке, обтянутой перчаткой.

— Ну, что же вы? Или, может быть, воображаете, что все останетесь тут, в лазарете, шваль вы этакая? Записывайтесь, пока я не начал вытаскивать вас поодиночке за уши!

В ворота вошел Копии с трубкой в зубах и приказал сопровождавшему его Зденеку:

— Сходи за картотекой. Тут же, на месте, будешь вынимать карточки тех, кто уходит, и составишь на них пересыльную ведомость. Пусть кто-нибудь поможет тебе принести сюда скамейку, будешь работагь здесь. Живо!

Кучка добровольцев около Фредо все еще была очень маленькой. Дейбель стал обходить ряды и сам выбирал людей покрепче.

Зденек и Бронек принесли скамейку, Зденек сел на нее верхом, поставил перед собой картотеку живых и вытащил несколько карточек; поляк положил на них камень, чтобы ветер не унес листки.

— Свет сюда! — крикнул Копиц часовому на вышке, и луч прожектора упал на скамейку. Зденек чувствовал себя, как на сцене, настроение у него было приподнятое, он был взволнован разлукой с Фредо, который сейчас подошел к нему. Они видятся в последний раз!

Зденек вынул карточку Фредо и положил ее под камень. Они обменялись рукопожатием.

— Работай как следует.

— Желаю успеха. Salud!

Потом подошел Гонза. Зденек отрицательно качнул головой.

— Ты не уйдешь, что это ты выдумал? Копиц уже согласился сделать тебя младшим писарем. Катись!

— Вынимай карточку! — усмехнулся Гонза. — В конторе пусть пристроится кто-нибудь другой, мне нужно быть у Молля.

— Из лагеря труднее удрать, — хитро подмигнул Фредо, наклонившись к самому уху Зденека. — Гонза думает, что со стройки ближе до Праги.

Гонза тоже наклонился к Зденеку.

— Счастливо оставаться, Зденек. Если когда-нибудь услышишь со стороны стройки выстрел и это будет не во время налета, вспомни обо мне.

— Живо, живо! — закричал Копиц, подходя проверить, почему не двигается очередь. — Не торчать же тут до вечера!

Зденек вынимал одну карточку за другой. Пальцы у него озябли, и он с трудом извлекал нужную карточку, стараясь не вытащить заодно и соседнюю, которая должна остаться в ящике.

Среди узников на апельплаце слышались жалобы. Дейбелю не хватило здоровых, он уже брал людей совсем больных, в разбитой, подвязанной бечевками обуви. Копиц дал ему похозяйничать еще минут пять, потом сказал: «Is gud, Руди!»

Вот и эсэсовцы в последний раз стали рядом — коротышка Копиц и долговязый Дейбель. Было видно, что и они думают о расставании. Кто-то заметил, что нет Лейтхольда. Где же он?

Зденек заканчивал регистрацию, очередь перед ним все убывала. Тем временем Копиц отвел Дейбеля в сторону.

— Веди себя теперь потише, — прошептал рапортфюрер. — Ты переходишь в новый лагерь, где тебя еще не знают… Будь осторожен. Бог весть как обернутся события…

— Ну, что ты, Алоиз! — усмехнулся Руди. — Разве ты не слышал, что сказал конвойный из Дахау? Мы наступаем!

— Слышал, — сказал Копии. — Эрих, Карльхен и Зепп будут наступать, я знаю. Береги себя.

— А что со мною может статься? Уж мы-то знаем лагеря, как свои пять пальцев. В самом худшем случае можно в переполохе нацепить на себя арестантскую одежду и прикинуться одним из них, а?

Рапортфюрер кивнул.

— Может быть, это и удастся. Но если ты наживешь себе среди них много врагов, такой трюк окажется труднее. Ну, в добрый путь!

Отъезжающих подсчитали раз, другой. Чтобы округлить число, эсэсовцы сцапали наобум еще несколько человек, вызвав тем крики и жалобы — оказались разлучены старые друзья.

Зденек тоже подсчитал свои карточки, количество сходилось. Теперь можно отнести картотеку в контору и составить там пересыльную ведомость, к которой будут приложены вынутые карточки.

Мотика не вызывался добровольцем, втайне надеясь, что, оставшись в лагере, он займет свое прежнее место в кухне. Но Дейбелю он был нужен для торговых комбинаций, и эсэсовец одним из первых вытащил его из рядов. Чтобы бывший повар не слишком огорчался, Дейбель назначил его старшим над уходившими в другой лагерь, в том числе и над Фредо. Оба грека с минуту глядели в глаза друг другу. Мотика попытался улыбнуться, но в лице Фредо не шевельнулся ни один мускул, оно оставалось серьезным и даже суровым. Мотика опустил глаза и скомандовал: «Марш!»

Ворота открылись. Зденек подбежал с пересыльной ведомостью в двух экземплярах. Один экземпляр подписал Дейбель, другой — Копиц. Они обменялись копиями, и каждый аккуратно положил свой экземпляр в карман. Потом эсэсовцы пожали друг другу руки. «Чемодан я тебе пошлю сегодня», заверил рапортфюрер.

Раздалась команда «Marschieren, marsch!»

Колонна вышла из лагеря. Зденек стоял и смотрел ей вслед. Все еще падал снег, было половина шестого утра. Прожекторы погасли, сперва тот, что освещал скамейку, потом остальные. Ворота медленно закрылись, лагерь мог еще поспать.

Где-то там, в темноте, шла черная колонна.

* * *

Те, кого назначили на работу, ушли к Моллю. Фредо, Гонза.

А что же мы?

Зденек сел за стол, пора было браться за дела. Прежде всего надо, как обычно, составить сводку умерших. Он взял чистый лист бумаги и положил перед собой рапортички, накопившиеся со вчерашнего дня.

Во дворе уже рассветало. Слышался стук молотка: это Диего и его ребята разбирали виселицу. Приятная работа! Испанцы смеялись и даже пели. Они пели песенку о том, как в одно прекрасное рождество будут вешать своих вероломных генералов.

Los cuatro generalos, que se han alzado,
que se han alzado,
Para la noche buena, mamita mia,
seran ahorcados, seran ahorcados!
Мы с четырех мятежников
Сорвем-ка эполеты,
Мы четырех мятежников
Повесим на рассвете

Зденек тоже засмеялся. Потом стало тихо, и он продолжал работу.

Но вот открылась дверь, вошли врачи, все трое: Оскар, маленький Рач и его друг Антонеcку. Зденеку сперва показалось, что эти чудаки пришли поздравить его с должностью старшего писаря. Но потом он увидел, что глаза Оскара грустнее обычного.

вернуться

37

Гонза — уменьшительное от имени Ян. — Прим. перев.