— А не посмотреть ли нам город? — пригласил я ее. — Так хочется подышать свежим воздухом, почувствовать ветер на лице. Это дает иллюзию чего-то значительного.
Девушка бросила на меня насмешливый взгляд, но мысль о прогулке показалась ей заманчивой, поскольку Мира без возражений села за руль своей машины. Я устроился рядом, и мы, слегка подпрыгивая по неровной мостовой, помчались к шоссе, которое вывело нас за пределы города. Мы молчали до тех пор, пока не достигли горной дороги, круто обрывающейся с одного края в пропасть. Внезапно Мира воскликнула:
— Как хорошо было бы вот так ехать и ехать, ни о чем не думая, пока не устанем друг от друга! А потом расстаться без сожаления.
— А как же лекарство от змеиных укусов. К тому же меня будут считать вероломным обманщиком.
— Вы серьезно хотите влипнуть в эту историю?
— Почему бы и нет? Менять что-либо поздно: вы дали старику честное слово.
Мира весело рассмеялась:
— Вы, журналист, говорите о честном слове! Это уже слишком!
— Вы хотите сыграть еще одну шутку с этим беднягой?
— Я об этом как-то даже не думала, — отозвалась она беспечно, замедляя ход. — Просто я хотела сказать, что мы могли бы удрать отсюда и больше не возвращаться.
«Кадиллак» проехал одну деревушку и вскоре очутился в новой. Из окруженного чахлым лесом поселения вскоре должны были исчезнуть все следы человеческой жизни: индейцы, верхом на своих «буррос», становились все более и более малочисленными.
— Что, если нам немного прогуляться пешком? — внезапно предложила Мира. Она свернула с дороги, и мы медленно протряслись по ухабам к первым деревьям. В их тени мы остановились. Мира первой выскочила из машины и побежала по бурой, блестящей на солнце траве. Я последовал за девушкой. Она подняла глаза к солнцу и испустила вздох удовлетворения.
Эта особа приводила меня в замешательство. Может быть, причиной тому были ее золотые волосы и белый мрамор шеи, может быть, тонкая линия талии и прекрасной формы руки, а может, резко очерченный рот и женственный подбородок. Я искал в памяти женщину, которая действовала бы на меня столь опьяняюще, которая приводила бы меня в такой экстаз, — напрасная трата времени.
— Послушай, сестра… — начал я, но она резко перебила меня.
— Один момент! Прошу не называть меня сестрой. Я не ваша сестра. У меня есть имя. Мира Шамвей. Зарубите это себе на носу!
— Если бы вы были моей сестрой, то уж наверняка были бы лучше воспитаны, — пробурчал я.
— Жестокость — вот ваше единственное средство, ваше и других грубиянов. Это все, на что вас вдохновляют женщины.
— Особенно, когда они дразнят нас своим змеиным языком. Кстати, представительницы слабого пола любят жестокость.
— Я не желаю впутываться в эту историю с индейцами, — заявила Мира, внезапно подходя ко мне вплотную. — Можете участвовать в ней, если вас привлекают приключения, а я не согласна.
Я подумал: «Если бы ты знала, малышка, что я тебе собираюсь подстроить, ты вскарабкалась бы на дерево, пораженная моим коварством». Но я удовольствовался только тем, что пожал плечами.
— Не стоит возвращаться к старому, — примирительно сказал я. — Через несколько дней вы же сами будете меня благодарить. Уж не боитесь ли вы этого Квинтла?
— Я не боюсь ни одного мужчины!
— Вы мне об этом не говорили.
— Затеянная вами авантюра — полнейшая бессмыслица, — продолжала девушка. — Я даже не знаю языка. На словах все легко, но попробуй все сделать. Если у индейцев возникнет хоть малейшее подозрение в отношении моей персоны, я тут же буду разоблачена.
— Положитесь на Дока и не горячитесь. Будьте выдержаннее.
Мира порылась в сумочке и вытащила колоду карт.
— Может быть, они скажут мне что-нибудь о вас, — карты замелькали в ее руках. — О, я удивлена… В вас что-то есть. Я все время задаю себе вопрос, что бы это могло быть.
— Когда я был маленьким, мать натирала меня медвежьим жиром. Это страшно развивает личные качества…
Мира наклонилась, чтобы извлечь четырех тузов у меня из кармана.
— Как вы думаете, я серьезная женщина? — Она глянула на меня с интересом. — В самом деле?
Я почувствовал, как спазм сжал мое горло.
— Конечно! Нам остается только узнать друг друга получше, прежде чем мы расстанемся.
Она снова наклонилась, чтобы забрать короля пик из моего рукава. Ее волосы издавали тот же аромат, что и старый сад в Англии, полный лилий, где я однажды провел лето. Я взял девушку за руку и притянул к себе. Она не сопротивлялась. Я обнял ее за плечи. Мы находились так близко друг от друга, что я видел отражение облаков в ее полуприкрытых глазах.
— Вам это нравится? — спросила Мира. Ее губы почти касались моих.
— Очень, — я обнял ее и с силой прижал свой рот к ее губам. Она осталась неподвижной. Мне хотелось, чтобы девушка подалась мне навстречу, но я все время чувствовал сопротивление ее мускулов. Ее губы даже теперь оставались холодными и твердыми. У меня было впечатление, что я поцеловал куклу.
Я разжал объятия и отодвинулся.
— Тогда не будем больше говорить об этом.
Мира сделала шаг назад, проведя пальцем по губам.
— А вы придаете этому значение? — Она присела на упавший ствол дерева, подогнув ноги под себя и натянув юбку на колени.
— Конечно, но это не важно. Иногда удается, иногда нет. Главное, не форсировать события.
— Нет, — ответила она, серьезно глядя на меня. — Главное, избегать подобных ситуаций.
Я подумал: «Ну чем ты занимаешься? У тебя чертовски важная работа и возможность отхватить двадцать пять тысяч долларов. А ты теряешь время на то, чтобы лапать малышку, которая интересуется тобой не больше, чем прошлогодним снегом. Во всем, видимо, виноваты ее белые волосы. С подобной женщиной всегда начинаешь думать и поступать немного по-дурацки».
— Так вы оставили надежду узнать меня поближе? — спросила Мира, пристально глядя на меня.
— Не думаю. Посмотрим. Я не рассказывал вам о рыженькой из Нового Орлеана?
— Об этом я вас не спрашивала, — Мира поднялась на ноги. — И это меня мало интересует. — Она медленно пошла к машине.
— Итак, вы не желаете мне помочь? Что ж, это отучит меня от учтивости.
— А в чем дело?
— Чем больше я думаю об этом приключении, тем больше оно меня воодушевляет.
— А в чем состоит ваш личный интерес в этой операции? — спросила девушка, нажимая на сцепление. — Вы так заинтересованы, что это сразу бросается в глаза.
— Но ведь это же прекрасный репортаж! Сразу видно, что вы ничего не смыслите в нашем ремесле. Такая история! Сенсация! Возможно, поместят даже мою фотографию в газете.
— А вам не жаль тех несчастных, которые будут заворачивать в газету с вашей физиономией мясо? — заметила Мира, медленно выводя машину на дорогу.
— Если бы вы знали, как пагубно влияют на романтизм подобные ледянке насмешки, — сказал я без прежнего энтузиазма.
Мы двинулись обратно по извилистой дороге и вскоре оказались в деревне.
— Что, если нам немного перекусить? — предложил я. — Мои миндалины нуждаются в смазке.
Мы подъехали к некому подобию рынка, и разбуженные нашим появлением индейцы принялись наперебой предлагать нам свой незамысловатый товар, в основном состоящий из букетов разнообразных цветов. Мы остановились перед кабачком с навесом, выполненным из ржавого металла. Внутри нас встретил запах немытых тел.
— Останемся лучше на веранде, — предложил я. — Этот бар напоминает мне редакционную комнату.
Мы сели. Мира сняла свою большую шляпу и заботливо положила ее на стол. К нам тотчас же подошел сморщенный старый мексиканец, с хмурым выражением лица. Мне показалось, что у него неприятности. Я заказал пиво, и он, кивнув, молча удалился.
— Вот вам некто, у кого нелады с жизнью, — заметил я, решительно расстегивая верхнюю пуговицу рубашки: было слишком жарко. — Они вечно делают из мухи слона, любая неприятность превращается у них во вселенскую сгорбь. Когда-то мне было их жалко, а теперь — все равно.