— Всем уходить! — скомандовал вскоре Леонид, заметив, что Екимов машет ему рукой.

В этот же день на заседании подпольного комитета было решено выделить Манефе Пильниковой деньги, снабдить ее фальшивыми документами и отправить в деревню Ячменку[13]. В ответ на налет казаков на кладбище комитет предложил объявить двухдневную забастовку.

— Немедленно сообщите об этом шахтерам, — приказал Екимов Леониду Горшкову. Это было очень опасное поручение, но Леонид радостно улыбнулся: он любил рискованные дела.

— Сделаем! — весело сказал он. — А как быть с казачьим оружием?

— Подберите надежное место и спрячьте его там. Комитет поручил тебе снабжение подпольщиков оружием и боеприпасами. Справишься?

— Попробую! — кивнул Леонид, и вскоре он с ребятами уже переходил от барака к бараку, сообщая решение подпольного комитета партии.

Шахтеры бастовали два дня.

ПОДПОЛЬЕ ДЕЙСТВУЕТ

Начальник Челябинской милиции поручик Агапов искоса глянул на хмурое лицо Норенберга.

— Представьте себе, Карл Вильгельмович, — снова заговорил Агапов, — все эти ваши безобразия происходят в дни, когда во всем уезде более или менее спокойно. И вдруг — чрезвычайное событие — разгром казаков на кладбище безоружной толпой шахтеров. Зачем, собственно, вам потребовалось мешать похоронам этой старухи?

— О, вы не знали, как вызывающе вели себя демонстранты, — вскинул брови Норенберг. — Окрасили гроб в красный цвет, пели «Интернационал».

— Понимаю. Но есть же другие пути. Выслали бы туда своих людей, шли бы они со всеми, вынюхивали главарей, а после похорон этих главных и взяли бы по отдельности…

Агапов еще долго говорил. Хмуро слушая его, Норенберг думал, что Агапов не знает, как смело, дерзко действуют неуловимые подпольщики копей. Ежедневно выводили из строя водоотливные насосы. Кто-то унес с экскаватора крышку блока, и машина стоит в бездействии уже третью неделю. А в механических цехах Кыштымских и Уфалейских копей то утащат с токарных станков резцедержатели, то погнут вал трансмиссии. На электростанции Уфалейских копей замкнули проводку, отчего сгорела обмотка электромотора, Вчера случилось снова скандальное событие. Ночью кто-то бросил жестяную бомбу в кабинет Попова. Тот остался жив, но виновного опять не нашли. А ведь в доме постоянно дежурили верные люди — Долгодворов и Зеленин.

«Напасть на след хотя бы одного из них, — подумал Норенберг, но тут же снова поморщился. — Впрочем, брали мы этот стачечный комитет, а толку…»

— У меня есть подозрение, — перебил он Агапова, — что руководят смутьянами из Челябинска. Вот, полюбуйтесь, — он протянул Агапову листовку.

— Видите — ГКП… Городской комитет партии.

— О Челябинске мы сами позаботимся, — проговорил Агапов. — У вас-то кто эти бумаги распространяет, а? И главное — кто их получает от этого самого городского комитета?

После отъезда Агапова Норенберг долго сидел в невеселом раздумье.

«А не пойти ли завтра к Сорокину на пирушку? — размышлял Норенберг. — На сей раз — только те, кого я захочу. И женщин, женщин побольше, надоели уже эти мужичьи рыла. Кстати, надо пригласить эту смазливенькую уборщицу из штаба Настю Собакину. К черту! Теперь каждый день полон неожиданностей. Надо жить для себя. Итак — решено».

Норенберг вызвал к себе Настю. Она вошла несмело, еще не ведая, зачем приказал явиться ей сам начальник контрразведки.

А. Н. Собакина (Лысикова).

— Ну, как работается? — весело спросил он. — Небось, не дают проходу такой красавице солдаты, а?

— Что вы, — повела плечами Настя, — я на них и не обращаю внимания. Занимаюсь своим делом, жить-то надо.

— Ну, ну, правильно, — кивнул Норенберг. — Вот что, милая, завтра вечерком приходи-ка в дом Акинтия Сорокина. Знаешь где?

Настя кивнула головой: знаю.

— Повеселимся там немного. Люди там все порядочные соберутся.

— Неудобно одной-то, — возразила Настя. — С дружком-то своим как расстанусь? Узнает — убьет меня.

— Кавалер, говоришь, есть? Что ж, веди его, — и засмеялся: — Помогай только мне спаивать его, поняла?

Настя улыбнулась, а сама уже решила, что вечером побывает у Степана Викторовича, сообщит ему о приглашении. Отказываться, понимала она, было нельзя.

«Эта простушка в грошовом сарафанчике начинает мне нравиться, — думал между тем Норенберг. — Все зависит теперь от тебя, Карлуша. Это не жена главного инженера».

Странный день сегодня у Миши Кормильцева. Утром, когда шел на работу, встретил Курочкина. Тот стоял у ворот, словно ждал. Увидел Михаила, подозвал к себе.

— Приходи вечерком к Акинтию Сорокину, там гулянка будет. Разговор есть.

А после смены домой к Михаилу пришел Леонид Горшков. На разных шахтах работали, а друзьями закадычными были.

— Екимов с Голубцовым зовут.

Вместе и пошли туда. Там уже была Настя.

— Вот и жених пришел, — улыбнулся Екимов.

Оказалось, надо было вместе с Настей Собакиной идти к Сорокину.

— Но меня и Курочкин туда звал, — встрепенулся Михаил.

— Курочкин? — удивился Голубцов. — Вот и хорошо. Узнаешь, зачем. Будь осторожен. Быть может, услышишь немало интересных новостей.

И вот гремит оркестр.

Михаил сидит у стола рядом с Курочкиным, пьет мало, поглядывает, как танцует с офицером его «невеста». Слушает и не слушает рассуждения захмелевшего бывшего атамана: «Норенберг подыскивает тайных агентов. Уже братья Урванцевы служат белякам». Усмехнулся Михаил, ничего не ответил. Смотрит на офицера. Где же он встречал его?

Танец кончился, Настя с офицером шли к столу.

— По три сотенных за каждого разоблаченного большевика получать будешь, — бубнит между тем Курочкин. — Это не в шахте работать.

И внезапно Михаил вспомнил… Март. Отряд шахтеров Челябинских копей. Бой с дутовцами на окраине Троицка. Рослый офицер бежит на Михаила с шашкой, злобой искажено лицо его. Бились остервенело, зная: сделаешь оплошность — прощай жизнь! Притягивал шрам на щеке офицера, и Михаил решил, что ударит врага именно по этому шраму…

«Жив, значит, сволочь, — метнул взгляд на шрам офицера Михаил. — Узнает ли?»

М. З. Кормильцев.

Офицер сразу узнал Кормильцева. Он остановился, даже кровь отхлынула в волнении от лица и обернулся к Насте:

— Вот он каков — твой жених! Да я его еще под Троицком хотел прикончить!

Нет, не зря учил матрос Александр Иванов приемам бокса Мишу и Леонида. Кормильцев не стал ожидать, когда офицер вытащит наган. Вскочив, со всего маху грохнул золотопогонника в скулу. Навзничь повалился офицер.

Свалив в сутолоке еще двух офицеров, Михаил бросился к дверям. Дорогу преградил Норенберг. Настя охнула, упала ему в ноги. От неожиданности поручик упал.

В непроглядной тьме — резкая после шума комнаты тишина. Миша метнулся по ограде к воротам и остановился: там стояли солдаты.

— Чего ж смотрите? — крикнул он. — Живо идите разнимать, там драка.

Бросились мимо солдаты, выскользнул из ограды Кормильцев. Дорогу преградил Долгодворов. Метнулся от него Михаил, но бывший фельдфебель ловок: накинул на шею аркан, с силой дернул к себе. Вмиг их окружили солдаты. Теряя сознание, Миша все же подумал: «А что же с Настей?»

Очнулся он, когда его, связанного, бросили в коридоре белогвардейского штаба на пол. Долгодворов зашел в кабинет поручика Норенберга.

Михаил осмотрелся. При слабом свете различил два столба и перекладину. Вспомнил рассказы Масленникова, Царегородцева и Дмитрина, которых пытали, привесив за ноги к этой виселице.