Изменить стиль страницы

– Ты чего зажмурился, Дил? – раздалось скрипуче над ухом. – Тебе плохо?

– Ага, – невпопад ответил Дил, – мне нормально!

И открьи глаза.

Цай ван Дау стоял перед ним. Черное пятно плыло следом, подчиняясь воле карлика. И все же Дилу надо было докопаться до истины, так уж он был устроен. Да и погибать по оплошности, раньше, чем хорошенько отомстит трехглазым Дил Бронкс не собирался. Прочь обиды, прочь самолюбие! Их и так осталось слишком мало, выживших,, чтобы вспоминать прошлое. Правда, коротышка Цай не знал, сколько пришлось Дилу перевернуть на Земле и в окрестностях, разыскивая его, пытаясь спасти из лап сначала Исполнительной Комиссии и спецслужб Всеамериканских Штатов, потом тайных подразделений Синклита, потом вообще черт-те кого.

– Ты там один? – спросил он, страшась услышать ответ.

– Был не один. Сейчас один! – ответил Цай. – И не переживай, – если бы они хотели нас уничтожить, давно бы сделали это. Они или не хотят или не могут.

– Трехглазые?

– Нет! Там заправляют другие.

– У меня счеты с трехглазыми, – Дил посуровел, опять лицо Таеки явилось перед ним, на нем стыла гнетущая, невыносимая мольба. Он обязан был мстить за нее, до конца дней своих! до смерти!

Теперь пришел черед спрашивать Цаю.

– Ты знаешь, что произошло на Земле?

– Да! – отрезал Дил. – Я там торчал во время бойни! Это был конец света!

– А я узнал обо всем совсем недавно. Они пытали меня все это время, страшно пытали, мучили, откачивали, восстанавливали и снова пытали.

– Кто пытал, трехглазые? – переспросил Дил. Цай ван Дау поморщился, из раны на лбу выступила капля черной крови, бельма наползли на воспаленные глаза.

– Что ты заладил: трехглазые да трехглазые! – отозвался он нервно. – Трехглазые – мелочь, дрянь! И рогатые со студенистыми гадинами тоже! Понимаешь, злиться на них, говорить с ними, обижаться – все равно, что выяснять отношения с андроидами и киберами! Они исполнители. Тупые и безвольные. За их спинами стоят другие... – Дил Бронкс открыл было рот, но карлик не дал ему высказаться, – и не выродки Системы, не думай! Выродки сами живут в инфернополях, они живые трупы, они ищут пробуждения своих мозгов и нервишек в лютых кровавых оргиях-побоищах. Но эти игрища не вливают в них новой горячей крови, они дряхлеют еще больше, быстрее. И они бы уже давно сдохли: все выродки Системы, и из нашей Вселенной и из Чужой. Но они как наркоманы на зелье держатся на инфернополях! Они рано или поздно приведут сюда тех, подлинных своих хозяев, Дил! А это тебе не выползни рогатые и не студенистые козлы, и даже не трехглазые уроды!

– Я ни черта не понимаю, – признался растерянный Бронкс, – голова перестала варить. Абсолютно!

– Ничего, поймешь еще!

Цай заглянул в обзорники – черное пятно послушно шло по пятам. Пускай идет. Это самая обычная земная станция, облепленная черным сгустком – с ним еще разберемся. Цай уже не думал о спокойной старости и тюльпанах, не будет никаких тюльпанов, не будет виллы и оранжереи на заброшенной планете, ничего не будет, кроме боли, страданий и вечного боя за справедливость, за оставшиеся светлые души.

– Вот он! – закричал вдруг Дил Бронкс. – Сейчас мы его приголубим!

– Спокойно, не спеши!

Теперь Цай тоже видел на орбите окольцованного Сатурна ржаво-серебристый шар, почти такой же, какие стояли на исполинской платформе уродливо-хищного звездолета, угнанного Дилом Бронксом из Системы.

– Скажи лучше, где тебе оторвало руку? – поинтересовался Цай не просто из любопытства, но и чтобы остудить горячего Дила. – И почему биопротез не нарастил?

– Они рвут и руки, и ноги, и головы, – мрачно ответил Дил, – ты, чувствуется, не видал, как они это проделывают. Увидишь еще. Вот за это, за оторванные головы и руки, я и будут их бить везде, где только встречу!

– Стой! – Цай был не на шутку взволнован. – У тебя есть ретранс? Просвети шар, прощупай! Я тебя прошу!

– Нет необходимости!

Дил дал малый залп из носового орудия. Мерцающий лиловый сгусток пошел на ржавый шар трехглазых, грозя обратить его в газ. Но не дошел – видно, сработала защита, расплылся серебристым шлейфом.

– Ну, сукины дети! Сейчас вы сдохнете!!! Цай вцепился в плечо Дила Бронкса.

– Дай ретранс!

– Да погоди ты! Сначала надо добить гадов!

–Дай!!!

Цай с нечеловеческой силой своими корявыми цепкими пальцами-крючьями сдавил кости. Дил Бронкс взвыл, вскинул уцелевшую правую руку, но ударить не посмел.

–Дай!!!

– На, держи! – черная рука протянула черный кубик. Цай, не долго думая вжал его в кровоточащую переносицу и закричал:

– Эй, на борту шара! Слышите меня? Отвечайте! Сквозь сипы, хрипы, трески и свисты в голове у него прозвучал вдруг высокий женский голос: «Кто это?! Вы с Земли?! Почему открыли огонь?!»

– Светлана, – прошептал Цай ван Дау. Дил Бронкс поглядел на него совершенно обалдело. Карлик оторвал кристалл от переносицы. И в рубке прозвучало громко и надрывно:

– Не стреляйте!

Еще секунды три оба молчали, тупо взирая друг на друга. Потом Бронкс подтвердил:

– Она! – и протянул руку, забрал ретранс у Цая. – Света это я, старина Дил, ты слышишь меня? Как ты оказалась в этом проклятом шаре? Они захватили тебя?! Отвечай!

Ответ пришел сразу – резкий, грубый, с вызовом:

– А как ты, черный разбойник, пират проклятый, оказался на таком уроде и за каким дьяволом лупишь по своим?!

Потом голос Светланы вдруг пропал, и в рубку ворвался другой – хриплый, басистый, пропитой и прокуренный:

– Вот я с тебя, чучело, епущу семь шкур! Я из твоих зубьев бриллианты-то повыдергаю, я тебе...

И Бронкс, и Цай ван Дау сразу узнали голос Гуга-Игун-фельда Хлодрика Буйного, старого десантника и беглого каторжника, проверенного в боях и пирушках друга.

– Нету никаких бриллиантов, Гуг, – сквозь набежавшие слезы, прочувствованно выдавил Бронкс, – и самих зубьев нету, уже повыдергали, без твоей помощи, старина. Вы уж простите, ненароком пальнул, сдуру, думал, там трехглазые... а там вы!

– Мы за провизией ходили! – прорвалась вдруг снова Светлана. – Набрали полные трюмы на двести одиннадцатом возле Нептуна. Назад собирались, на Землю! Дил, ты где такую громадину раздобыл, на свой Дубль-Биг променял, что ли?!

Светлана шутила, у нее явно отхлынуло от сердца и с души.

Но Дил Бронкс ответил тихо и серьезно:

– Выходит, что променял.

К Земле они шли гуськом: первым летел ржаво-серебристый шар, за ним уродливо-хищный монстр с платформой, а замыкало процессию черное странное пятно, сквозь которое не проглядывали звезды.

Две недели Хук Образина зализывал раны, приходил в себя. Поначалу он думал, что спятил окончательно, что все это великолепие и вся эта мощь ему только мерещатся, а может, он просто отбросил копыта и попал в какой-то рай Для чокнутых... и немудрено, сколько всего свалилось на его несчастную голову, после того, как Дил Бронкс на пару с покойным Крузей вытащили его из помойного бака в Дублине, этом поганом полузаброшенном городишке воров, проституток и алкашей. Лучше бы и не вытаскивали! Лучше бы он там и помер! Сейчас на Земле никакого Дублина с его проститутками и алкашней нет и в помине. Можно было и не вешать на простыне несчастную и непутевую Афродиту, и так бы окочурилась вместе со всеми. Тут Ар-ман-Жофруа дер Крузербильд-Дзухмантовский, он же Кру-зя, явно перестарался. Но тогда были иные времена, иные нравы.

Хук тяжко вздохнул и с головой погрузился в регенераци-онный раствор. В биокамере было легко и приятно. А главное, возвращались силенки, зарастали безо всяких швов и шрамов раны, твердели кости, очищалась кровь... а заодно прочищались и мозги. Две недели назад, когда услужливый андроид принес его на руках в медотсек, перед Хуком было два люка: в камеру быстрого восстановления или в биокамеру последовательной регенерации. Хук ни единой секунды не размышлял, мотнул головой в сторону последней. Быстрое восстановление, еще чего не хватало! Он знал прекрасно по опыту, что там его поставят на ноги за три-четыре часа: полностью заменят кровь и прочие жидкости в теле, обновят костный мозг, напичкают стимуляторами, омолодят печень, почки, легкие, врежут в живое сердце мощную «подкачку», уберут все лишнее из мозгов... короче, за несколько часов жутких мучений превратят в жизнерадостного здоровяка. А что дальше – все по-новой?! Нет, Хук Образина не желал спешить.