Вяземский был против освобождения приписных. Он советовал императрице восстановить действие указа 1721 года, разрешавшего купцам покупать крепостных для своих заводов, очевидно полагая, что заводчики теперь смогут обойтись и без приписки. Если бы давние просьбы приписных крестьян оплачивать их труд наравне с вольнонаемными работниками (так, чтобы они, в свою очередь, могли нанимать себе замену) были бы реализованы сразу и без злоупотреблений, это на время ослабило бы напряженность на Урале. Но Екатерина не решилась сделать это. Она не стала распространять на всю промышленность действие указа от 9 апреля и одобрила лишь часть рекомендаций Вяземского^{484}.[182] Неудивительно, что приписные крестьяне оказались разочарованы и стали готовиться к новому, еще более крупному бунту. Условия для пугачевщины были созданы.

Когда в сентябре 1773 года донской казак Емельян Пугачев поднял восстание, к нему присоединились приписные крестьяне. Манифест самозванца к приписным крестьянам Авзяно-Петровского горного завода свидетельствует, что он гораздо лучше, чем Екатерина или Вяземский, понял психологию приписных^{485}. Пугачев призвал их поддержать истинного императора и дать ему бомбы и мортиры, а взамен даровал заводских крестьян «крестом и бородою, рекою и землею, травами и морями, и денежным жалованьем, и хлебом, и провиантом, и свинцом, и порохом, и всякою вольностию»^{486}. Приписные восприняли слова «всякою вольностию» как освобождение, в то время как фраза «рекою и землею», должно быть, покорила сердца тех, кто тосковал по своей деревне и статусу государственного крестьянина. На всем Южном Урале приписные крестьяне или присоединялись к повстанцам, или уходили к себе домой. В апогее Пугачевского восстания (февраль 1774 года) 64 из 129 уральских заводов с более чем 40 000 приписных крестьян перешли на сторону самозванца.^{487} Но в том же 1774 году армия Пугачева была разбита войсками, только что вернувшимися с Русско-турецкой войны.

Восстание Пугачева нанесло огромный ущерб металлургии Урала. Общая сумма убытков от разрушения и простоя заводов оценивается в 5 536 193 руб.^{488}. Однако предприятия удалось быстро восстановить, и заводы вскоре вновь начали работать в полную силу. Восстание повлияло на судьбу приписных крестьян, открыто выразивших свое отношение к принудительному труду. Главный следователь правительства Екатерины II на Урале капитан С.И. Маврин сообщал, что приписные крестьяне, которых он считал ведущей силой восстания, снабжали самозванца оружием. Капитан объяснял это тем, что заводчики угнетали своих приписных, вынуждая крестьян преодолевать длинные расстояния до заводов, не разрешали им заниматься землепашеством и продавали им продукты по завышенным ценам. Маврин считал, что для предотвращения в будущем подобных волнений необходимо принять решительные меры^{489}.

Вслед за Вяземским он повторял ошибочные выводы о привыкании приписных к заводскому труду. Екатерина писала Г.А. Потемкину, что Маврин «об заводских крестьян что говорит, то все весьма основательно, и думаю, что с сими иного делать нечего, как купить заводы и, когда будут казенные, тогда мужиков облехчить»^{490}. Она не пошла дальше, но в целях ликвидации наиболее отрицательных сторон приписки (без освобождения при этом людей) издала 19 мая 1779 года манифест об общих правилах использования приписных крестьян на казенных и партикулярных предприятиях^{491}. Будучи гораздо более прогрессивным, чем все прежние законы Российского государства, этот указ тем не менее всего лишь определял перечень работ приписных крестьян, включавший заготовку леса, углежжение и вывоз древесного угля, перевозку руды и песка, строительство и ремонт плотин. Манифест существенно увеличил их заработную плату и вновь подтвердил право крестьян платить 1 руб. подушной подати из 2 руб. 70 коп. деньгами (остальные 1 руб. 70 коп. вносились отработкой). Екатерина надеялась, что все эти меры успокоят крестьян.

Если ранее императрица подтвердила решение прекратить использование на горных заводах принудительной рабочей силы, то теперь она попыталась облегчить ее положение. Сделать еще один шаг и отменить крепостное право было уже выше ее сил. С ее точки зрения, манифест, направленный на недопущение будущих беспорядков и обеспечение нормальной работы промышленности, был вынужденной уступкой. По мнению же рабочих, этих отдельных послаблений было недостаточно.

Хотя этот манифест не мог рассчитывать на долгую жизнь, на некоторое время он все же сумел предотвратить крупные волнения приписных^{492}, поскольку в совокупности его положения сократили крестьянам время заводских работ, позволив им больше заниматься землепашеством. Несмотря на отказ от освобождения крестьян, в последние 17 лет царствования Екатерины на Урале не было никаких волнений. В эти два десятилетия материальное положение приписных крестьян было как никогда хорошим. Законодательство создало стабильность, в условиях которой железоделательные и медеплавильные заводы России могли работать нормально.

Но волнения приписных крестьян не ушли в прошлое. Забастовки в начале XIX века в конечном счете вынудили власти провести новую реформу. Ряд членов правительства Павла I, особенно главный директор Берг-коллегии М.Ф. Соймонов, были убеждены, что практика приписки подрывает металлургию. Возражая консерваторам, Соймонов считал, что освобождение большинства подневольных работников принесет только пользу, поскольку труд, основанный на экономическом принуждении, а не на кнуте, будет более эффективным.

Если, с одной стороны, волнения рабочих подталкивали правительство к ликвидации системы приписки, то, с другой, военные потребности страны вынуждали ее сохранять. России вновь угрожало нашествие, но уже не Карла XII Шведского, а Наполеона Бонапарта, и правительство не хотело полностью отказываться от услуг приписных. Встав перед выбором: или устранить причины волнений приписных крестьян, или сохранить военное производство, русское правительство остановилось на втором варианте. Часть бывших приписных крестьян превратили в «непременных работников», отныне обязанных трудиться весь день на заводе. Соймонов полагал, что 58 непременных заменят 1000 приписных^{493}.[183]

Хотя по предложению Соймонова Павел I указом от 9 ноября 1800 года ввел институт «непременных работников», это встретило такое сопротивление при дворе, что реализацию закона пришлось отложить^{494}. Вместе с проблемой волнений приписных крестьян продолжал решаться вопрос об освобождении полурабочих, поскольку предложения, выдвинутые при Павле, легли в основу реформы, предпринятой императором Александром I. В 1802 году на Урал были командированы И.Ф. Герман и АФ. Дерябин. Им поручалось предложить нечто лучшее, чем замена приписных крестьян непременными работниками, и реализовать указ Павла. Опираясь на данные отчетного доклада этих чиновников, император ввел в 1806 году на уральских горных заводах военные порядки, а 15 марта 1807 года отменил приписку^{495}. Хотя этот указ реализовывал рекомендации Соймонова, следует обратить внимание на два момента. Во-первых, немедленному освобождению от приписки подлежали только приписные казенных горных заводов, а на частных предприятиях оно откладывалось до 1 мая 1813 года. Во-вторых, указ распространялся только на приписных крестьян уральских заводов. Конечно, большинство приписных работало на Урале, но их было немало и на олонецких, алтайских, луганских и нерчинских рудниках и горных заводах. Они почти не бунтовали, и это дорого им обошлось. Считается, что указ 1807 года освободил приблизительно 217 115 приписных крестьян Пермской, Тобольской, Вятской, Казанской и Оренбургской губерний. Однако то же самое законодательство сохранило для приблизительно 17 850 непременных работников связь с уральской металлургией. Они, однако, не стали «вечноотданными» на предприятия: им нужно было отработать на заводе 30 лет, а их детям — 40. Как только представители этой недавно созданной категории работников становились немощными, заводы выбрасывали их за борт.