На крутой поворот в судьбе поэта, приведший его в стаи российской дипломатии, несомненно, повлияла его страсть и тяга к путешествиям, проявившиеся еще в 1813–1815 гг. Бурная эпоха Наполеоновских войн, которая расширила горизонты странствий, когда во время боевых действий и сражений многочисленные армии перемещались по европейскому континенту, вообще изменила видение мира. Грибоедову не суждено было попасть в число тех, кто дошел до Парижа, но его военная служба открыла ему новые горизонты — от Владимира до Брест-Литовска, а рассказы боевых участников европейских сражений об увиденном не могли не впечатлять поэта.

Очень важно, что многие друзья и соратники Грибоедова посещали различные страны и помимо военных испытаний, рассказывая ему о своих открытиях. Так, П.Я.Чаадаев, товарищ поэта, послуживший, по некоторым данным, одним из главных прототипов Чацкого, успел с 1823 г. около трех лет пропутешествовать по Европе, посетив "мировые столицы" Лондон, Париж, Рим, а также Милан, Флоренцию, Венецию, Берн, Женеву, Дрезден и Карлсбад. И он мог вслед за Гете сказать: "Кто хорошо видел Италию, и особенно Рим, тот никогда больше не будет совсем несчастным". Чаадаев в ходе путешествий смог расширить свои представления о "Божьем мире" и устройстве жизни разных народов, и его рассказы не могли не оказывать воздействие на Грибоедова. Добавим к этому участие в первом кругосветном путешествии русских кораблей (1803–1806) знакомого поэта Ф.И. Толстого, прозванного Американцем, высаженного за неповиновение на Алеутских островах и добиравшегося через Сибирь в Россию два года, а также кругосветное плавание (1822–1824) Д.И. Завалишина, в том числе к берегам Русской Америки под флагом Российско-американской компании…

А страстную тягу к путешествиям не только у Грибоедова, но и у многих других его современников разжег, как факел, не кто иной, как поэт, прозаик и историк Н.М. Карамзин, который в возрасте 23 лет, в 1789–1790 гг., совершил путешествие по Европе, посетив Пруссию, Саксонию, Швейцарию, Францию и Англию и издав позднее "Письма русского путешественника", ставшие своеобразной энциклопедией, открывавшей россиянам Запад. Бесконечно богат круг интересов героя писем — Путешественника, который участвует в народных гуляниях, проводит дни в Дрезденской галерее, заглядывает в кабачки, знакомится с местными жителями, подробно рассказывает о самых известных дворцах, соборах и музеях, заставляя читателей сопоставлять увиденное с образом жизни на родине и думать о русских делах и судьбе своего Отечества. В письмах запечатлелось личное, эмоциональное отношение Путешественника ко всему увиденному, читатель узнавал, что его радовало, огорчало или печалило, что вызывало у него симпатии или размышления, что отталкивало или привлекало в чужих странах.

По-видимому, Н.М. Карамзин на долгие времена задал своей книгой некую сверхзадачу для всех путешественников, которые хотели бы не только увидеть дальние страны, но и запечатлеть в слове или образах искусства свои впечатления и думы. Его герой — это русский человек, живущий в большом мире и вбирающий в свое сердце все тревоги и интересы этого мира. И как же хочется Путешественнику вернуться в конце долгих странствий на родину. Не случайно в своем последнем письме из Кронштадта он восклицает: "Берег! Отечество! Благословляю вас! Я в России и через несколько дней буду с вами, друзья мои!.. Всех останавливаю, спрашиваю, единственно для того, чтобы говорить по-русски и слышать русских людей… Перечитываю теперь некоторые из своих писем: вот зеркало души моей в течение осьмнадцати месяцев! Оно через 20 лет будет для меня ещё приятно… Загляну и увижу, каков я был, как думал и мечтал… Может быть, и другие найдут нечто приятное в моих эскизах…" Пройдёт совсем немного лет, чуть более десяти, и совершенно естественным окажется переход Карамзина от "Писем русского путешественника" к "Истории государства Российского", от познания европейского мира к постижению мира русской истории…

Стремление Грибоедова на дипломатическое поприще было совсем не удивительным, ведь в дворянской среде именно дипломатическая служба, также не лишенная опасностей, по почету и важности стояла на втором месте после военной службы. Вот почему на работу в Коллегию иностранных дел попадали многие дворяне, в том числе А.С. Пушкин и В.К. Кюхельбекер, поступившие туда почти день в день с Грибоедовым.

Для прояснения этой ситуации упомянем еще два славных имени в истории русской поэзии — Константина Батюшкова и Федора Тютчева. Первый из них, участник Отечественной войны 1812 г., друг Пушкина, дошел с русской армией до Парижа и сумел посетить Польшу, Пруссию, Силезию, Чехию, Францию, Англию, Швецию и Финляндию ("Все видел, все узнал — и что ж? из-за морей // Ни лучше, ни умней // Под кров домашний воротился…" — писал он о своих странствиях). Пережив "три войны, все на коне и в мире на большой дороге", измученный болезнями К.Н. Батюшков перевелся на дипломатическую службу и в 1819 г. прибыл в Неаполь, где был причислен к неаполитанской миссии в качестве сверхштатного секретаря при русском посланнике графе Г.О. Штакольберге. Вскоре он переселился на остров Искию близ Неаполя, а впоследствии долго лечился в Германии.

Ф.И. Тютчев, закончив Московский университет, с 1822 г. начал служить в Министерстве иностранных дел. Родственные связи дали ему возможность занять место при русской дипломатической миссии в Мюнхене. Место было скромным, сверх штата, лишь в 1828 г. поэта повысили до младшего секретаря, но по роду своей службы он часто посещал Францию, Италию, Австрию, а впоследствии долго служил в Турине. В целом в Мюнхене и Турине он пребывал с 1822 по 1839 г., лишь изредка приезжая домой в отпуск, и, конечно, богатый опыт путешественника не мог не отразиться на творчестве великого поэта, в том числе и на осмыслении им "с далекого расстояния" России.

Упомянем, что по дипломатической части служил в те годы Ф.С. Хомяков, брат А.С. Хомякова, заменивший позднее Грибоедова на месте секретаря по иностранной части при генерале Ф.И. Паскевиче в Тифлисе, а также родной брат будущей жены Пушкина Дмитрий Гончаров (1808–1860), посетивший после смерти Грибоедова Персию в составе русской миссии. Знакомый Грибоедова Ф.Ф. Вигель еще в 1805 г. в составе посольства Головкина отправился в Китай, хотя и не был допущен в Пекин, а лицейский товарищ Пушкина Ф.Ф. Матюшкин, с которым мог встречаться Грибоедов, участвовал в полярной экспедиции в поисках северного пути в Китай, и именно ему Пушкин посвятил восторженные строки:

Началось же все в июне 1817 г., когда Грибоедов был принят на службу в Коллегию иностранных дел на должность губернского секретаря, куда, но капризу судьбы, черед четыре дня поступили также А.С. Пушкин и В.К. Кюхельбекер, В декабре 1817 г. поэт был произведен в переводчики, а 11 июля 1818 г. по повелению Александра 1 назначен секретарем, то есть фактическим заместителем, при русском поверенном в Персии С.И. Мазаровиче. Каким же образом произошла эта вторая, роковая по своим последствиям развилка в судьбе поэта, связавшая его с Персией?

Сохранилось свидетельство А.С. Стурдзы, чиновника Коллегии иностранных дел, относящееся к весне 1818 г.: "Я знал Грибоедова при самом начале деятельности его на поприще словесности и службы. Подобно Батюшкову, он домогался должности дипломатической и с этой целью искал моего знакомства. Светлый ум, крутой прав и сметливая физиономия Грибоедова полюбились мне. Пользуясь тогдашним положением моим при министерстве иностранных дел, я вступился, сколько мог, за благородного искателя и предложил ему на выбор должности канцелярского чиновника в Филадельфии и Тегеране. Грибоедов колебался; я указывал ему беспристрастно на относительную важность этих посольств, измеряемую связью каждого из них с прямыми выгодами России. Мне хотелось, чтобы и он предпочел Америку Персии, потому только, что более надеялся на правила и образ мыслей нового начальника этой отдаленной миссии, барона Тейля… Однако ж я познакомил Грибоедова лично не только с ним, но и с статским советником Мазаровичем; оба они находились в столице и собирались в путь, каждый сообразно своему назначению. Грибоедов сам решил участь свою и отправился в Персию… Никогда в жизни не случалось со мною быть столь близким очевидцем при выборе самим страдальцем собственного таинственного жребия".