— Простите, ваше превосходительство, я исполнил свой долг, и меня не смущает, если я окажусь на одной скамье по соседству с адмиралом Бирилевым, буде окажусь достойным — там место тихое…
Последствия доклада были совершенно неожиданны: 6 декабря 1911 года Крылов был произведен в генерал-лейтенанты, а морской министр удостоен генерал-адъютантства.
Вслед за этим внеочередным пожалованием последовало и предложение со стороны морского министра Крылову составить доклад Государственной думе об ассигновании на развитие флота 500 миллионов рублей.
Это предложение имело, правда, небольшую предысторию. Обрадованный высочайшим вниманием, морской министр Григорович обещал царю, что вопрос об ассигнованиях не вызовет в Государственной думе каких-нибудь нежелательных эксцессов. Ознакомившись же с тем, что ему приготовил для выступления Морской генеральный штаб, министр обомлел — за сухими, чванливыми и безоговорочными фразами доклада он увидел не только неисполнение своих заверений, но и отставку. И такая ему представилась отставка, что удел адмирала Бирилева, о котором напомнил генерал Крылов, мог показаться даром небесным. Не более чем показаться: как всякий моряк, он был суеверен, но не до такой степени, чтобы ждать ниспослания даров.
С простодушно-прямолинейным Бирилевым прямолинейно и поступили. На совещании в присутствии царя обсуждался проект создания Морского генерального штаба. Одобряя проект, большинство из выступающих, разумеется, не без скрытого умысла, подчеркивали, что точно так же организован Морской Генеральный штаб в Германии. Ничего более остроумного министр в своем возражении не придумал, как воскликнуть: «Мало ли что в Германии, ведь у них Вильгельм!» Намеренно или нет он забыл о родственных узах между Николаем Вторым и Вильгельмом, неизвестно, но, когда адмирал вернулся с совещания домой, там ждал его приказ о назначении членом Государственного совета.
Впрочем, Бирилев — это Бирилев, а какое благоугодное повеление ему, Григоровичу, в наказание последует, неизвестно. В отчаянии как-то сама собой всплыла надежда: спасти положение мог только генерал Крылов, только его ясная логика, простые доводы могут убедить разноголосых думцев. Он один подготовит и доклад в столь короткий срок.
Сила крыловского воздействия буквально очаровывала. Примеров тому — больше чем достаточно. Ее испытал на себе и член-корреспондент АН СССР Т.П. Кравец, слушая выступление генерала Крылова на заседании Московского математического общества: «У доски стоит высокий ростом, с окладистой черной бородой, с хорошей строевой выправкой, с хорошими командными нотками в голосе человек. Он пишет — необычайное для военного дело — целый ряд шестикратных интегралов и выводит из них простые механические и физические следствия, вплоть до числовых результатов. А мне, недавно вернувшемуся с японской войны и испытывающему обаяние настоящей хорошей воинской дисциплины, так и представляется, что А.Н. командует всеми этими уравнениями и интегралами и они по его команде послушно сами проделывают все те преобразования, которые он им указывает».
Крылов написал доклад. Григорович прочитал его на заседании Государственной думы при полном ее внимании. В докладе так убедительно просто прозвучали крыловские аргументы, что подавляющее большинство депутатов проголосовало за предоставление нужных ассигнований. Даже Гучков, признанный думский демагог, словом не возразил. Безысходность заставила Григоровича стать красноречивым. Доклад потряс слушателей и тем, что при сложившейся ситуации Германия легко займет Петербург и — главное — по контрибуции конфискует все частные капиталы. Контрибуционное право было столь живописно преподнесено, что ни о чем другом, кроме охранения собственных капиталов, депутаты-толстосумы и не думали.
Разумеется, эта незначительная часть доклада рассчитывалась на психологическое воздействие. Суть его состояла в другом. Уже вступлением он вышел за рамки, ему уготованные. Вместе с «Запиской по обороне отечественных рубежей» он явился тактико-стратегической основой для комплексной защиты побережья Финского и Рижского заливов и Балтийского моря, а также ключом к новому управлению эскадрами на их просторах.
Крылов не уставал повторять: «Часто говорят, что для указанной выше главной задачи флота — обороны Балтийского побережья — достаточно иметь минные суда и подводные лодки и что больших боевых судов не надо.
Такой взгляд неправилен. Флот не может получать одностороннего развития одних типов судов в ущерб другим, надо иметь суда всех типов и в определенной пропорции».
С чьей-то легкой руки, отчасти и от нерасшифрованных его собственных высказываний установилось мнение, что Крылов не любил быть администратором, считал работу по управлению чем-то второстепенным, отнимающим время у истинного творчества. Да, он ненавидел управлять всем тем, что напоминало собой пустопорожние португаловские измышления о корабле, но настоящую административную деятельность он любил и отдавался ей безоглядно.
Крылов состоял заведующим Опытовым бассейном в сделал все, чтобы руководимый им объект стал центром научно-исследовательских работ. Он стал главным инспектором кораблестроения и совершил максимум, чтобы подчиненный ему аппарат из организации фиксирующей превратился в творческую; порукой тому, помимо созданного первоклассного флота, десятки известных наших судостроителей, и среди них такие выдающиеся, как Бубнов, Шершов, Папкович, Шеманский. Он принял дела Морского технического комитета и вел их крупномасштабно, творчески, воистину по-государственному. И не случайно, что вслед за отставкой с поста в апреле 1910 года уже в мае Крылов избирается почетным членом МТК (Морской технический комитет. — В. Л.).
Он досконально изучил русское право от Ярослава Мудрого до Петра Белиного отнюдь не забавы ради. На память, не прибегая к тексту «Свода законов», он применял и букву и дух их в его, крыловской оригинальнейшей трактовке, которая всегда одерживала верх.
Министр отказал в производстве в лейтенанты флота одного толкового изобретателя. Разумеется, отказная на рапорте, прежде чем быть начертанной, подкреплена юридической справкой. Мотивировка отказа: недворянское происхождение представляемого и прежний род его занятий. На этот «мотивированный» отказ последовало возражение генерала Крылова: «Сословные ограничения относятся к приему в привилегированные учебные заведения: Пажеский корпус, Морской корпус, Училище правоведения, Лицей и пр., но не относится по закону к приему в юнкера флота.
Производство в офицерские чины зависит от «высочайшей воли», и нет оснований ее заранее ограничивать.
Генерал-адъютант граф Евдокимов был из крестьян и начал службу рядовым.
Адмирал С.О. Макаров был сыном прапорщика ластовых экипажей, начавшего службу матросом.
По закону «всякое изобретение или открытие есть собственность того, кем оно сделано», и, следовательно, останется таковой, пока это изобретение не будет отчуждено в пользу государства.
Работа по изобретениям есть полезная деятельность офицера, прошло то время, когда платный труд считался позором, а праздность — добродетелью.
Присоединяясь к представлению прапорщика по Адмиралтейству Подгорного к производству в лейтенанты флота, прошу указать законные поводы к отказу с вашей стороны, кроме дискреционной власти Вашего высокопревосходительства».
Были крыловские возражения министру с истолкованием закона и в совершенно неожиданных ракурсах. Вот один из них:
«Заодно позволю Вам словесно доложить одно дело. Генерал-майор А.Ф. Бринк состоит в чине 12 лет и в должности главного инспектора морской артиллерии 8 лет. Он имеет все права на производство в генерал-лейтенанты, надо только «удостоение начальства». Я его представил в декабре 1908 г. Вы мне обещали мое представление поддержать. Он произведен не был. Я его вновь представил к производству на новый год. Вы уже были министром, обещали представить к производству. Произведен он не был. Я представил его к пасхе, произведен он не был. Случайно в одной из самых черносотенных газет, руководимой экстраправым членом Государственной думы, я заметил намек, что Бринк поляк и как таковой способен и подозревается в государственной измене.