Нет, Валентин.

Но Валентин для Сильвии скончался.

Так изменила мне?

Нет, Валентин.

О, если б изменила, ты сказал бы:

Нет Валентина! С чем же ты пришел?

Ты из Милана изгнан. Да! Ты должен

Покинуть двор, и Сильвию, и друга.

Мой друг, я горем сыт. Еще немного —

И горе с жизнью разлучит меня!

Но Сильвия уже об этом знает?

Да, знает все. Жестокому решенью

Она напрасно в жертву принесла

Те жемчуга, что мир зовет слезами;

Упав к ногам сурового отца,

Она рыдала и ломала руки,

Что, побледнев от горя и тревоги,

Белей казались, чем нагорный снег.

Но ни мольбы, ни клятвы, ни стенанья,

Ни скорбное коленопреклоненье,

Ничто, ничто не тронуло тирана.

Он ей ответил: если Валентин

Промедлит здесь, его казнить велю я.

И дочь свою за то, что умоляла

Простить тебя, он в ослепленье гнева

Велел тотчас же в башню запереть

И угрожал ей вечным заточеньем.

Ни слова больше, если этим словом

Ты не убьешь меня. Но если можешь

Меня убить, так продолжай рассказ:

Дай мне покончить с мукой бесконечной.

Не сокрушайся о непоправимом,

Но что испортил, то скорей поправь.

Оставшись, ты не мог бы с ней встречаться,

Но жизнь и честь поставил бы на карту.

Надежда — посох любящих. Иди,

Ты будешь там, но письма будут здесь.

На этот посох крепкий опираясь,

Пиши их мне, чтоб я передавал их,

Чтоб их на беломраморной груди

Могла твоя возлюбленная прятать.

Но, друг мой, рассуждать теперь не время.

Пора идти. К воротам городским

Я провожу тебя. Мы потолкуем

О том, что для любви твоей полезно.

Пойдем. Во имя Сильвии, спеши.

Послушай, Ланс, коль повстречаешь Спида,

Скажи, чтоб шел он к Северным воротам.

Ступай за ним. Пойдем же, Валентин.

О Сильвия моя, о дорогая!

О горестный, несчастный Валентин!

Валентин и Протей уходят.

Смотрите, я дурак, а ума у меня все-таки хватило, чтобы догадаться, что мой хозяин в некотором роде негодяй. В каком роде — не важно, важно, что негодяй. Не родился еще тот человек, который скажет, что я влюблен. А между тем я действительно влюблен. Целая шестерка лошадей не вытянет из меня, в кого я влюблен. А между тем это — женщина. Но какая женщина — этого я и самому себе не скажу. Положим, я-то знаю, что она — коровница. И знаю, что она уже не девушка, о ней ходят дурные толки. И все-таки она девушка, потому что она девушка у своего хозяина и работает у него за плату. А всяких штук она знает — что твоя водолазная собака.17 А для крещеного человека это уже много. Вот роспись ее добродетелей. (Достает бумагу.) Во-первых, она может приносить и носить. Большего не может и лошадь. Нет, лошадь может только носить, приносить она не может. Значит, она лучше, чем любая кляча. Во-вторых, она умеет доить. Большое достоинство для девушки, если только руки у нее чистые.

Входит Спид.

Здорово, синьор Ланс, что это вы читаете?

Я не вычитаю, а складываю.

Ты опять за старое — все слова наизнанку выворачивать. Какие новости в твоей бумажке?

Самые черные, какие ты видел.

Почему же они черные?

Потому что написаны чернилами.

Дай-ка прочесть.

Постыдился бы, дурак! Ты и читать-то не умеешь.

А вот врешь. А вот умею.

А вот я тебя проверю. Отвечай: кто тебя родил?

Кто же, как не сын моего дедушки?

Ах ты, невежественная башка! Не твоего дедушки сын, а твоей бабушки! Вот и видно, что ты читать не умеешь.

Давай, давай, дурак! Покажи, что там написано, в твоей бумаге.

Смотри. И да поможет тебе святой Николай.18

(читает)

«Во-первых, она умеет доить».

Да, это она умеет.

«Во-вторых, она умеет варить пиво».

И отсюда поговорка: благослови тебя небо, ты хорошо варишь пиво.

«Также она умеет шить».

Это все равно что спросить: шить она также умеет?

«А еще она умеет вязать».

Так разве станет мужчина отдавать свои чулки какой-нибудь девке, если жена его сама умеет вязать?