Из зевов штолен выкатывается встречная волна кукол: здесь и птицы, и волки, и люди под плащами крылатых теней. Я окружаю отряд охотников, неожиданно уменьшившийся перед моей единой и многоликой черной тенью. Окружаю, но не могу уничтожить. Их защита - чистейшей воды бриллиант, я лишь ломаю об него зубы и когти. Остается изматывать врага. Куклы продолжают нападать и лишившись конечностей, и оставшись без глаз. Даже лишившиеся головы, они еще некоторое время шевелятся, ползают под ногами сражающихся, обрастая панцирем грязи. Долго длится этот бой. Но чаша моей боли от разрубаемых на части кукол наполняется быстрее, чем чаша усталости смертных. И я отступаю. Как, обжегшись, отдергивается рука от пламени, так единая крылатая тень тварей споро всасывается в отверстую пропасть ближайшей штольни. Охотники бросаются за ней. Они уже увлеклись. Они ловят своего мотылька Великого Смысла.
Глава отряда командует двум группам остаться снаружи. Остальные наскоро проверяют стены, пол, потолок, убеждаются в отсутствии сюрпризов в виде взрывчатки, и двигаются дальше по штрекам верхнего, незатопленного этажа шахты. Отряд понемногу растягивается в цепочку. Они шарят по стенам жгучими факелами, опять ищут взрывчатку и маленьких марионеток. Но пусто. В каждом боковом ответвлении идущего под уклон главного штрека, глава отряда выставляет стражу, и цепь охотников вытягивается, редеет... тает. До цели доберется только один.
Тревожных сигналов от оставшихся позади предводителю отряда не поступает, и он уверенно идет вперед. Его нервозность чувствуется только в том, как резко и быстро он водит факелом вправо-влево, освещая путь группе. Черная тень ловко уходит от этого света, но нарочно распускает шлейф, чтобы охотники могли следить за ее перемещением, чтобы им хотелось схватить меня за хвост. Шлейф рвется об острые камни дна тоннеля, клочья тумана путаются под ногами охотников. Коридор идет под уклон вниз, стены сжимаются.
Еще двоих глава отряда оставляет в очередном боковом ответвлении штрека, и теперь с ним остается всего одна девушка-помощница. Я слежу за изменениями ее лица, на котором уверенность в победе потихоньку съедается сомнением, и образовавшуюся пустоту занимает страх.
Из очередного бокового хода на охотников набрасываются три марионетки. Предводитель отряда легко отражает их удары. Сносит голову одной, другой... Последняя обращается в бегство. Охотник наскоро освещает факелом узкий тоннель, которым она ушла.
- Останься здесь, - командует он помощнице. Но охотница, до этого быстро и точно исполнявшая его приказы, вдруг меняется в лице - оно искажется страхом:
- Не ходи! Это ловушка, точно ловушка!
- Стены на всем протяжении шахты чисты. Взрывчатки тут нет, - бросает он и уже дергается за мной. Охотница успевает ухватить его за рукав:
- Пожалуйста! Это ловушка! Либитины здесь нет! Она специально заманивает тебя, но ее логово окажется пусто! Я только сейчас поняла: кукловодша далеко отсюда, она давно сбежала за границу, а нас всех погубит тут!
- Ты видела, как двигались эти трое? Уверенные, быстрые движения, будто свободный вампир, а не кукла. Хозяйка совсем недалеко от этих марионеток, в конце хода!
- Она заманивает тебя! - кричит охотница. - Не ходи! - Но предводитель отряда уже бежит за моей тенью. Оранжевая звездочка факела в руке девушки, отчаянно выкликающей его по имени, все отдаляется, пока не пропадает совсем за поворотом коридора.
Оставшись один, охотник уже не поддерживает на лице маску уверенности. На миг я вижу его усталость, оцепенело-мертвую, равнодушную ко всему в мире живых, и пугаюсь этого лица, вдруг напомнившего отражение темной твари в зеркале. Но в следующее мгновение усталость сменяется злым весельем.
- Ну что, Либитина? - кричит он моей тени. - Сейчас, когда мы наедине, когда до конца твоей вечности недалеко, может, откроешь, наконец, что тебе было нужно от меня этой игрой? Вкруг чего ты водила меня, к чему вела пять лет, пять проклятых лет?!
Тишина ответом. И тонкий, звенящий, завлекающий смешок впереди...
- Да, ты боишься, очень боишься меня, но это не все. Если ты так слаба, как хочешь, чтобы я думал, почему я до сих пор не убил тебя? Если ты так сильна, как хочешь, чтобы я думал, почему я до сих пор жив? Что тебе нужно? -
Он трезв, а говорит и ведет себя как пьяный. Одурманенный ритмом бега, оглушенный грохотом боя, завороженный рваным ускользающим краем тени впереди - близостью и неуловимостью своей цели. Еще не утихло эхо его крика, как я шепчу:
- Я только что получила все, что мне нужно: твое почтение к Владычице мертвых.
Впереди вспыхивает свет, освещая большой подземный зал - центр моего последнего Лабиринта. В центре зала стоит высокая темноволосая скульптурно-красивая дама в старинном платье эпохи Макты. Этой кукле я часто доверяла играть роль хозяйки Лабиринта.
Охотник останавливается в месте перехода тоннеля в зал. Измазанный грязью и кровью кукол, он совсем не похож на лощеного щеголя, каким ухитрялся быть почти все время похода, мокрые волосы слиплись сосульками. Шляпу и плащ он оставил в преддверии шахты, чтобы не стеснять движений в битве, и его темная рубашка и брюки в той же грязи и крови. Бледное лицо искажено смесью злости и страха неизвестности. Он вздергивает заряженный арбалет, но не нажимает на курок, вглядевшись в лицо дамы.
- Это не Либитина, - шепчет он. - Опять кукла! Все-таки ловушка...
Дама улыбается, и поднимает факел, освещая сырой потолок пещерного зала.
- Ты далеко забрался и давно вышел за пределы людской шахты. Вспомни свой путь по подземелью и вспомни карту. Куда ты вышел? Что у тебя над головой, за камнем подземелья? Земля? А если... вода?
Я с удовольствием слежу за ходом мыслей охотника, так ясно отражающимся на его лице. В последних пяти коридорах охотники сворачивали только направо, и последний коридор, которым шел он один, закруглялся вправо. Что там было по карте, справа от шахты? Озеро?! Он сейчас стоит под озером?! Нет, не может быть, оно далеко, они бы не дошли...
Дама касается факелом стены у самого потолка. Пламя освещает короткий фитилек, торчащий из связки взрывчатки.
- Каково умирать в шаге от победы? - шепчу я губами высокой дамы. - Что вы, смертные, чувствуете перед смертью: ту же пустоту, что вампиры, или нечто иное? Скоро я это узнаю... когда прочитаю тебя!
Охотник бледнеет. Правая рука тянется к какому-то предмету, висящему на шнурке на груди. Крестик? Нет, деревянный свисток. Ровным, медленным и в то же время экономным движением он подносит его к губам. Подземелье заливает пронзительная трель. Значит, выбрал предупредить своих.
Огонек пробегает по фитильку и гремит взрыв. Эхо превращает его в канонаду взрывов, кажется, мир рушится. Камни и камешки снарядами и пулями разлетаются по подземелью, прошивают тело куклы, но я едва чувствую незначительные укусы этой боли, меня захватывает величие последнего акта драмы. Потом мир летящих камней превращается в мир пыли, облако которой едва втискивается в подземелье, а затем - серебристые нити протягиваются в зал сквозь дыру в потолке, слышится шелест капель. Пыль постепенно оседает, прибиваемая дождем, льющимся из низко повисшего над подземельем неба.
По задумке в этом месте должно было быть черное ясное небо и чистый свет тысяч звезд. Но природа внесла свои коррективы в мою пьесу с одним героем...
Пыль осела, и я вижу охотника. Перед взрывом он успел отскочить в тоннель. Лежит на животе, прикрыв голову руками, пыль посеребрила его волосы, как седина. А по кротовым ходам шахты до сих пор разносятся трели свистков. Последние группы бегут к выходу. Только у входа в последний на пути к подземному залу коридор осталась девушка, помощница главы. Еще не утихло эхо взрыва, как она бросается в тоннель.
Охотник поднимается. Его ноги дрожат, и приходится держаться за стену, чтобы не упасть опять. Он не верит, что жив, в глазах мутная пленка тумана. Моя кукла лежит там, где упала, изрешеченная осколками. Обращенное к небу лицо омывает дождь - я бы хотела себе такую смерть, но меня ждет другая... А глаза охотника постепенно проясняются. Он отрывается от стены, бредет в центр пещеры. Когда в его макушку и плечи ударяют струи воды, он вздрагивает и поднимает лицо к небу. Ледяная вода смывает с его кожи грязь и кровь, и он чуть улыбается. О чем он думает: переживает второе рождение или пытается примириться с только что по-настоящему открывшейся ему громадой страха смерти, конечности собственного существования? Капли дождя разбиваются о кожу и разбивают напряжение, много дней сковывавшее мышцы его лица. Теперь он будто спит.