Павел протянул Натке руку. Она вложила свою ладонь в его, и он повел Натку в медленном танце. Она положила голову ему на плечо, чтобы услышать биение сердца, чтобы чувствовать его дыхание. Они кружили в ритме сердец. Потом его рука легла Натке на затылок, мягко массируя голову. Резинка, стягивающая Наткины волосы, была стянута с них, и локоны каскадом упали на ее плечи. Кожа головы заныла от легкой боли, но рука любимого человека гладила, успокаивала, разливала тепло, идущее от макушки к ногам. На Натке было надето платье по фасону из журнала Бурда терракотового цвета с пуговицами спереди и расширяющимся книзу воланом.

- Ты специально сшила такое платье, которое можно легко снять, расстегнув лишь пуговицы.

- Не знаю, мне просто понравилась модель, а о легкости снятия я не задумывалась, - засмеялась Натка. Даже если бы на мне был другой фасон, это не помешало бы тебе освободить меня от одежды.

- Но, это платье мне нравится. Потому что напоминает твои сарафаны, халатики, и вообще, пуговицы спереди – это очень возбуждающе. Руки так и тянутся пройтись по ним.

- Сударь, да Вы – нахал! – ответила Натка.

- Нет, Сударыня, Вы не так выразились. Любящий нахал! - потянулся Павел к ее лицу.

- А у Вас от пламени свечей искрятся зрачки, Павел Юрьевич. Не демон ли Вы? - заглянула Натка в глаза Павлу.

- Ох, каким эпитетами ты меня сегодня награждаешь. Мои зрачки искрятся радостью, что видят тебя здесь, сейчас, в эту ночь. И если демон, то нежный и любящий. А сейчас я хочу вспомнить, какой вкус твоих губ.

Он прижался теплыми губами к ее, и тут же потолок закружился в вихре света. Натка закрыла глаза, чтобы только ощущать, чувствовать, осязать. Ей больше ничего и не надо было.

Пуговицы на платье были расстегнуты, и оно мягким ворохом легло у Наткиных ног. Горячие руки легли на спину, проводя пламенные полосы по коже. Натка не хотела оставаться безучастной, поэтому тоже помогала Павлу освобождаться от одежды. Они стояли в своей первозданной красоте, согревая теплом, и ощущая каждой клеточкой волны наслаждения другого.

Павел развернул Натку к себе спиной, и нежные поцелуи стали покрывать ее макушку, спускаясь к шее, лопаткам, а руки дополняли эту ласку. Ноги Натку не держали. Она дрожала как лист на ветру, но не от холода. Токи гуляли по ее телу, свиваясь в спирали, а его руки и губы продолжали эту сладкую муку. Спешить не хотелось. Надо было выпить чашу наслаждения до конца, бережно смакуя каждое прикосновение, каждый взгляд. Натке необходимо было видеть его лицо, вдохновенное и чувственное, поэтому она повернулась к нему, прижавшись грудью к торсу, заглянула в глаза, как будто хотела увидеть его душу, его чувства. Губы сами потянулись к эти глазам, к этим бровям, к ресницам, которые нежно щекотали поверхность, возбуждая еще больше своей мягкостью.

Павел мелкими шагами повел Натку к постели. Сел на край сам, а губы его продолжили исследовать грудь, живот, бедра. Натка застонала от этой ласки. Сознание не выдерживало безумства ощущений. Она положила руки на его плечи и легким толчком заставила лечь на простынь. Сама же села на его бедра, а руками начала ласкать тело, которое вздрагивало при каждом прикосновении. Ее душа ликовала от того, что она тоже может быть источником его наслаждения. Павел согнул ноги в коленях, дав Натке дополнительную опору, а она тут же стала исследовать эти мышцы бедер, голени, стоп. Руки Натки были прохладны, а кожа его тела горяча как огонь. Казалось, что вот-вот пойдет пар или тело рассыплется на множество искр. Тени гуляли по комнате, по этим телам, визуально делая их прозрачнее, живее, чувственнее. А они просто наслаждались, жили, любили. До самой победной, финальной точки, уносящей к небесам с этой грешной земли.

УТРО НОВОГО ДНЯ.

Утро было таким светлым и непривычно тихим. Страна спала. Не было ни звуков голосов, ни машин, ни пения птиц. Вакуум.

Натка разлепила сонные глаза. Ухо щекотало дыхание. Она повернула голову и улыбнулась. Сказочная ночь перетекла в волшебное утро, когда никуда не надо было торопиться, а просто можно валяться вволю, сколько душеньке угодно.

Натка изучала взглядом лицо спящего родного человека. «Почему мы такие беззащитные во сне? Какие ангелы забирают нас в эти минуты сна? Куда устремляемся мы, к каким мирам уносимся? С таких лиц надо писать картины. Именно в эти мгновения вся правда о нас отражается на наших ликах», - так размышляла Натка, боясь пошевелиться, чтобы не вспугнуть очарование этого нового утра. Она смотрела долго. Но тут почувствовала, как мышцы любимого напряглись в легком потягивании. Потом его нос ткнулся ей в шею, а руки сгребли в охапку и теснее прижали к себе. Натка улыбнулась от такого ненавязчивого действа. И вдруг услышала:

- Как ты классно пахнешь. Я не хочу просыпаться. А вернее хочу ВСЕГДА так просыпаться.

- Вы уже определитесь со своими желаниями, Павел Юрьевич. А то «не хочу» - «хочу».

- Мое желание должно ясно чувствоваться сейчас. Я хочу тебя.

- Так в чем дело? Кто нам сможет помешать?

Натка развернулась к нему, и они оба утонули в утренней свежести, пробуждая в сонных телах жизнь.

Утолив желания телесные, они опять, прижавшись друг к другу, уснули, предварительно шторами затенив ослепительный свет, льющийся из окна в комнату.

Но, голод – не тетка. Ближе к полудню захотелось перекусить чем-нибудь. Тем более, особых и приготовлений к этому не нужно было, так как холодильник ломился от салатов и закусок. Они выбрались из комнаты, обнаружив, что родителей дома не оказалось: уехали поздравлять родственников. Квартира была в полном распоряжении молодых людей.

Позавтракав или уже пообедав, они прибрались и решили совершить небольшую прогулку по заснеженному городу. Оделись потеплее, закрыли двери квартиры и спустились по ступенькам вниз. Глаза ослепил снег, искрящийся под лучами солнца. В груди замер восторг от красоты зимнего дня. И, самое главное, на улицах не было никого. Весь город как будто существовал только для двоих. Они пошли по скрипучему снегу в направлении бульвара. Легкие обжигал морозный воздух, и холод заставлял гореть румянцем щеки. Натка взяла Павла под руку, периодически и его поддерживая в момент скольжения по утоптанной тропинке. Они ловили особое удовольствие от отсутствия суеты, от умиротворения в природе. Прогулка оказалась просто необыкновенной. Таким был этот первый день нового года.

ГАДАНИЕ.

Наступал канун Рождества. В советской стране из религиозных праздников отмечалась широко только Пасха. А Рождество выливалось в ночное застолье с запеченной уткой. Но в эти святочные дни гадали все: от мала до велика, хотя мало верилось во все эти гадания.

Вот и в Сочельник Нина Петровна вызвалась погадать Натке на картах. Конечно, Натка согласилась, хотя и не верила в это таинство. Ей не понятно было, как несколько красочных картинок могли предсказывать судьбу. Человек сам повелевает своей жизнью. Поэтому ничего зазорного в этой непонятной процедуре Натке на данный момент не виделось.

Нина Петровна разложила карты. Долго всматривалась в них, а потом смешала руками.

- Что там? – спросила Натка больше из любопытства, нежели от веры в само предсказание.

- Мне надо подумать, как вас с Павлом поженить до весны. До марта.

- До весны? Я же учусь. К чему такая спешка?

- Одно другому не помешает, - ответила Нина Петровна.

- Мои родители не согласятся. Дайте мне школу закончить, - засмеялась Натка.

- Карты говорят, что до марта вас с сыном надо связать узами брака.

- Мы связаны узами любви.

Нина Петровна покачала головой.

- Может, ты и права. Не надо забегать наперед судьбы, и пытаться что либо поправить. Я тоже верю, что все будет хорошо.

-Вот и ладненько! До марта, ой, как еще далеко! А так уже весны хочется, – мечтательно произнесла Натка.