Сергей. Ермолаевич проверил, плотно ли прикрыта дверь, поманил к себе мальчишек и принялся что-то им нашептывать. И веселые лукавинки запрыгали в его глазах, и грозно зашевелились косматые, кустистые брови.
СКОЛЬКО ВЕРЕВОЧКЕ НЕ ВИТЬСЯ...
Какая-то смутная тревога не давала в последнее время покоя дяде Васе, заставляла его вздрагивать при каждом скрипе двери, по ночам поднимала с постели. А ведь все, кажется, шло как по маслу, и он сам цепкой рукой направлял события, и никаких неприятностей не сулило будущее.
Всю жизнь хотелось дяде Васе «развернуться по-настоящему» и всю жизнь не удавалось. Закончил когда-то шесть классов, надоело, бросил. Удрал из дому, всю страну исколесил... Сто работ сменил, ни к одной не прикипел. Все искал такое место, где и делать ничего не надо, и деньги сами текут.
Наконец, вроде, нашел — устроился на продовольственный склад. Только приловчился продукты на сторону сплавлять — хлоп, ревизия. Как ни петлял — разобрались. Дали два года — доискался...
Дядя Вася переживал, что так глупо попался. Не только потому, что впервые в жизни пришлось ему по-настоящему потрудиться,— валить лес было куда тяжелее, чем сидеть на складе и колдовать над накладными. И не потому, что из-за собственной неосторожности потерял руку,— раздробило, когда развалился им же плохо увязанный штабель бревен; пришлось ампутировать. А больше оттого, что теперь во всех бумагах придется писать о судимости, а с такими бумагами устроиться на «теплое» место будет не так-то просто.
Война застала его в небольшом городке недалеко от западной границы. Ночью была бомбежка, вспыхнули пожары. В сумятице группе заключенных удалось сбежать. Среди них был и дядя Вася. Ему повезло: через несколько часов переполненный беженцами поезд уносил его на восток. Забившись в уголок, он с радостью думал о том, что нечаянно развалившийся штабель бревен избавил его от военных патрулей и милиции, от подозрительных расспросов, а главное — от окопов. Мало ли людей бросило пылавшие дома, не успев захватить никаких документов, какой может быть спрос с инвалида!
С этим поездом он добрался до Орска. Выхлопотал новые документы, даже справку раздобыл, что руку потерял не где-нибудь, а на фронте. И не стало заключенного Василия Зенченко. Вместо него появился инвалид войны, пенсионер Василий Зайченко.
Работать он больше не пошел: быстро освоившись в новом городе, дядя Вася понял, что сможет прожить и без работы. Родным домом ему стала толкучка. Дядя Вася скупал за бесценок, а затем перепродавал краденое: одежду, хлебные карточки, облигации — и жил припеваючи. Даже облавы на спекулянтов не пугали его: «инвалид войны» умудрялся выходить сухим из любой переделки.
Прокатилась через Беларусь война, загромыхала у немецких границ, и дядю Васю потянуло в родные края. Он вернулся домой и опять занялся привычным делом.
Чем только не спекулировал он в разоренном, разрушенном городе! Хлебом и мукой, сахаром и мылом, одеждой и даже местом в очереди в магазинах... Но с каждым годом все труднее и труднее дяде Васе удавалось уходить от зоркого ока милиции.
После нескольких «внушений» дядя Вася понял, что надо «переквалифицироваться».
Долгое время он слонялся по колхозным рынкам, присматривался, принюхивался, зарабатывая по мелочишке, все искал «дело», которое и верный доход давало бы, и спекуляцией не считалось. Случайно увидел, как какой-то парень продавал рыбок. Только-только в ту пору первые аквариумисты заводили первые аквариумы, но дядя Вася сразу понял, что крохотные рыбки — это золотое дно.
С годами угол рынка, где собирались аквариумисты, голубеводы, кролиководы, становился все более и более оживленным, многолюдным. А с некоторых пор там по воскресеньям — просто не протолкнуться. Можно подумать, что весь город решил обзавестись аквариумами, всем нужны водоросли, улитки, компрессоры для подкачки воздуха. Сколько рыбок ни принеси, до одной распродашь. Хорошо, тихо — хоть бы тебе один милиционер заглянул или там дружинник...
Спокойно зажилось дяде Васе. Всегда находил он способ расправиться с опасными конкурентами. То слушок, осторожно пущенный, от них покупателей отпугивал, то красивая, хоть под микроскопом смотри, не заметишь, что уже больная, рыбка, которую он «неохотно» уступал другим торгашам, а то и просто щепотка «рыбьей холеры», незаметно подброшенная в аквариум, как было, скажем, с Чепиком.
В квартиру свою он жильцов пустил, а сам к Королевым переехал тоже неспроста — жильцы ему по тридцать пять рублей в месяц платили, а сам он — только пятнадцать. Прямой доход. Тем более что уже полгода совсем ничего не платит и долго еще платить не будет. Ксения Александровна больна, Сашка — шалопут... Глядишь — их домик вообще к рукам можно будет прибрать... А домик хороший, отремонтировать да продать — кучу денег за него отвалят.
Все хорошо складывалось у дяди Васи, и никак не мог он взять в толк, с чего это грызет его лютая тоска. Мечется он по захламленной комнате, натыкаясь на стулья, на банки с инфузориями, а в комнате пахнет гнилью от ящиков с молочными червями, от аквариумов, выстроившихся вдоль стен, и кажется дяде Васе, что рыбкам в этих аквариумах живется куда лучше, чем ему.
ПОХИЩЕНИЕ ЮРКИ БАРИКАНОВА
Нежданная радость свалилась на Юрку — прислал отец письмо, что приезжает в отпуск. Прыгал Юрка от счастья по комнате, и качался по ковру, и горланил какие-то песни всего из двух слов: «Папка приедет! Папка приедет...»
Но потом случайно наткнулся он взглядом на книжную полку, где когда-то стояли томики «Библиотеки приключений», а теперь громоздились толстенные отцовы справочники и словари, и погасла Юркина радость. Мать заметила это и стала расспрашивать Юрку, что с ним стряслось, но он только пробормотал, что разболелась голова, оделся и уныло поплелся к Сашке.
Сашка мыл раствором марганцовки пустые аквариумы.
— Помогай,— кивнул он Юрке, и Юрка с радостью принялся за работу.
Вчера вместе с Сергеем Ермолаевичем они побывали во Дворце культуры строителей, полюбовались отремонтированными комнатами, которые им отвели. Комнаты сверкали натертыми паркетными полами, в них было пусто и гулко и чуть-чуть пахло краской. В первой стояли столики, к ним были подведены розетки, на стенах укреплены лампы дневного света; во второй, в углу, отгороженном ширмой и облицованном сверкающим кафелем, стояла ванна с подведенными кранами — для отстоя воды, и не столики, а металлические стеллажи, покрашенные серебристой краской, тянулись вдоль стен.
Все было сделано по чертежам Сергея Ермолаевича, сделано здорово, по-настоящему, а Сашка вдруг с грустью подумал, что не придется ему сталь президентом этого клуба, что другие мальчишки, может, Юрка, будут здесь разводить неонов и скалярий, бархатно-черных телескопов и барбусов суматранусов... И Сашка решил подарить клубу все свои аквариумы с остатками рыбок и растений, чтоб хоть на первых порах не стояли пустыми столики у стен и те, кто хозяевами придут сюда, помянули бы и его, Сашку Королева, добрым словом. Поэтому-то и мыл аквариумы так старательно.
Ребята соскребали со стекол наросшие зеленые водоросли, обирали с кустиков людвигии нитчатку, мыли и складывали в кучку плоские черные камни и цветочные горшочки, на которые любят откладывать икру цихлиды. Камни, как и неонов, подарил Сашке их бывший квартирант, летчик дядя Сережа, с самого Черного моря привез...
И вдруг один камень выскользнул у Юры из рук и с грохотом покатился под кровать. Он нагнулся, чтоб поднять, а потом сел прямо на постель и замотал головой, словно у него заболели зубы.
— Что с тобой,— бросился к другу Сашка и схватил его за плечи.
— Отец приезжает.
— Тю-у, дурак,— облегченно вздохнул Сашка.— Радоваться надо, а он...
— Я книги продал, те, что он мне подарил... Двадцать томов. Приедет, спросит, что я ему скажу?