Кто они эти нищие духом? Что вообще есть духовная нищета? И как достичь, постичь её, не ведая, ЧТО она такое? А может, она уже достигнута? Вся их община, а естественно и он, Иуда, как член её, и вправду внешне похожи на нищих. Скитаются из селения в селение, из города в город, не имея ни кола, ни двора, где главу приклонити, живут милостыней, тем, что подают им добрые люди, не знают ни семьи, ни родных, ни близких. Воистину сирые, убогие побирушки. Но это только внешне. На самом деле скитания их преисполнены высоким духом великого подвига во имя Родины, во имя народа израильского, угнетённого, порабощённого языческим Римом. И не скитальцы они вовсе, а воины Великой Армии, собирающей, накапливающей по капле от всех уголков Земли Обетованной огромную, несокрушимую силу, ожидающую только приказа своего предводителя – своего мудрого Давида, обетованного Царя Иудейского. Чтобы, накопив, как океан по крохотной дождевой капельке вОды, обрушиться безудержной волной на кажущиеся неприступными скалы вражьего берега и смести, снести, смыть обломки глиняного колосса в бездну пучины морской, на самое дно её. Может, это и есть духовная нищета – высокая цель, скрытая под маской побирушки?

Голос Равви настолько убедителен, что заставляет, хотя и на время, забыть, отстраниться от некогда усвоенных дедовских наставлений о мужском достоинстве, не позволяющем давать волю слезам. Плачущего этот жестокий мир ещё более бьёт. Нет, они не плачут, они радуются своей высокой миссии – миссии утешителей плачущей Отчизны. Если блаженны плачущие, то каково же блаженство утешителей?!

Иуда не понаслышке знал, своим хребтом и пОтом измерил цену земли. Она включала в себя многое: бессонные ночи, вечно ноющие суставы и надорванные от непосильного труда жилы, кровоточащие волдыри мозолей, иссушённую палящим солнцем кожу, безвыигрышную, нескончаемую войну с паразитами, очень часто человеческими, нехватку воды для полива, постоянное беспокойство, страх, хитрость, обман, даже коварство в известной мере…. Не было только в этой цене кротости. Не помнил, не находил её в себе Иуда раньше. Но сегодня, сейчас им нужна внешняя кротость, чтобы до времени не обнаружить своей великой цели перед врагами – цели наследования земли израильской. Иуда понял хитроумный план Учителя.

Ох! Как же Иуда жаждал правды, когда в скудный, засушливый, страшно неурожайный год пытался объяснить бездушному, сытому мытарю, что на уплату подати не хватит даже всего собранного им в этот год урожая. А ведь ему ещё надо чем-то жить до следующего, хочется верить, более удачного сбора. Тогда бы он и заплатил всё сполна. Не убедил. Не умолил. Какой там насытиться – отдал всё, да ещё лишился внушительного, самого плодородного куска своего виноградника. Но жажду правды сохранил. Сберёг. И ещё приумножил, «не закопав талант в землю». Теперь эта жажда распространяется не только на его, Иудину правду, ограниченную пределами виноградника, но на правду всей земли, всего народа израильского. Беспредельная жажда ничем не ограниченной, мировой, вселенской правды. Правды воскресения былой славы и могущества Израиля, его владычества над Римом, над Миром.

И что теперь? Прикажете Иуде расплыться в блаженной всепрощающей улыбке? Быть милостивым? На следующий год, когда не знавшему отдыха Иуде после неимоверных лишений и тягот изнурительного труда удалось-таки, не разгибая спины, проводя дни и ночи на винограднике, восстановить своё хозяйство. Вот тогда тот же самый мытарь, проворовавшись, пришёл просить денег в долг, чтобы возместить утаённую им сумму подати. Что, смилостивиться? Ну, уж нет! Иуда тогда всё припомнил, как сам в ногах валялся, умоляя повременить. Теперь мытарь в ногах у жаждущего справедливости, непоколебимого в своей твёрдости Иуды. Сначала победить, обратить в пыль, в пепел, в прах, насладиться величием победы… ну, потом, конечно, можно и помиловать кого-то. Есть же и среди псов достойные милости.

Как же возможно узреть невидимого, непознанного, ничем неограниченного Бога? Это невозможно. Бога никто никогда не видел и не увидит. Так и в Законе сказано, а Закон – есть Закон. Учитель, конечно, выражается фигурально. В словах Его скрыт какой-то иной, образный смысл.

Миротворцы. Творящие мир…, или Мир? Примириться с врагами, с Римом? С Римом?! С жадным, ненасытным Римом, создавшим на крови, костях, жертвах поверженных им земель свой Мир? Риму мир?! Никогда! Не бывать этому! Разрушить Мир Рима до основания, до полного уничтожения, а затем восстановить мир, свой Мир. Даже не восстановить, воссоздать новый Мир, Мир Израиля, в котором все остальные народы поклонятся и понесут подати единственному Богоносному великому народу, посеянному на благодатной почве Земли Обетованной семенем Авраама. Великий Мир! Мир Мира!

«Мир ти», – стучало сердце ещё недавно.

Сомнений не было и тогда, когда Учитель, наделив Двенадцать Своей чудесной силой, послал их на проповедь. Послал одних. Без Себя.

Слабой болью кольнуло где-то под коленками, там, где живёт и таится до времени страх. Впрочем – Иуда понял его природу – страх не за себя, не за свою личную, а значит малозначимую для того дела, за которое он взялся, жизнь, а страх за само дело, которое может прерваться, едва начавшись.

А ведь Иуде ещё предстоит увидеть Равви в славе Его. И самому насладиться отблеском славы, ведь это он, Иуда, приведёт к ней Учителя.

Впрочем, боль под коленками быстро прошла, улетучилась, как только Иуда сам, без Равви, возложив на больного руки, исцелил его. Такой радостью вдруг переполнилось сердце, такой гордостью напитался вдруг разум, гордостью за Равви и за себя, за себя и за Равви, как за одно целое, как источник и поток, не могущие один без другого донести воду жизни до безбрежного океана. Такой небесной музыкой заиграла, запела вдруг душа, таким светом заискрились, засверкали очи, такой лёгкостью, невесомостью наполнилось всё тело, что, не чувствуя под ногами тверди земной, полетело, поплыло над её просторами, над садами и виноградниками, горами и долами, морями и океанами, охватывая распростёртыми руками весь мир. Руками, никогда не знавшими ни отдыха, ни тепла и податливости молодого горячего женского тела, ни приятной тяжести изобилия и богатства, теми самыми руками, которыми он, Иуда, только что, всего несколько мгновений назад сотворил чудо.

«Мир ти», – сердце Иуды не знало печали. Напротив, оно переполнялось радостью. Десятки исцелённых им больных, увечных, расслабленных, бесноватых. Сотни пытливых глаз, жадных ушей и трепетных сердец, слушающих и слышащих слово его – слово об Учителе и Царстве Его, Слово Учителя, свободно льющееся из уст, из сознания, из сердца Иуды. Вот итог его почти месячного путешествия с проповедью по Иудее. Разве возможно быть тут печали? Мыслимо ли даже тени сомнения поселиться там, где празднует пир счастье?! Кроме того, полная сума различной снеди, одежды, елея и всяко-разной мелочи полезной в хозяйстве их общины приятно отягощала плечо и ритмично похлопывала по бедру Иуды, спешащего назад к Учителю. И хотя не раз говорил Равви: «…даром получили, даром давайте», – сладкозвучно звенели медные, серебряные и даже золотые монеты о стенки железной кружки для пожертвований, висевшей на поясе Иуды. Что ж, сами дают, не отказываться же. Ведь и одежда, и обувь, и тем более деньги ох как пригодятся для будущего войска. И не только для будущего. И им, нынешним, приближённым Учителя, Его гвардии не помешает немного расслабиться после трудов праведных и отпраздновать такой большой успех. А успех несомненный. Иуда уже готовил слова, представлял в фантазии, как они, все Двенадцать, нетерпеливо перебивая друг друга, будут рассказывать и рассказывать Учителю о своих приключениях и победах. Прихвастнут маленько, не без этого, но ведь никто и никогда со времён Пророков не делал того, что сделали сейчас они. И самым впечатляющим, заслуживающим похвалы и внимания Равви, самым чудесным будет, конечно же, рассказ его, Иуды.