Всю атмосферу выбило из ангара во время их входа, и потому за пределами доспехов не было слышно ни звука. Гравитационное поле скитальца не было постоянным, возможно его вырабатывали древние устройства глубоко внутри, и потому для того, чтобы стоять ровно, терминаторы использовали компенсаторы доспехов. Стая волчьих гвардейцев наступала медленно и безмолвно, тяжело ступая по ангарному полу, в сторону контрфорсов и обветшавших с годами опорных колонн.

Гуннлаугур слышал цикл респираторов, медленный рокот сердец, внешнее гудение огромных энергетических ранцев, вой двигающихся сервосочленений. Прокручивающиеся перед полем наблюдения показания были незнакомыми, так как шлем был старым, гораздо старше, чем его обычный, и затемнённые символы мерцали на чужом тактическом экране.

Впереди от них зиял проход, вскрытый во время разрушительной высадки и распахнутый словно открытая пасть. Внутри была полная темнота, неразгоняемая даже тусклым светом звёзд.

Гунллаугур моргнул, включая линзы шлема, бросая полосы серебряного света на неровную местность. Сделав это, он вспомнил другую охоту, лунный свет, клинок в руке, который тоже звали скулбротсьёр.

Но лишь на мгновение. Идя вперёд, он ощутил, как по металлическому полу отдаётся первая дрожь, замеченная как им самим, так и авточувствами доспехов. Существа уже двигались, разгибались, прыгали, царапали, бежали. Он мог себе представить, как глубоко внутри пробуждённые приходом стаи открываются глаза чужаков и растягиваются набитые клыками пасти.

Уже скоро.

Он бежал всё быстрее. Его тело ненадолго забыло о голодных корчах, наполнившись адреналином и врождённой яростью. Теперь он чуял добычу — мускусный, резкий запах волка, мокрого как песья шкура, вымазанного в крови. Он убивал? Или был ранен?

Он свернул, пробегая мимо спутанных корней громадного древа, проскользнул мимо потяжелевших от снега ветвей. Кровь текла на землю со ступней, ободранных камнями. Обматывавшие руки слои перевязок соскальзывали, отчего сжимавшие топор пальцы саданило.

Земля резко оседало, спускаясь к замёрзшему подножию ложбины, заросшей деревьями и неровными кустами. Мимо мелькали огромные силуэты, едва различимые в сумраках. Он шёл наощупь и на запах, прячась под ветвями, перепрыгивая через булыжники, скользя по похожему на тёмное стекло льду и пробираясь через груды снега.

Его лёгкие саднило от усталости и леденящего воздуха. На бегу он смотрел во все стороны, мотая головой, вглядываясь в сумрак так, словно он мог что-то разглядеть, разогнать его мыслями.

Думай. Следи за землёй. Куда он пойдёт?

Впереди тянулась извилистая тропа к подножию ложбины, и там путь преграждали колючки, похожие на скрещенные мечи. Слева вздымался гранитный утёс, сверкающий ото льда и увенчанный сугробами. Справа возвышались деревья, тянущиеся рядами, словно колонны в зале ярла.

Он принюхался, но теперь запах был везде. Запах манил его вниз, обещая открыть логово. Ульфан почти направился вниз, идя вприпрыжку, скользя по склону.

Затем он резко остановился, разбросав снег, и посмотрел на утёс справа, высоко подняв свой треснувший в центре топор. Да, тут можно залезть.

Ты пошёл туда. Ты увидел это место. Ты увидел возможность наброситься.

Ульфан подобрался к ближайшей опоре и начал карабкаться. Лёд холодил пальцы, камни рассекали плоть. Он крепко сжал топор зубами, взбираясь наверх. И вот он почувствовал жаркий запах волка на льду и понял, что не ошибся.

Взобравшись на гребень, он прыгнул, желая сразу подняться на ноги, сжимая топор в руках. Перед ним простиралась ровная поверхность вершины, полная освещаемых звёздами сугробов.

Сердце подпрыгнуло в груди Ульфана, когда он увидел следы — тяжёлые, глубоко вдавленные в снег следы лапы и её четырёх когтей. Он побежал по следам, по вершине, направляясь к другим зарослям кустарников, увенчанных шипами длинной с руку.

Ульфан слишком поздно заметил глаза, прячущиеся под переплетениями кустов, ждущие, пока он пробежит мимо вдоль следов, ждущие и верные своему охотничьему чутью.

Он резко обернулся, поднимая топор, но зверь был слишком быстрым. Он вырвался из укрытия и в два прыжка словно проглотил землю между ними, широко распахнув челюсти, брызжа слюной, и взревел, стряхивая снег. Волк был огромным, ростом ему по плечо, черногривым зверем, пригнувшимся словно под тяжестью костей и канатоподобных мускулов. Времени не было. Зверь набросился слишком быстро, пытаясь укусить руки, разорвать глотку и повалить Ульфана. Каким-то чудом он успел ударить топором в лицо, отведя клыки, и отшатнулся, поскальзываясь на льду. Затем Ульфан потерял равновесие, рухнул на сместившуюся землю и покатился к дальнему склону, обратно к подножию ложбины.

Но затем он увидел, как потемнело небо. Волк прыгнул, преследуя его, вытянув лапы, сверкая жёлтыми глазами.

Затем они тяжело ударились о скалы, и пришла боль.

Спустя две палубы пути они вновь вошли наполненные воздухом зоны, и начались первые засады.

Это не удивило никого — каждый волчий гвардеец уже однажды сражался на скитальцах и потому знал, как нападают ксеносы — но скорость их всё равно поражала.

Они спускались по покатому коридору, ржавому, пахнущему древними машинными маслами. Стены сжимались вокруг, царапая их наплечники и шлемы, задерживая движение, давая идти только по двое. Гуннлагур и Слай шли впереди, идя так быстро, как позволяла тяжёлая броня, а за ними следовали другие.

Первый ксенос выпрыгнул из провисшей панели на потолке, с грохотом упал и побежал во главе копошащегося роя. Это были типичные генокрады: белые как молоко в резком свете люменов, шестирукие, крепопанцирные, красноглазые, хлещущие крючковатыми когтями, щупальцами и клыками, стрекочущие и головокружительно быстрые.

Гуннлагур взмахнул громовым молотом, вбивая переднего ксеноса в дальнюю стену. Вспыхнуло расщепляющее поле Скулбротсьёра, и череп твари взорвался, забрызгав их мозговым веществом.

Слай бросился навстречу роя, размахивая молниевыми когтями. Трёх ксеносов разорвал он, рассёк на части их хитиновые шкуры, но новые кишели там, за панелью, и словно хлещущая когтями волна прыгали в тесный коридор. Они карабкались друг на друга, забивая всё пустое пространство от пола до потолка, и казались единым многоруким существом из пастей, языков и когтей.

Разорвалась очередная панель, на этот раз позади. Варьек обернулся навстречу угрозе, стреляя из штурмового болтера. Арфол ударил штормовыми щитом, вбивая двух тварей в ближайшую стену, а затем бросился на остальных с гудящим цепным клинком.

Фьюрн подал заранее обговорённый сигнал, и Гуннлаугур и Слай немедленно отступили к противоположным стенам, открывая между собой узкое пространство. Из штурмовой пушки Фьюрна вырвалась короткая очередь, кружащиеся стволы тяжело застучали, разрывая на части рой впереди, забрызгивая всю открытую поверхность ихором чужаков. Едва стихло эхо, как волчьи гвардейцы бросились на выживших, ударами потрескивающего от энергии оружия отправляя их навстречу смерти. Коридор качался и вспыхивал, когда смещались нашлемные люмены, словно в остановившихся кадрах они видели оскаленные морды вопящих чужаков.

Генокрады наконец отступили, оставив на полу разорваны тела сородичей, и скрылись в глубине туннеля. Слай направился за ними, наполняя энергией сыплющие искрами когти, явно поддавшись жажде убивать. Фьюрн опустил штурмовую пушку и направился за ним, давя доходившие до колена груды разбитых панцирей. Туда же направился и Гуннлаугур, но внезапно ощутил тревогу. Коридор тянулся дальше, склоняясь вниз, вёл к глубокой шахте. Сенсоры брони чувствовали движение, десятки сигналов тварей, готовящихся к новому нападению.

Он остановился. Остановились и другие, и Слай повернул к нему красноглазый шлем.

— В чём дело?

Пришло воспоминание: освещаемый звёздами лес, черногрив на высокой земле, ведущий вниз запах, предупреждение охотничьего чутья.