Шелестов смотрел на Винокурова, но как бы не видел его, и думал о своем. Его спокойно-внимательные глаза были сосредоточены, губы плотно сжаты.
– Кстати, – заговорил майор после долгого молчания, которое еще более смутило Винокурова. – У вас, надеюсь, имеется анкета на Белолюбского?
– А как же, – немного оживился заместитель директора. – Уж где-где, а на моем участке работы всегда полный порядок. В этом я могу поручиться. Еще не было случая…
– Принесите мне все, что у вас есть на Белолюбского, – прервал его Шелестов.
Винокуров быстро покинул кабинет и очень быстро возвратился. Он положил на стол перед майором тоненькую папочку, на которой чьей-то рукой было старательно выведено: "Белолюбский В. Я.".
– Садитесь, – сказал Шелестов Винокурову и открыл папку.
В ней он нашел всего три документа: обычную для всех анкету и собственноручно написанные Белолюбским биографию и заявление о предоставлении ему работы на руднике.
– Он у вас начал работать прямо с должности коменданта? – спросил Шелестов, перелистывая папку.
– Нет, нет. Я же вам говорил. Вначале он…
– Я отлично помню, о чем вы говорили, а потому и спрашиваю. Здесь-то это не нашло никакого отражения. Даже характеристики нет.
Винокуров развел руками, привстал немного и вновь опустился на прежнее место.
Шелестов начал знакомиться с биографией Белолюбского и пришел к выводу, что он человек грамотный. Во всяком случае, мысли свои Белолюбский излагал связно и грамматических ошибок не допускал. Лишь после внимательного изучения двух рукописных документов майор обнаружил в них кое-что, заслуживающее внимания. В биографии было сказано, что родился Белолюбский в 1898 году, а в анкете значилось, что он рождения 1901 года. По биографии его родиной являлся г. Благовещенск, а по анкете – г. Майкоп. Обнаружились и другие расхождения. Так, судя по анкете, можно было понять, что на Джугджуре Белолюбский работал шесть лет, а по биографии выходило всего четыре года. По первой он покинул Дальний Восток в тысяча девятьсот сорок четвертом году, а по второй – в сорок шестом. По первой – он владел профессией чертежника и копировальщика, а по второй – наборщика типографии.
Майор Шелестов взглянул на даты обоих документов и нашел, что биография написана более чем на год ранее анкеты.
"Темная личность. Авантюрист какой-то, – подумал Шелестов. – Сколько их еще находит приют, благодаря нашему ротозейству".
Он спросил Винокурова:
– Вы Джугджур запрашивали о нем?
– Не успели, – ответил тот и опять сделал попытку приподняться.
– За полтора года не успели?
Винокуров только развел руками. Глядя на его лицо, можно было подумать, что он готов расплакаться.
– А где его трудовая книжка?
– Он ее потерял.
– Потерял? – Шелестов поднял свои и без того высокие брови.
– Да, переходил весной реку вброд, и трудовая книжка у него размокла. Он мне ее показывал. Получилась какая-то каша.
– Значит, не потерял, а повредил?
– Да, правильнее будет так.
– А вы убеждены, что он вам показывал остатки именно своей трудовой книжки?
Винокуров вскинул плечи, смутился:
– Утверждать не берусь. Из того месива, что он мне показывал, трудно было что-либо узнать.
Шелестов побарабанил пальцами по столу, встал и подошел к окну. Проговорил он тихо, как бы самому себе:
– Вы старый коммунист, товарищ Винокуров. Ответственный работник заместитель директора рудника. Мне даже неудобно говорить вам, но я не могу не сказать. Я был о вас лучшего мнения. Я не предполагал, что вы ротозей.
Винокуров сидел, опустив голову, и нервно пощипывал бородку. Он даже и не думал возражать.
Шелестов продолжал стоять у окна, спиной к Винокурову.
– И вот теперь попробуйте ответить мне, кто же такой был комендант на самом деле? – продолжал майор. – Где он родился? Сколько ему лет? Откуда он к вам пришел? Какова его профессия? Почему, он, будучи по образованию или опыту работы чертежником или наборщиком, согласился вдруг стать комендантом поселка? Да и Белолюбский ли он? А вы, как я от вас слышал, собирались принимать его в партию.
Шелестов круто повернулся. Как это случается, ему в голову пришла внезапно одна мысль, он вспомнил еще деталь, которой, как ему теперь показалось, он не придал значения в первый день приезда.
Винокуров тоже встал, готовый безмолвно выслушивать и далее горькие, обидные, но заслуженные упреки.
Но майор заговорил о другом:
– Пройдемте еще раз в комнату, где был найден убитым Кочнев.
– Пожалуйста, – согласился Винокуров.
Войдя в комнату, Шелестов подошел к выключателю и включил свет.
– Позвольте! – воскликнул Винокуров.
– Что такое?
– Лампа!
– Что лампа? – и Шелестов перевел глаза на электрическую лампочку, низко опущенную над столом.
– Большая лампа! Такой большой, с таким сильным светом я ранее не видел. Точно, не видел. Это же не менее двухсот свечей. Тут всегда висела маленькая, а директор и Кочнев работали с настольной. Хм… Откуда же она взялась?
Шелестов начал внимательно, при помощи лупы обследовать письменный стол и нашел на его поверхности то, что искал: несколько почти незаметных отверстий от кнопок или булавок.
Он попросил Винокурова открыть сейф.
Тот достал из кармана ключи, которые теперь хранились у него, и открыл сейф.
Шелестов извлек из сейфа свернутый в трубку план нового промышленного района, над которым работал инженер Кочнев, и разложил его на столе. Вначале разместил план узкой к себе стороной, потом широкой и, наконец, положил так, что отверстия, обнаруженные им на столе, совпали с отверстиями, имевшимися на плане.
– Все ясно, – сказал Шелестов, свернул ватман в трубочку и положил в сейф.
– А когда вы приходили сюда в первый раз к убитому Кочневу, какая была здесь лампа?
Потрясенный Винокуров, чувствуя на себе внимательный взгляд и не зная, что ответить, так как он в самом деле, напрягая всю свою память, не мог ничего вспомнить, словно здесь был какой-то провал в до сих пор, казалось, совершенно ясных впечатлениях о случившемся, растерялся вконец. Мгновенно промелькнула страшная мысль об ответственности, которую он должен понести за свою халатность и нерасторопность, и мало ли еще что могут поставить ему в вину. Испарина покрыла его лоб.
– Эх, вы… – пришел ему на помощь майор. – Ведь в первый раз вы были здесь утром, свет не включали, и я вполне допускаю, что могли не обратить внимания на лампу, хотя это и очень важное обстоятельство.
– Совершенно верно, – воскликнул просветлевший Винокуров.
– Но вторично, со мной, вы были ночью, и я тогда включал свет.
– Да, правильно… Включали… И я тогда хотел обратить ваше внимание на появление большой электролампы, но не придал этому значения и потом забыл в суматохе…
Шелестов насупил брови:
– Вы шутите или говорите серьезно?
– То есть?
– Что вы тогда обратили внимание?
– Да, не шучу, клянусь вам. Мне тогда бросился в глаза яркий свет, которого до этого я никогда не видел ни при директоре, ни при Кочневе.
– Это очень существенно, – в раздумье проговорил Шелестов. – А теперь зовите сюда секретаря директора и давайте опечатаем и сейф и комнату.
*
Дверь дома коменданта Белолюбского майор Шелестов открыл своим ключом. Дверь открылась с режущим душу скрипом, и Шелестов, переступив порог, постарался поскорее захлопнуть ее за собой. Застойный запах, стоявший в непроветренной комнате, сразу ударил в нос.
"Удивительно противный запах", – подумал Шелестов и нажал кнопку карманного фонарика.
Снопик белого света пробежал по стене и остановился на розетке с выключателем.
Шелестов включил свет и огляделся.
Запущенная, невыметенная комната производила неприятное впечатление и, несомненно, характеризовала ее хозяина.