Теперь Риббентроп явно стремился убедить меня вправомерности своего отрицательного отношения к моему плану, ссылаясь на свои беседы с Муссолини и итальянским министром иностранных дел Чиано. Разумеется, следовало учитывать интересы Италии в официальной внешней политике рейха, но тем временем североафриканский район приобрел такое большое значение, что у нас были все основания для того, чтобы изменить свою политику и прибегнуть к помощи разведки. Я попробовал убедить Риббентропа в том, что не следует бояться нашей компрометации на международной арене. Операцию следует с самого начала так направить, чтобы в случае неудачи не было никаких следов — а в случае, если это не удастся, представить все предприятие делом рук «группы безответственных политических фантазеров». Если, кроме того, интересы рейха потребуют отмежеваться от своих сотрудников, мы не должны останавливаться перед выдачей их в руки правосудия. Примером здесь может служить путч «железной гвардии» в Румынии.

Риббентроп никак не реагировал на мои предложения. Я предпринял последнюю попытку: то, что разведывательная служба находится под руководством рейхсфюрера СС, в конце концов, является неоспоримым фактом, и мне кажется нецелесообразным превращать ее в самостоятельную организацию. Риббентроп ответил на это несколькими формальными фразами и холодно попрощался со мной.

Теперь я знал, что вряд ли наше сотрудничество с этим человеком будет успешным. Ему просто недоставало понимания задач, стоящих перед широко разветвленной, использующей специфические методы работы разведывательной службой.

Оглянувшись на последние полвека, невольно приходилось воскликнуть: какая опасная близорукость была допущена! Мне снова вспомнилась переписка между Бисмарком и немецким посланником в Париже во время кризиса, вызванного действиями генерала Буланже. Рейхсканцлер отстаивал принцип, согласно которому чем напряженнее отношения между двумя государствами, тем в большей степени перед дипломатами и информационной службой встает задача находить пути к компромиссным решениям, хотя бы для того, чтобы выиграть время. В первый раз я вспомнил это место из переписки и задумался, размышляя о нем, когда последний раз в сумерках летел в Швецию. И с того времени во мне окрепла решимость использовать все средства разведки для того, чтобы, по меньшей мере, сохранять «чувство локтя» с западными державами.

О том, что думал Риббентроп лично обо мне, яузнал из его случайного высказывания: «Фюрер прав, этот Шелленберг и впрямь потерявший квалификацию юрист, да к тому же еще и весьма неуживчивый человек, в один прекрасный день он еще доставит нам хлопот».