В тот день, и на следующий, и через два дня Вася тащил папу в тир и просил купить побольше пулек. И стрелял. И с каждым днём всё лучше. Даже самому странно было. Плавал он тогда едва-едва, в шахматы почти не умел играть, путал ходы, читал медленно, а вот стрелял — прекрасно. Будто передал ему тот парень свой секрет, своё волшебство. И с тех пор чуть что: плохое ли настроение, неудача ли с приятелями — стоило Васе прийти в тир, взять ружьё, прицелиться и, задержав дыхание, нажать спусковой крючок — дёрнется и перевернётся танк с крестом или белка. И Вася опять в ровном настроении, и всё ему трын-трава!

Год назад мама купила Васе майку в синюю полоску; он с радостью просунул в ворот голову, руки — в короткие рукава. Мама подумала, что ему хочется быть похожим на моряка. А дело-то было совсем не в этом! Вася хотел хоть немного походить на того парня…

Они вошли в тир. Вася поздоровался с тётей Пашей, и она сразу узнала его. Он высыпал перед ней на прилавок мелочь. Тётя Паша быстро пересчитала, отодвигая пальцем монеты, возвратила двушку, привычным движением достала из круглой коробочки из-под монпасье шесть маленьких свинцовых пулек, похожих на чашечки, и пододвинула к Васе.

В тире пахло масляной краской, а всё остальное было таким же, как и год назад: то же высохшее и почему-то не срубленное дерево у правой дощатой стены, оранжевый сейф — у левой, а на стенах возле прилавка весело пестрели плакаты-инструкции, как правильно стрелять, как устроены снаряд и бомбы, простая и атомная. И ещё здесь висело напечатанное огромными буквами объявление: «ЦЕНА ОДНОГО ВЫСТРЕЛА — ТРИ КОПЕЙКИ».

— А ты будешь? — Тётя Паша посмотрела на Макарку.

Он всегда собирал на что-то деньги и не тратил их на такие пустяки, как пульки, и тётя Паша давала ему их даром.

— Посмотрю.

Макарка и в самом деле стал смотреть, как Вася деловито переломил тяжёлое, тугое, густо смазанное маслом ружьё, как уверенно зарядил его, поднял, прищурив правый глаз, прицелился в кружок мишени возле медведя, стоящего на задних лапах. Вот мушка ружья медленно вошла в прорезь прицельной колодки. Вася нажал на спусковой крючок — сухой щелчок и слабая отдача в плечо. Медведь и не стронулся с места!

Ничего! Так бывает при первом выстреле. После долгого перерыва. Надо с минуту выждать, успокоиться и бить по другой мишени.

Вася навёл ружьё на мишень возле рыжей лисы и почувствовал, как неспокойно, как гулко бьётся его сердце. Даже в пальцах, сжимавших ружьё, отдавались эти толчки. Вася подождал, когда толчки чуть ослабли, почти замерли, нажал на спусковой крючок. Выстрел! Лиса и не шелохнулась на обитой металлом стенке тира.

— Ты чего это? — удивлённо спросил Макарка. — Плохо порубал сегодня?

— Не говори под руку.

— Ладно, Васята. Целься.

— Ты спокойней и не спеши, — сказала тётя Паша. — И не слушай этого баламута…

Вася поймал на мушку большую мишень танка, попал в него — танк крутанулся. Тут же запросто сшиб белку, которая грызла орешек. Чуть успокоился и решил испытать себя на целях посложней. Пальнул по сове с двумя мишенями: попадёшь в левую — откроется левый жёлтый глаз, попадёшь в правую — правый. Пальнул — и промазал. Послал пульку в крайнюю свечу над пластиковым бачком — мимо! Ещё выстрел, и снова промах!

Положил на прилавок ружьё и пошёл из тира. И услышал сзади Макаркин голос:

— Драпаешь, как Наполеон из Москвы! Погоди, Васята… Сказать хочу чего-то.

Вася не остановился. Он брёл по кипарисовой аллее к своему корпусу и думал: «Сколько я выбил из шести возможных? Только два… Как же так получилось?»

Главное теперь — не показать маме вида (папа в этих делах не очень догадливый), что с ним что-то случилось. Да и что особенного случилось? И всё-таки… С недавнего времени Вася стал замечать в себе — ему почему-то стала претить мамина жалость и даже излишняя забота о нём. А иногда хотелось и того, и другого… Очень! И чем больше хотелось, тем сильней что-то противилось внутри.

Вася вошёл на террасу. Мама, доставая из раскрытых чемоданов, развешивала в шкафу одежду, а папа сидел за письменным столом у окна и вставлял в пишущую машинку лист бумаги.

Вдруг на террасе появился Алька, потоптался у дверей и спросил:

— Я не помешал? Можно? Вась, выйди на минутку… — И когда Вася вышел, заговорил с ним совсем иным тоном, хотя и очень тихо, чтобы родители не слышали: — Ты где это околачивался? Я тебя искал. Где?

— Тут недалеко… — Вася не хотел ничего уточнять и вдаваться в подробности.

— Честно? Небось был с этим мурзатым? — не отставал Алька. — Интересная личность?

— А почему же нет? Все люди по-своему интересны. — Так любил говорить папа.

— А я уже всё обегал, — громко сказал Алька, — и на море был, и на турбазе. Пошли снова на море?

Он сказал это легко и просто, и Вася не отказался.

— Только не пропадай надолго, — попросила мама. — Скоро обед.

— А ну, кто быстрей добежит до моря? — предложил Алька и, не дожидаясь Васиного согласия, ловко перепрыгнул через барьер террасы и помчался по аллее. Ноги у него были очень длинные, очень прыгучие, очень прямая, гибкая спина. И все его движения были на зависть лёгкие, быстрые, уверенные и точные. Алька был и старше и на голову выше Васи. Ну что ж, и Вася года через два будет таким. Он расправил свои не слишком спортивные плечи и побежал. Он бежал изо всех сил, работая руками. Он должен, он обязан был догнать! Он задыхался, сердце его колотилось, прыгало и застряло где-то в горле… Не догнал!

Алька дожидался его у металлической решётки, ограждавшей парк, и неожиданно — Вася и пикнуть не успел — обхватил его, поднял и на вытянутых руках понёс через калитку. Вася заболтал ногами, задвигался своим вёртким крепким телом, чтобы освободиться. Не сумел! Алька так сжал его, что трудно было дышать, и вынес на широкую площадку перед столовой, донёс до балюстрады, обращённой к морю, и так быстро закрутил вокруг себя, что у Васи закружилась голова.

— Скажешь, не сильный я, не сильный? — со смехом спросил Алька.

Вдруг он резко опустил Васю, прижался спиной к балюстраде и посмотрел куда-то вправо. Оттуда донёсся чёткий, ритмичный стук шагов. Прямо на них в зелёных фуражках и выгоревшей форме шли два пограничника. Лица их прочно загорели на южном солнце. На поясах — плоские ножевые штыки в чехлах и обшитые брезентом фляги. За спиной, книзу стволами, на узких ремнях чернели воронёной сталью автоматы Калашникова. Вот кто, наверно, бьёт без промаха из своих автоматов и в любом настроении!

Пограничники прошли мимо, не обратив на ребят никакого внимания.

— Здесь пограничники? — шёпотом спросил Алька. — Что они здесь делают?

— Не знаешь, что делают пограничники? — с удивлением и чувством некоторого превосходства спросил Вася.

— Выходит, что здесь хоть и курорт, а самая настоящая погранзона и оттуда, — Алька кивнул в сторону Турции, — могут проникнуть диверсанты и шпионы?

— Выходит!

— А загорать-то и купаться они хоть разрешают? А по вечерам здесь можно гулять?

— Соблюдая режим погранзоны! — отчеканил Вася. Пусть не дерёт нос.

— Слушай, но как же они, эти двое — ну их наряд — могут всё заметить? Здесь такие пространства, — Алька показал рукой, — море, степи, горы… А они?

— А у них и техника кой-какая имеется.

У столовой в ожидании скорого обеда прямо на солнцепёке и под скамейками лежали бездомные собаки, по прошлым приездам хорошо знакомые Васе. Он побежал к ним, чтобы поздороваться с каждой, погладить, потрепать ухо.

— Оставь собак в покое! — сказал Алька. — Пошли на пляж!

Глава 6. Алька и его семейство

На берег ритмично накатывалась небольшая волна. Вода была прохладная, купались отдельные герои, хотя народу на пляже было много.

— Я и не ожидал, что здесь так… — Алька оглядел буровато-зелёную глыбу Кара-Дага, извилистую линию берега с бухточками, пляжами, причалом, с небольшими мысками и громадным, выдающимся далеко в море мысом Хамелеоном. — Вот потеплеет море, и я тебе обещаю, мы с тобой здесь скучать не будем! Честно. До буя доплывёшь?