Олдит угрюмо кивнула.

— Я надеялась, что у вас все пошло на лад.

— Жоффруа никогда не простит мне того происшествия в Нормандии, когда мой сапсан обставил его сокола, — сказала Мод. — Он до сих пор не допускает в Анжу ни одной уэльской птицы. Граф все еще таит на меня обиду.

— Ребенок, госпожа моя, ребенок поможет разрешить все эти сложности, — успокоила ее Олдит.

Но, к несчастью, интимные отношения между Мод и Жоффруа только ухудшались. За прошедшие со дня их свадьбы девять месяцев граф так ни разу и не сумел исполнить супружеские обязанности.

— Я сдаюсь. Не знаю, что еще придумать, — в отчаянии сказала она Олдит. — Я уже перепробовала все, что мне известно, хотя, по правде сказать, это не так уж много. Все бесполезно.

— Ты могла бы расспросить кого-нибудь, кто сведущ в таких делах, — осторожно предположила Олдит. — Например, повивальную бабку.

— Но я не могу обсуждать интимные детали спальни с посторонними, — возразила Мод. — А если она проболтается и пойдут сплетни? Представляешь, какой разразится скандал?

Мод подумала, что в Англии можно было бы попросить совета у Аликс, хотя она подозревала, что мачеха еще более невежественна в этих делах, чем она сама. Но в Анже ей было вовсе некому довериться. Женщины, с которыми она встречалась, жены соседних лордов, были простыми, добродушными созданиями, но едва ли следовало считать их ровней и советоваться с ними по таким деликатным вопросам. Вот если бы их любовная связь со Стефаном зашла хоть немного дальше, то она сама могла бы сообразить, что делать в постели с Жоффруа.

Олдит вздохнула.

— Боюсь, что ничем не могу тебе помочь.

И женщины беспомощно переглянулись.

В ту ночь, выпив за ужином несколько кубков вина, Мод решила сменить тактику и ради разнообразия занять активную позицию. Она сама пойдет к Жоффруа. Не исключено, что это поможет… по крайней мере, хуже не станет. Служанки тщательно расчесали ее волосы, заблестевшие, словно янтарь. Тело ее умастили маслом, смешанным с лепестками роз. Мод накинула на голое тело меховой плащ.

Когда колокола зазвонили к повечерию, она вышла из своей комнаты и со светильником в руке направилась вдоль коридора к покоям Жоффруа. Дрожа от холода, она немного помедлила у двери, с удивлением прислушиваясь к доносящимся изнутри странным звукам: пыхтение, возня, а затем громкий визг. Не долго думая, она распахнула дверь и замерла от потрясения: Жоффруа, совершенно обнаженный, лежал на спине, на нем восседала верхом юная девица, а другая девица стояла рядом и смотрела на них. Увлеченные своим занятием, участники этой сцены не заметили появления Мод. Она буквально приросла к месту, не в силах оторвать глаз от открывшейся ей картины. Теперь ей стало ясно, что с мужской силой у ее супруга все в порядке. Мод не стала дожидаться, чем закончится эта любовная игра, и тихо прикрыла дверь, трясясь от возмущения и унижения.

Ей было известно, что мужья нередко позволяют себе развлекаться с женщинами на стороне, и если бы она в настоящее время была беременна, то не придала бы такому обстоятельству никакого значения. Но на карту была поставлена судьба династии Англии и Нормандии. Как бы они с Жоффруа ни были отвратительны друг другу, долг обязывал его не пренебрегать ее постелью, пока она не понесет от него, а потом — вольному воля.

Мод никому не рассказала о своем ужасном открытии, но их отношения резко ухудшились. Супруги постоянно ссорились, не в силах больше скрывать взаимную неприязнь, и Мод снова начала размышлять о близящейся смерти отца. Несмотря на угрызения совести и чувство вины, она ничего не могла с собой поделать, поскольку смерть короля разрешила бы все проблемы. Мод смогла бы вернуться в Англию. Став королевой, она найдет способ разобраться с Жоффруа. Быть может, брак даже удастся расторгнуть, поскольку граф Анжуйский неспособен осуществить супружеские обязанности.

— О вашем браке говорит весь город, — однажды октябрьским утром сказала Олдит. — Весь замок слышит, как вы с графом ругаетесь, словно торговки рыбой на рынке.

— Я не хочу обсуждать эту тему. Собирайся, будешь сопровождать меня на октябрьскую ярмарку.

— Ярмарка? Опять?! — Олдит недоверчиво взглянула на Мод.

— А что еще делать? Я не могу найти здесь применения никаким своим умениям. Должна же я как-то убить время, пока не стану королевой. Прикажи пажу, чтобы для меня приготовили паланкин.

Когда час спустя они добрались до рынка, ярмарка была уже в полном разгаре. Под ясным голубым небом раскинулись открытые прилавки, в изобилии предлагающие самые разные товары. Здесь были голубые и серые ткани из Флоренции, алые и лазурные шелка из Лукки, хлопок из Франции и Фландрии, английская шерсть, лен, конопля для сетей, веревок и тетив. Рядом с сирийским сахаром и воском из Марокко красовались железо и кожа из Германии и Испании. Один балаган предлагал богатый выбор шкур и мехов из Скандинавии.

Истомленная скукой жизни в графском замке, Мод наслаждалась шумом и бурлением ярмарки, водоворотом новых незнакомых лиц, пробуждавших в ней ощущение принадлежности к большому, распахнутому во все стороны миру. Она с удовольствием вслушивалась в разноязыкую речь купцов, улавливая французские, арабские, итальянские и испанские слова; несколько языков были ей незнакомы. Воздух был наполнен густыми ароматами муската, имбиря, перца и корицы, смешивающимися с аппетитными запахами горячих пирогов со свининой и жареных каштанов, которыми торговали с лотков анжуйские разносчики.

— Давай-ка сперва посмотрим, что здесь есть! — воскликнула Мод, заметив прилавок с предметами роскоши.

Паланкин остановился, и Мод стала пробираться через людскую толпу. Она с нетерпением дожидалась этой ярмарки уже целых две недели, понимая, что подобное поведение неразумно, но это не беспокоило ее. Надо было чем-то заполнить пустоту в сердце, унылую скуку однообразных дней.

Она миновала прилавки с камфорой, серой амброй, мускатом и коврами и наконец остановилась у лавки, где были выставлены изысканные произведения итальянских ювелиров, украшенные ляпис-лазурью, рубинами и жемчугами. Взгляд ее упал на шахматы, выполненные из эбонита и серебра руками искусного мастера откуда-то с далекого Востока. Мод решила приобрести это чудесное изделие и слегка погладила блестящие черные фигурки.

— Сколько? — быстро спросила она по-итальянски, обращаясь к пожилому морщинистому ломбардцу, хитро поглядывающему на нее из-под полуприкрытых глаз.

При звуках родного языка губы торговца растянулись в радостной улыбке, и через четверть часа бойких препирательств Мод купила у него шахматы, золотую брошь с рубинами и изящный серебряный крестик, сверкающий сапфирами и жемчугом. Цвета Богоматери… прекрасный подарок для Аликс.

Ею овладело какое-то безумие; она всецело предалась мотовству. В другой лавке она приобрела три пары кожаных башмаков для себя, пару сапог для своего брата Роберта и еще пару — для Брайана Фитцкаунта. Для Стефана она подобрала пару испанских кожаных башмаков под цвет его волос.

Затем Мод купила шесть отрезов киноварного, пурпурного и темно-синего шелка и резное изображение на слоновой кости большого собора Святого Петра в Риме. Завершив, наконец, покупки, она двинулась к паланкину в сопровождении Олдит и трех конюхов, сгибающихся под тяжестью приобретенных товаров. В паланкине места для всех покупок не хватило, и пришлось навьючить мула.

Въехав во двор замка, Мод увидела Жоффруа в окружении слуг — муж собирался на охоту.

— Мадам, чем вы занимались? Вы скупили всю ярмарку?! — потрясенно воскликнул он, уставившись на груду свертков и пакетов.

Не обращая на него внимания, Мод поднялась по ступеням и, распахнув двери, прошла в зал, подумав, что, по всей видимости, вечером ей предстоит очередная неприятная стычка с мужем. Но это ее не заботило. Даже ссоры не нарушали ее монотонного существования в анжуйском замке.

Ближе к вечеру, приколов к серой мантии новую золотую брошь, Мод прогуливалась по стенам замка между красными каменными башнями. Над головой парил золотистый ястреб. Птица внезапно рванулась вниз. Мод наклонилась над парапетом, но ястреб уже пропал из виду за древними стенами города. Внизу она увидела маленькую группу всадников, приближающихся к замку; всадники пересекли подъемный мост и тоже исчезли. В свете заката Мод различала вдали синеву сливающихся рек — Луары и Майенны. Над водой виднелось несколько белых парусов, плывущих к дальнему берегу, над которым поднималась гряда холмов, покрытых виноградниками.