И только когда лодка подплыла ближе к «Долфину», брови Иветты удивленно изогнулись.

— Такое ощущение, что корабль неподвижен.

— Они, без сомнений, остановились, чтобы спустить шлюпку.

Но когда огромный серый борт начал вырисовываться в дымке, женщина вскрикнула:

— Это не ливерпульский почтовый… Он не похож ни на один пассажирский корабль. — Взвизгнув, она отбросила зонт и, прикрывая глаза рукой, смогла разглядеть на палубе офицеров в серо-зеленой форме Конфедерации, матросов в тяжелых куртках и зеленых брюках.

— Дональд! Ты… ты обманул меня?

Дональд, глядя с воинственной холодностью, не отвечал. С трудом встав — мешало пальто и пышная юбка — Иветта в сиянии заходящего солнца разглядела Брайна Маккорда.

Брайн! Он знает о ее двойной игре! И Дональд тоже знает… Но Брайн! Его она боялась больше всех. Даже теперь она могла бы воззвать к милосердию Дональда, но беспощадная натура Маккорда… Охваченная паникой, Иветта закричала:

— Поверни лодку назад. Прошу тебя, Дональд! Доставь меня на берег. Там я тебе все объясню… Ты поймешь.

Дональд остановил на ней долгий, холодный взгляд и продолжал грести, напрягая все силы, борясь с крупными волнами. Ветер крепчал, и лодку опасно накренило, но Иветта, забыв обо всем, метнулась к нему.

— Дональд, ты любишь меня. Ты же знаешь, что любишь. Ты не позволишь Брайну Маккорду обидеть меня. Не можешь…

— Сядь… — приказал Дональд суровым, неумолимым голосом.

— Ты обманул меня. Ты обманом заманил меня…

— Совершенно верно. А теперь сядь.

С ужасом она попыталась схватить его за руку. В этот момент лодка взлетела на волне и, опускаясь, зачерпнула бортом. Иветта попыталась удержаться за Дональда, но мгновение спустя оказалась в воде. Лодка перевернулась, сильно ударив Дональда. Огромная ледяная волна обрушилась сверху.

Вынырнув, Иветта заметила, как Брайн, сбросив куртку, прыгнул в море, подняв мощным телом тучу брызг. Она вновь оказалась под водой. Намокшая юбка и пальто тяжело тянули вниз… ниже… ниже…

Рука Брайна схватила ее за локоть. Задыхаясь, женщина чувствовала, как поднимается. Брайн попытался схватить ее покрепче, но обезумевшая от ужаса Иветта сопротивлялась. Схватив ее за пальто, он хотя бы так пытался удержать Иветту на плаву, но после особенно резкого рывка пальто осталось в его руке.

Все его хриплые крики, предупреждения терялись в грохоте волн и шуме ветра… Перевернутая лодка… если бы только дотянуться до нее.

Еще один крик Брайна, и что-то болезненно хрустнуло. Тело Иветты оказалось зажатым между бортом корабля и лодкой…

Лежа на палубе «Долфина», Иветта еще пыталась дышать, но каждый вдох отзывался жгучей болью. Боль истощила всю ее силу, в том числе и животное мужество, отличавшее ее. Из темноты перед ней выплыло лицо Брайна.

— Темно… Как же темно. — Слабость собственного голоса напугала девушку. Слезы сочились сами по себе, и грудь раздирало изнутри.

Жалость в глазах Брайна пугала ее больше, чем злость. Иветта потянулась к нему и поймала его руку, сжавшую ее ладонь, сильные пальцы, на миг отогнавшие наступающий холод и даже тьму.

— Брайн, если мы отнесем ее вниз, к хирургу… — Дональд осекся.

Она больше не злится на него.

Она не злится больше ни на кого…

— Брайн! Она… она не может…

Брайн отвернулся и что-то сказал Дональду. Слова потерялись. Она попыталась удержать его руку, но отлив, сильнее любого морского, навсегда разъединил их.

29

Полковник де Бурже расстегнул высокий, с золотым шитьем воротник мундира, блеснула восьмиконечная звезда, свидетельствующая о его новом звании. Вздыхая, он макал перо в чернильницу и продолжал писать длинный, подробный доклад в Военное министерство в Париже.

В эту последнюю ночь 1864 года ему хотелось самому вернуться в Париж и персонально доставить рапорт. За последние месяцы он возненавидел этот дальний аванпост империи, землю, растянувшуюся между Шат-Мелри и южным склоном Аурес. Страну Заю, населенную смешанным народом арабских и берберийских корней, проживающих в убогих деревушках. Даже оазисы с пальмами, фруктовыми деревьями и засеянными полями до смерти осточертели ему.

Нельзя было не учитывать и того, что прекрасный дом, который он занял под апартаменты, является собственностью месье Воланда, богатого колониста, сбежавшего перед наступлением повстанцев. Теперь, после подавления восстания, казни самозванца Фурье и освобождения Сен-Дени, законный хозяин вот-вот вернется с семьей в свой дом.

Украшенный и великолепно обставленный дом не мог не привлекать внимание. В кабинете, где Рауль писал свой рапорт, на полу лежал чудесный восточный ковер, стоял огромный стол черного дерева с витиеватой узорчатой резьбой и позолотой, под потолком висела хрустальная люстра. Парк, окружавший дом, впечатлял не менее: каскады крупных, пурпурно-алых роз, живая изгородь из багровых гибискусов. Свежий ветерок играл в рощице бамбука, в вершинах пальм, среди ветвей апельсиновых и лимонных деревьев. Ручей приносил из ущелья Эль-Кантара влагу для орошения почвы.

Но Рауль, отдыхая от тяжелого похода, созерцал все без всякого восторга. В канун нового года он отпустил в увольнение почти половину своих солдат и офицеров. Но самого его не привлекал публичный дом с грязными, замызганными обитательницами в их крохотных комнатушках, где постоянно витал кислый запах.

Все равно, женщина ему необходима, вяло думал Рауль. Несколькими часами раньше он послал худого, морщинистого слугу-араба на поиски подходящей подруги на ночь.

— Молодая, чистая и здоровая, — выдвинул Рауль свои требования.

— За такой я должен пройти до самого Алжира, — уныло ответил слуга. — Вы желаете невозможного…

— И жду, что ты это невозможное исполнишь! — оборвал Рауль, зная невероятную изобретательность своего слуги.

— Хозяин, мои земляки говорят…

— Что говорят?

— Козел — для нужд, женщина — для удовольствия, мальчик — для экстаза.

— Мне хватит удовольствия, — решил Рауль.

Он вернулся к рапорту, стараясь не думать о Париже, бульвары которого вечерами запружены бесконечными потоками карет, а в домах при ослепляющем сиянии люстр дают балы. Очаровательные девушки с мягкой белой кожей и обнаженными плечами, душистыми волосами, выглядывающей из-под кружев грудью…

После того как его батарея преодолела горный хребет, дальнейшее продвижение стало трудным… постоянный огонь велся из всех видов оружия…

В дверь постучали, и Раулю пришлось отложить перо, так как в кабинет вошел слуга.

— Я нашел ее! — воскликнул он, победоносно глядя на хозяина. — Как же мне было тяжело заполучить ее на ночь. Торговец, которому она принадлежит, собирался в Алжир. Но мы поторговались, и она здесь… В вашей спальне.

— Она из какого-нибудь местного племени?

— Нет, сударь. Она из Европы. Возможно, француженка или…

— Ты точно не знаешь?

— Она не очень-то разговорчива. И тем лучше для женщины…

Рауль встал, промокнул исписанную страницу и, положив ее в стол к остальным, прошел в спальню.

На столе тускло горела лампа. В этом свете Рауль взглянул на девушку, сидевшую на краю кровати. Обмякшая поза говорила о полной апатии. Длинные рыжие волосы скрывали лицо. Среди местных женщин иногда встречались рыжеволосые, но такого яркого оттенка… В глубинах памяти колыхнулось неясное воспоминание, но тут же ускользнуло прочь.

Тонкий капот, перехваченный на талии тесьмой, плотно облегал ее тело. При взгляде на завернувшийся подол, открывающий аккуратные лодыжки, длинные, обутые в сандалии стройные ножки, Рауль почувствовал возбуждение. Немного худа на его вкус, но полные, высокие округлые груди, туго упирающиеся в материю сосками, компенсировали этот недостаток.

— Позволь взглянуть на твое лицо.

Девушка вздрогнула, но головы не подняла. Вместо этого сжалась еще сильнее.