Первая работа, подстегивая излишне неравнодушных к расходам чужих денег одесситов, помогала оборачиваемости судов. Вторая же восхитила ученый мир. Жуковский писал автору перевода: «Вы пополнили этим, пробел в русской математической литературе, который так необходимо было пополнить. На своих лекциях я теперь буду постоянно делать указания на Ваш перевод».

В представлении же совету Московского университета «отец русской авиации» писал о Крылове как о выдающемся ученом, глубоком исследователе анализа, математической физики и прикладной математики, как о беспримерном знатоке морского дела, инженере и изобретателе. После этого представления великого русского ученого и многих профессоров совет университета «возвел в степень доктора прикладной математики заслуженного профессора Николаевской Морской академии Алексея Николаевича К рылова, приобретшего учеными трудами почетную известность, без испытания и представления диссертации».

Но по-прежнему ничто не мешает Крылову решать самые что ни на есть прозаические вопросы. Как в себе самом, так и в других он ценил прежде всего преданность делу и знание его доскональное. Люди, не отвечающие этим критериям, не могли рассчитывать на его благорасположение, какими бы регалиями они ни были бы отмечены, о снисхождении к незнанию не могло быть и речи.

Великий князь Сергей, начальник Главного артиллерийского управления русской армии, естественно мнящий себя авторитетом во всем, что касалось артиллерии, рекомендовал для новых орудий Кронштадтского укрепрайона английское прицельное приспособление. Конечно, великокняжеское рацпредложение многим заслонило разум. Ладно бы, если ослепли только генералы из ГАУ и некоторые, наиболее склонные к подхалимажу специалисты, ну а как быть со слепыми береговыми артустановками? Это никак не позволительно.

Металлический завод, исполнитель заказа на орудия, обратился к своему консультанту. Консультант, то есть профессор Крылов, установил, что в условиях приневской низменности рекомендуемое прицельное приспособление совершенно непригодно, ибо его погрешность будет примерно в сто раз больше допустимой — снаряды, выпущенные при помощи таких прицелов, будут искать ветер, а не противника. Вместе с запиской из 12 пунктов, каждый из которых опровергал великокняжескую дорогостоящую затею, профессор-консультант сам приехал на заседание в ГАУ. Перед его началом он сообщил свои возражения командующему артиллерией Кронштадтского укрепрайона генералу Маниковскому.

Непосредственным человеком был генерал, как вспоминал о нем Крылов: «Генерал Н. стал возражать Маниковскому и говорит: «Я не усматриваю, почему обыкновенная прицельная труба не будет давать требуемой точности», Маниковский и ляпни:

— Ваше высокопревосходительство, если вы эту трубу всунете окуляром себе в зад, тогда, может быть, усмотрите. — Такая поднялась ругань, что пришлось закрыть заседание».

Как бы то ни было, те самые орудия встретили первую мировую войну вполне зрячими, и доказательством того может служить отсутствие на кронштадтском горизонте дымков от труб германских кораблей.

А вот турецкий крейсер «Меджидие» в поддержку своих германских союзников стал готовиться пойти к русским черноморским берегам. Одной из целей замышляемого похода была бомбардировка Одессы. По экипировке крейсера «Меджидие» и кораблей сопровождения налет готовился основательно, в обстановке абсолютной секретности. Мыслилось, что отряд под покровом ночи выйдет на траверс Одессы и, пользуясь отсутствием морской защиты у русских, в упор расстреляет как город, так и порт с находящимися там торговыми судами.

Все так почти и вышло: пройдя незамеченными изломанным курсом Черное море, крейсер и другие корабли начали готовиться к нанесению своего страшного удара по предпасхальной Одессе. Крейсеру «Меджидие» оставалось пройти всего несколько миль, как вдруг…

О том, что должно было произойти с турецким кораблем, письменно изложено 30 марта 1910 года. Именно этим днем генерал-майор Крылов датировал свой секретный рапорт об организации широких опытов по минным заграждениям. В рапорте он, в частности, писал: «Оружие это быстро совершенствуется… Испытаниями прошлых лет, произведенными далеко не в достаточной степени, достигнуты улучшения в минах».

Этому рапорту предшествовала исследовательская работа Крылова «О равновесии шаровой мины на течении», которую он исполнил по предложению минного отдела МТК. Исследование отвечало на следующие вопросы: в каком положении будет находиться мина на течении; какую форму примет минреп; какова зависимость между длиной минрепа, плавучестью мины и глубиной ее погружения при разных скоростях течения.

Получив исчерпывающие ответы, русские моряки-минеры сделали все, чтобы грозное оружие стало наиболее эффективным.

Да, Одесса не располагала средствами отражения намечавшегося нападения турецкого крейсера — не было ни боевых кораблей, ни береговых батарей, чтобы сорвать замысел вражеского командования. Оно все предусмотрело, снаряжая свой лучший крейсер в разбойничий набег. Не знало оно лишь о том, что незадолго до экспедиции около Одессы активно потрудился налетовский подводный минный заградитель «Краб».

…Всего несколько миль отделяло «Меджидие» от исходной позиции для артогня, как вдруг…

«В начале войны лишь одна мина представляла опасность — мина русская». Это признание командира германской подводной лодки мог бы более живописно повторить и командир турецкого крейсера «Меджидие».

Мгновенно осознав, что тщательно подготовленная операция сорвана коварным русским оружием, он приказал команде спасаться за правым бортом, а командиру миноносца сопровождения изготовиться к пуску торпеды в левый борт крейсера, чтобы разрушений на нем было побольше.

Мелководье одесской акватории Черного моря не укрыло турецкий крейсер своими волнами, палубными надстройками он маячил над ними. Это был приз. Поднять и восстановить боевой трофей — такое престижное приказание последовало РОПиТу, выполнявшему роль вспомогательных сил на море. Крейсер «Меджидие» был поднят и пробуксирован в Одессу, где его ввели в док ропитовского завода. Вслед за этим последовал другой приказ морского министерства: ввести трофейный крейсер в боевой строй Черноморского флота под названием «Прут», переоснастить артиллерию корабля на орудия калибром в 130 миллиметров. Срок для исполнения приказания давался невероятно жесткий — три недели. Ропитовские адмиралтейцы всполошились: невыполнение приказа в военное время, как известно, сурово наказывается, а выполнить приказ в 21 день немыслимо.

Непосредственное выполнение приказа не входило в функции Крылова, но разве мог он, член правления, глава технической службы общества, остаться в стороне? Ведь прежде всего он — русский моряк, а следовательно, по традиции он должен сам умереть, а товарищей выручить. На приеме у министра он выговорил для себя лишь одно условие — чтобы ему «ни одной бумаги не писали и ответа не требовали; тогда все через три недели будет готово и крейсер будет представлен к испытанию».

Министр на такое условие согласился, а о том, как было исполнено немыслимое по сроку приказание, написал сам Крылов: «Я поехал в Одессу, обсудил с Пескорским (начальник адмиралтейства РОПиТа. — В. Л.), что и как делать, намечая мелом на переборках эскизы, без составления каких-либо чертежей. Тотчас снимали шаблоны, выбирали на складе соответствующий материал. Работали день и ночь, и к назначенному сроку все было готово. Приехал Григорович, осмотрел, остался вполне доволен. Видимо, приказ о том, чтобы мне не мешать, им был отдан достаточно строгий: я ниоткуда ни одной бумажки не получил, и ни одно начальствующее лицо ближе двух кабельтовых (400 м) к «Меджидие» не подходило».

Вот где еще раз (в последний ли!) пригодился глазомер! Работалось здорово, как во время практики у Петра Акиндиновича Титова.

Удовлетворенным и бодрым вернулся Алексей Николаевич в Петроград, чтобы среди прочего заняться окончательным оформлением и сдачей в набор первого тома «Начал».