Показателен диалог по поводу возвращения солдат Грибоедова и Аббас-Мирзы, которого поэт называет Наиб-султаном (наследником престола), "великим мне недоброжелателем": "Наиб-султан. Видите ли этот водоем? Он полон, и ущерб ему невелик, если разольют из него несколько капель. Так и мои русские для России. Я. Но если бы эти капли могли желать возвратиться в бассейн, зачем им мешать? Наиб-султан. Я не мешаю русским возвратиться в отечество. Я. Я это очень вижу; между тем их запирают, мучат, до нас не допускают. Наиб-султан. Что им у вас делать? Пусть мне скажут, и я желающих возвращу вам. Я. Может быть, ваше высочество так чувствуете, но ваши окружающие совсем иначе: они и тех, которые уже у нас во власти, снова приманивают в свои сети, обещают золото, подкидывают письма… Наиб-султан. Это не тайна; это было сделано по моему приказанию… Зачем вы не делаете, как англичане? Они тихи, смирны. Я ими очень доволен. Я. Англичане нам не пример, и никто не пример. Поверенный в делах желает действовать так, чтобы вы были им довольны, но главное, чтобы быть правым перед нашим законным государем императором". И вот итог борьбы: "Пришли доложить, что из 70-ти человек, мною приведенных, один только снова перешел на службу к его высочеству, но и этот ушел от них, бросился ко мне в ноги, просил, чтобы я его в куски изрубил… сам не знает, как его отсунули от своих…"
Поэт решает, несмотря на опасности, сопровождать 158 русских солдат в их пути до Тифлиса, и потом шутливо напишет: "Разнообразные группы моего племени, я Авраам". Вывод отряда совершился вопреки желанию персидского правительства, лишавшегося солдат, из которых оно, не имея своих обученных частей, составляло войска так называемых сарбазов. Грибоедовым при этом двигал порыв патриотизма и забота не только о солдатах, но и о престиже России.
А путь к Родине оказался под стать библейским временам, в Тифлис отряд добрался лишь через месяц, испытав лишения, издевательства, попытки спаивания и подкупа солдат, нехватку продуктов и даже нападения ("…В Маранде… камнями в нас швыряют, трех человек зашибли"; "В нас бросали камнями, и я с сознательным молчанием скрывал перед моими собственными людьми ярость, меня душившую, и они вели себя спокойно"). Дело дошло до того, что, опасаясь худшего, Грибоедов, чтобы избежать опасностей, вооружив отряд 50 копьями, тайно вывел его из Нахичевани, где поэта "косвенным путем предупредили, что <…> вполне могут взять под арест, впредь до нового приказа из Тавриза".
Усердие и смелость Грибоедова, выведшего, как пророк, "свой народ" в родные места, были высоко оценены Кавказским наместником А.П. Ермоловым, увидевшим то, каким потенциалом обладает молодой дипломат. В письме к Мазаровичу он писал: "При сем случае приятно мне заметить попечение Грибоедова о возвратившихся солдатах и не могу отказать ему в справедливой похвале за исполнение возложенного вами на него поручения, где благородным поведением своим вызвал он неблаговоление Аббас-Мирзы и даже грубости, в которых не менее благородно остановил его, дав ему уразуметь достоинство русского чиновника".
Позднее Грибоедов продолжал работу по возвращению в Россию русских солдат, что привело к его резкому конфликту с поверенным в делах Великобритании в Персии Генри Уилл оком, брат которого капитан артиллерии Эдуард вместе со своими слугами склонял русских солдат к измене Родине и даже доставил двоих обманутых обратно в Тавриз. В своей ноте поверенному Грибоедов весьма справедливо замечал: "Не почувствуют ли персияне, что им позволительно продолжать свое заслуживающее порицания поведение в отношении русских солдат-перебежчиков, находя поощрение в снисходительности и добрых услугах, оказываемых им в этих случаях подданными одной европейской… державы". Вынужденный информировать о конфликте лондонское начальство, Уиллок охарактеризовал Грибоедова как "малоопытного и неблагоразумного молодого человека" со "вспыльчивым и необузданным характером", хотя и понимал всю недостойность своего поведения. Именно Уиллок через восемь с половиной лет станет одним из закулисных дирижеров тегеранской трагедии, истоки которой лежали прежде всего в конфликте интересов великих держав в Персии.
Такие истории в жизни поэта, как "авраамово спасение соотечественников", не могли не повлиять на его мироощущения. Весьма показательны, например, слова о Грибоедове его друга Бегичева: "Он был в полном смысле христианином и однажды сказал мне, что ему давно входит в голову мысль явиться в Персию пророком и сделать там совершенное преобразование; я улыбнулся и отвечал: "Бред поэта, любезный друг!" — "Ты смеешься, — сказал он, — но ты не имеешь понятия о восприимчивости и пламенном воображении азиатцев! Магомет успел, отчего же я не успею?" И тут заговорил он таким вдохновенным языком, что я начинал верить возможности осуществить эту мысль".
Грибоедов, пробыв на Кавказе и в Грузии 3 месяца, 10 января 1820 г. отравляется назад, в Тавриз, где и пробудет до осени 1821 г. Долгая и уединенная жизнь в этом городе принесет ему огромную пользу. Он ещё больше узнает нравы и обычаи Персии, обогатит свой дипломатический опыт, почти в совершенстве выучит персидский язык, прочтет всех персидских поэтов и сам научится писать стихи на этом языке. Он начнет даже изучать арабский и санскритский языки, но это обучение не закончит.
Развалины бывшего здания российского посольства и консульства в Тавризе, где жил Грибоедов
Главное же, что именно в Тавризе, благодаря вещему сну, поэт сделал свой первый шаг к бессмертию — созданию комедии "Горе от ума". Речь идет о следующем эпизоде, рассказанном Булгариным: "Будучи в Персии, в 1820 году, Грибоедов мечтал о Петербурге, о Москве, о своих друзьях, родных, знакомых, о театре… Он лег спать в киоске, в саду, и видел сон, представивший ему любезное отечество, со всем, что осталось в нем милого для сердца. Ему снилось, что он в кругу друзей рассказывает о плане комедии, будто им написанной, и даже читает некоторые места из оной. Пробудившись, Грибоедов берет карандаш, бежит в сад и в ту же ночь начертывает план "Горя от ума" и сочиняет несколько сцен первого акта. Комедия сия заняла все его досуги, и он кончил ее в Тифлисе в 1822 году… Приехав в Москву, Грибоедов… почувствовал недостатки своей комедии и начал ее переделывать".
Письмо Грибоедова, написанное в Тавризе 17 ноября 1820 г. неизвестной женщине, к которой поэт, по-видимому, питал теплые чувства, подтверждает сведения, приводимые Булгариным. В этом письме поэт описал свой сон, в котором он попал на праздничный вечер в незнакомый дом и среди многих гостей увидел свою знакомую: "Тут вы долго ко мне приставали с вопросами, написал ли я что-нибудь для вас? — Вынудили у меня признание, что я давно отшатнулся, отложился от всякого письма… — вы досадовали. — Дайте мне обещание, что напишите. — Что же вам угодно? — Сами знаете. — Когда же должно быть готово? — Через год непременно. — Обязываюсь. — Через год, клятву дайте… И я дал её с трепетом". После этого писатель пробудился: "Хотелось опять позабыться тем же приятным сном. Не мог. Встав, вышел освежиться. Чудное небо! Нигде звёзды не светят так ярко, как в этой скучной Персии! Муэдзин с высоты минара звонким голосом возвещал ранний час молитвы… ему вторили со всех мечетей, наконец, ветер подул сильнее, ночная стужа развеяла моё беспамятство, затеплил свечку в моей храмине, сажусь писать, и живо помню моё обещание; во сне дано, наяву исполнится".
Какой возвышенный слог, какая поэтика звучат в этих словах "персидского странника", несмотря на скуку именно в Персии делающего свой главный творческий шаг в жизни. Какая уверенность в своей судьбе, невзирая ни па какие препоны обстоятельств и сложностей. Долгое пребывание на Востоке обернулось для писателя не только глубоким погружением в новый мир, но и поэтическим прорывом. Именно в Персии им были написаны первые сцены "Горе от ума", но не только они. Неужели поэт не воспел увиденного на Востоке в своих поэтических творениях? Послушаем свидетельство Кюхельбекера, которому Грибоедов в декабре 1821 г. читал первые явления "Горя от ума" в Тифлисе, с кем он делился своими творческими планами. В письме к матери Кюхельбекер утверждал: "Он очень талантливый поэт, и его творения в подлинно персидском тоне доставляют мне бесконечное наслаждение". Вспоминая в стихотворении "К Грибоедову"