Интуиция подсказывает, что Пятый жив. Он был в видении Эллы — предатель, стоящий рядом с Сетракусом Ра. Скорее всего, именно он завел ребят в ловушку, и один из них уже никогда не вернется. Шестая, Марина, Восьмой, Девятый — один из них мертв.

Сара начинает массировать мне руку, стараясь снять напряжение.

— Мне не дает покоя то будущее, которое было в видении, — пробую я объяснить и умолкаю. — В нем мы проиграли, Сара. И сейчас это, кажется, начинает сбываться. Мы словно в начале конца.

— Ничего это не значит, и тебе это прекрасно известно, — возражает Сара. — Вспомни Восьмого. Разве не о нем было смертельное пророчество? А он выжил.

Я хмурюсь, не произнося очевидное: именно Восьмой может оказаться тем, кого убили во Флориде.

— Знаю, ситуация кажется мрачноватой, — продолжает Сара, — то есть, она ужасней некуда. А ты как хотел, Джон?

— Умеешь ты приободрить.

Она сильно сжимает мою руку и сверкает глазами, призывая заткнуться.

— Не забывай, ребята во Флориде — Гвардейцы, — говорит она. — Просто так они не сдадутся, будут бороться до победного. Надо просто верить, Джон. Когда вы с Эллой были в коматозе, мы не сдавались. Мы дрались до конца и не прогадали. Когда уже казалось, что мы проиграли, ты нас спас.

Я вспоминаю о положении, в котором находились мои друзья, когда я очнулся в Чикаго. Малкольм умирал, Сару тяжело ранили, у Сэма почти кончились патроны, а Берни Косар исчез в неизвестном направлении. Они пожертвовали ради меня всем.

— Зато сначала вы спасли меня, — отвечаю я.

— Ну да, было такое. Вот и верни должок, спаси нашу планету.

Ее шутливый тон заставляет меня улыбнуться. Я притягиваю Сару к себе и целую.

— Я люблю тебя, Сара Харт.

— И я тебя, Джон Смит.

— Ммм, я тоже вас люблю, ребята...

Мы с Сарой тут же оборачиваемся. В дверях, неловко улыбаясь, стоит Сэм. У него на руках свернулся клубком огромный рыжий котяра — одна из шести химер, которые пришли с нашим новым могадорским другом благодаря завываниям Берни Косара на крыше. Очевидно, та палка, которую Берни взял из Ларца Восьмого, является, своего рода, тотемом для химер, позволяющим созывать их, подобно лориенскому свистку для собак. На пути к Балтимору мы держались проселочных дорог, внимательно следя, чтобы за нами не было хвоста. По дороге в переполненном фургоне у нас было достаточно времени, чтобы придумать клички нашим новым союзникам. Например, данная химера предпочитала всем остальным форму пухлого кота, и Сэм настоял, чтобы мы назвали его Стенли в честь прошлого альтер-эго Девятого. Представляю, в каком восторге будет Девятый (если он еще жив), когда обнаружит названного в свою честь жирного котяру с явной любовью к Сэму.

— Простите, — говорит Сэм, — я испортил момент?

— Вовсе нет, — отвечает Сара, протягивая ему руку. — Хочешь и тебе устроим обнимашки?

— Если только позднее, — говорит Сэм, глядя на меня. — Там остальные вернулись, они настраивают все внизу.

Киваю, нехотя отпуская Сару, и иду к вещевому мешку с припасами.

— Были проблемы?

Сэм качает головой.

— Они сумели достать только пару небольших походных генераторов. На что-то получше денег не хватило. Но, в любом случае, энергии должно хватить.

— Что насчет слежки? — интересуюсь я, вынимая из сумки белый планшет-локатор и адаптер.

— Адам сказал, что никаких моговских скаутов не приметил, — отвечает Сэм.

— Правда, только он и знает, как их распознать, — вставляет Сара.

— Верно, — без энтузиазма соглашаюсь я, по-прежнему не испытывая доверия к этому, так называемому, хорошему могадорцу, хотя с тех пор, как он объявился в Чикаго, ничего кроме помощи мы от него не видели. Даже сейчас, когда они с Малкольмом настраивают нашу новую аппаратуру на первом этаже фабрики, я ощущаю некую неловкость от столь близкого нахождения рядом с одним из могов. Подавляю это чувство. — Пошли.

Мы спускаемся за Сэмом по ржавой винтовой лестнице в фабричный цех. Судя по всему, это место закрывали в спешке, поскольку на вешалках вдоль стен так и остались висеть устаревшие, годов этак 80-х, мужские рабочие костюмы, а на конвейерах валяются брошенные полупустые коробки с дождевиками.

Химера в облике золотистой ретриверши, которую мы, по настоянию Сары, прозвали Печенькой, преграждает нам путь с зажатым в пасти разодранным рукавом от костюма, которым она играет в перетягивание каната с Пылью (в образе серого хаски). За ними, в форме каймановой черепахи-самца, неуклюже плетется другая химера, названная Малкольмом Гамерой в честь старого фильма о монстре-черепахе. Еще две новые химеры — в образе ястреба, которого нарекли Регалом, и костлявый енот, по кличке Бандюга, — наблюдают за их игрой с одной из сломанных конвейерных лент.

Отрадно видеть их играющими. Химеры были не в лучшем состоянии, когда Адам освободил их из лаборатории могадорцев, и они были далеки от подобной игривости, когда он привез их в Чикаго. Я использовал свое Наследие Исцеления, чтобы помочь им, хоть это и заняло некоторое время. Нечто внутри них, что-то могадорское, словно сопротивлялось моей силе. Настолько, что даже заставляло мой Люмен периодически вспыхивать, чего ни разу не происходило при использовании Исцеления. Но, в итоге, всё, что сотворили моги, было смыто моим Наследием.

До той ночи я ни разу не использовал на химерах свое Наследие Исцеления. К счастью, все получилось, поскольку одна из химер была в состоянии худшем, чем все наши новые друзья вместе взятые.

— Ты не видел Берни? — спрашиваю я Сэма, оглядываясь по сторонам.

Тогда, в Чикаго, я нашел его на крыше Центра Джона Хэнкока, израненного могадорским бластером, и едва живого. Я использовал на нем всю силу своего исцеления, молясь, чтобы оно сработало. Но, хотя сейчас ему значительно лучше, я все равно особо тщательно присматриваю за ним, вероятно, потому, что судьбы многих моих друзей неизвестны.

— Он там, — указывает Сэм.

В конце цеха, у стены, густо покрытой граффити, стоит три производственных корзины для стирки, заваленные грудами штанов цвета хаки. На вершине одной из куч покоится Берни Косар, видимо, утомленный бесящимися Печенькой и Пылью. Несмотря на мое исцеление, он все еще слаб — ко всем прочим бедам, во время битвы в Чикаго он потерял кусочек уха — но по телепатической связи с животными мне передается его удовлетворение, когда он наблюдает за другими химерами. Когда БиКей замечает нас, его хвост начинает выбивать клубы пыли из груды старой одежды.

Сэм опускает Стэнли на пол, и кот лениво топает к наваленным кучам одежды, занимая свое место рядом с Берни на том, что, по-видимому, является у химер зоной отдыха.

— Никогда бы не подумал, что у меня будет собственная химера, — говорит Сэм, — а, тем более, полдюжины.

— А я никогда не думал, что буду работать с одним из этих, — отвечаю я, останавливая взгляд на Адаме.

В центре фабричного цеха, на привинченных к полу стальных скамейках, отец Сэма, Малкольм, вместе с Адамом настраивают компьютерное оборудование, которое они приобрели, продав часть моих скуднеющих запасов драгоценных камней. Поскольку на старой фабрике отсутствует электричество, им пришлось купить маленькие аккумуляторы для трех ноутбуков и беспроводной точки доступа. Я наблюдаю, как Адам подключает к одному из ноутбуков аккумулятор (мертвенно-бледная кожа, прямые черные волосы и угловатые черты делают его больше похожим на человека, нежели на обычного могадорца), и я напоминаю себе, что он на нашей стороне. Сэм и Малкольм, кажется, доверяют ему, плюс у него есть Наследие — способность создавать сейсмическую волну — которое он получил от Первой. Если бы я не видел собственными глазами, как он его использует, в жизни бы не поверил, что такое возможно. Часть меня хочет, а то и нуждается в вере, что мог не способен просто взять и украсть Наследие, что он должен быть достоин его. Что он получил его заслуженно.

— Посмотри на это с другой стороны, — тихо говорит Сэм, пока мы идем к остальным. — Люди, лориенцы, могадорцы... у нас тут, можно сказать, первое заседание межгалактического ООН. Это исторический момент.