Первым Лена выпустила Вадима. Помощник судьи объявил:

— На дорожках Вадим Бакшеев — Дом пионеров, и Анатолий Горяев — «Артек»! Заплыв вольным стилем на двадцать пять метров!

Рядом со мной сидели Вовки. Один справа, другой слева. Расположились мы у самого моря, на гальке.

Вадим и Анатолий поднялись на стартовые тумбочки. Помощник судьи скомандовал:

— Приготовиться!

Ребята присели, отвели назад руки, напрягли мышцы.

— Марш!

Судейские секундомеры начали отщелкивать время.

Я наблюдаю за пловцами и за Леной. Она стоит на ступеньках вышки, чтобы лучше видеть бассейн. В руках тоже секундомер.

Вадим плохо начал заплыв: его тянет в сторону, пока он не натыкается на поплавки, которыми разгораживаются дорожки. Артековец идет равномерно и уверенно брассом. Вадим проигрывает, отстав на две и четыре десятых секунды.

Как ни странно, проигрывает и Спартак болгарскому пионеру Стефанеку, который плыл, точно верткая щука, быстрыми, резкими нырками.

Таня поскучнела. Она была уверена в Спартаке. Он для нее, несмотря на ссору, по-прежнему был самым ловким и сильным.

Лена и Гриша тоже поскучнели. Внешне Лена как будто продолжает оставаться спокойной. Но это для тех, кто ее не знает. А я уже по одному тому, как она проводит пальцем по бровям, вижу, что волнуется.

Я тоже начинаю волноваться. Неужели все наши проиграют?

Ко мне подошла Таня. Села. Ее поразило, что Спартак проиграл. Ей тяжело.

Спартак как вылез из воды, так и остался на противоположной стороне бассейна. Ему было горько от проигрыша, и он даже не захотел к нам подходить. За ним пошел Гриша.

Над морем летали чайки. Таня помолчала и сказала:

— Мартышки рыбу высматривают.

— Мартышки? — удивился я.

— Ну да. Крылья темные, видите? А Спартак проиграл из-за Юльки, — вдруг совсем неожиданно сказала Таня.

— Почему?

— А так… Из-за Юльки, — упрямо повторила Таня. — Я знаю. Она его хвалила, хвалила и захвалила. Тренировки пропускал, вообразил себя мастером спорта.

Таня выбрала камешек, несколько раз подкинула на ладони, потом забросила в море. Камешек булькнул, не оставил на поверхности даже кругов.

Таня вздохнула и сказала:

— Я сегодня плыть не буду. Не хочу.

Я молчал. Ведь я давно уже догадался, что между Спартаком и Таней существовала дружба, а туг появилась «приезжая» Юлька, бойкая и золотоволосая. И никто ее вовсе не просил вмешиваться в чужую дружбу, а она вмешалась.

За моей спиной Вовки спорили о чайках: почему мартышки? Спорили, спорили и закончили спор, как всегда, скандалом.

Начинался заплыв девочек. Помощник судьи объявил:

— На дорожках Юля Колесникова — Ялта, и Сима Муромцева — «Артек»!

Юля проплыла красиво, чисто и выиграла. Эта девочка, очевидно, все умела делать красиво, ловко и быстро. Она первая принесла победу ялтинским пионерам. Ей аплодировали и наши и артековцы.

Таня вскочила и побежала к Лене. И тут же в очередном заплыве объявили, что от Ялты будет участвовать Татьяна Блажко.

«Правильно Лена сделала, — подумал я, — что немедленно выпустила Таню». А как мне хотелось, чтобы Таня вышла победительницей! Ведь это было ей просто необходимо.

Даже Вовки перестали толкать друг друга локтями и замолкли: как-никак Таня их соседка и до некоторой степени воспитательница.

И Таня выиграла. На одну секунду, а выиграла! К ней подошел Спартак и помог подняться из бассейна.

Вовки хлопали и кричали:

— Трах-бах, тук-тук! Наша взяла!

Хлопать старались один громче другого. И дохлопались до того, что опять едва не сцепились.

Общий результат соревнований получился таков: по группе мальчиков победили артековцы, по группе девочек — ялтинцы.

Потом начали соревноваться моряки — корабль с кораблем, рыбаки-колхозники — артель на артель, и даже санаторские.

Сумерки потушили солнце и море. Среди гор, в ущельях и лощинах, показалась легкая влажная дымка, из которой выпадут тихие медовые росы.

На кораблях вспыхнули прожекторы и застыли высокими синими колоннами между морем и небом. Начался фейерверк — полетели в небо брызги света. По всему городу — песни, смех, огни, музыка.

В летнем театре-ракушке состоялся концерт пионерской самодеятельности.

Я с Вовками сидел в зрительном зале. Таня, Спартак, Гриша и даже Лена были за кулисами — готовили артистов к выступлениям: помогали переодеваться, накладывать грим.

Ребята, распорядители торжества, долго таскали по сцене старенькое пианино: поставят его в ближнем правом углу, потом собьются в кучу, поспорят и катят уже в правый дальний.

Один из ребят ходил следом. Носил от пианино ножку, которая вываливалась, и ее надо было подставлять.

Я подумал, что для споров им не хватает наших Вовок: тогда бы пианино кочевало по сцене суток двое.

Первыми выступали гости — артековцы. Они сплясали матросский танец.

Танец начинался с того, что на сцену вышел мальчик в форме боцмана и продудел в боцманскую, на цепочке, дудку сигнал: «Свистать всех наверх!»

Выбежали тут со всех сторон моряки; гикнули, притопнули, и пошел общий пляс: отбивали ногами различные переборы, ходили на руках, высоко подпрыгивали.

И вдруг, совершенно неожиданно, выскочил из-за кулис маленький поваренок в колпаке, в фартуке и с огромной разливательной ложкой, размером с самого поваренка. Он схватил свой колпак, стукнул им о землю и включился в танец.

Зал засмеялся. Вовки тут же занялись разговором: как артековцы сумели незаметно пронести с катера эту разливательную ложку?

Ялтинские пионеры танцевали польку и мазурку. Ребята, одетые суворовцами, прищелкивали начищенными полуботинками, расправляли плечи и вообще демонстрировали манеры.

Жорка, почти не фальшивя, сыграл на аккордеоне. Таня вела программу и выходила и уходила со сцены, строго постукивая каблучками новых красных туфелек.

Под конец вечера наши всех удивили: показали кинокартину, которую сами снимали, — поход отряда на Ай-Петри.

В луче киноаппарата летали ночные мотыли. Кипарисы в горах, пронизанные светом прожекторов, стояли как зеленые факелы. Под звездами загорались звезды ракет.

После концерта мы провожали гостей до пристани. Шли без строя, кто с кем. Вовок удалось отправить домой. Албанские и болгарские пионеры пели песни на родном языке.

Таня шла со Спартаком.

Когда катер с гостями уплыл, ребята разошлись.

Ушли и Таня со Спартаком, взявшись за руки.

А мы с Леной остались. Остались у того же места в порту, к которому приехали на автобусе.

И вновь, как и тогда, мы стояли на набережной, облокотившись о чугунные перила. С набережной опрокинулись в море огни фонарей. Раскачивались на тихих волнах. Слышно было, как поскрипывали у лодок и баркасов чалки.

Над морем повис ковш Большой Медведицы. Казалось, сейчас окунется, зачерпнет теплой сверкающей воды и поднимет к звездам.

Я стоял и думал: вырастут Вовки и сделаются хорошими людьми. Вырастет Гошка и сделается зоологом или ботаником. Вырастут Таня, Спартак, Жорка, Юля, Вадим, а мы с Леной постареем. И только море останется таким, каким оно и было.