душу возложенной на него обязанности". Это строки из корреспонденции

Назарьева, опубликованной в столичной печати.

x x x

- Господин Ульянов, ну зачем так официально?..

Губернатор даже руками развел. Торопливо встал с кресла и, обойдя

свой обширный письменный стол, мелкими проворными шажками двинулся

навстречу инспектору. Взял его руку в обе свои, мягко пожурил:

- Я пригласил вас... хотелось запросто побеседовать. А вы в

полном параде!

Хозяин посмотрел на себя. Был он в простецком архалуке с

застежкой на крючках, на ногах - мягкие, домашние, уютно стоптанные

полусапожки. Только брюки с генеральским шитьем свидетельствовали о

сановитости мило улыбавшегося старика.

Ульянов стоял навытяжку, весь внутренне напрягшись. Визиты по

начальству были для него мукой. Ты уже не свободно мыслящий человек, а

чиновник такого-то класса, облаченный в темно-синий мундир с такими-то

знаками ведомства народного просвещения. Мало того, ты раб своего чина

и своего мундира. Вступает в действие этикет. Параграфы этикета вертят

тобой, как болванчиком, и усердно толкают в шею, требуя чуть ли не на

каждом шагу поклонов...

Сели в кресла. Друг перед другом.

Губернатор улыбается, и Ульянову в ожидании разговора ничего не

остается, как улыбаться.

Старик вздохнул и выразил сожаление, что не сумел присутствовать

на докладе господина инспектора народных училищ.

- Впрочем, наслышан, наслышан... В городе только и разговоров...

- Губернатор откинулся в кресле, и взгляд его вдруг стал сверлящим. -

Так сколько вы у нас насчитали школ, господин Ульянов?

Илья Николаевич, будто не замечая недобрых огоньков в глазах

хозяина, повторил названную в докладе цифру.

Губернатор зло рассмеялся:

- Вот удивительно! А наши земцы насчитывают четыреста

шестьдесят!.. Впрочем... - Тут он сложил крестом руки на груди. - Не

спорю, не спорю... Вы же, насколько мне известно, ученый математик!

Илья Николаевич не ответил на колкость. Тут старик перенес свой

гнев на земцев: его, своего начальника губернии, в какое положение

поставили перед министром!

Губернатор что-то обдумывал, и выражение его лица не сулило

приятностей. Ульянов заговорил, опережая его:

- Господин губернатор, я надеюсь, что наша Симбирская губерния

будет иметь четыреста шестьдесят школ.

Тот пристально посмотрел на собеседника. Быть может, он уже

видел, что инспектор, ощутив всемогущество начальника губернии, идет

на попятный: зачеркивает свои пакостные 89 и восстанавливает в правах

число 460?

Но Ульянов закончил фразу так:

- Четыреста шестьдесят школ на протяжении ближайших нескольких

лет. - И продолжал: - В самой школьной сети, как она ни запущена,

бьется пульс жизни. В нищете и неустройстве, а как беззаветно трудятся

иные сельские учителя... В сегодняшнем номере "Губернских ведомостей"

я опубликовал нескольким из них благодарность... Вы уже смотрели, ваше

сиятельство, газету?

Губернатор сидел удрученный. Пришлось повторить вопрос, чтобы он

очнулся.

Позвонил - и ему подали свежий номер губернской газеты.

Илья Николаевич помог найти публикацию.

Продолжая развивать свои планы, он добился того, что губернатор

спросил заинтересованно:

- Вы считаете, господин Ульянов, что и я могу чем-нибудь помочь

делу, о котором вы столь увлеченно печетесь?

- Несомненно! - И Ульянов тут же подсказал губернатору ряд

полезных для школьного дела мероприятий. - Особенно важно, господин

губернатор, чтобы интересами народного образования прониклись чины

низшей государственной администрации. К примеру, волостной старшина

может оказать нам, просвещенцам, неоценимую помощь, разумеется, если

захочет.

- А я ему, такому-сякому, прикажу захотеть! - И губернатор, в

сознании своего могущества, движением руки распушил бакенбарды. -

Волостные старшины, дорогой господин Ульянов, главная моя опора в гуще

мужиков. Я бы сказал, мои волостные губернаторы! И смею заверить, что

среди этих верных мне служак вы встретите такое же полное понимание,

как и у меня - губернатора губернского.

Он улыбнулся, как бы приглашая собеседника оценить его сиятельное

остроумие. В ответ на приглашение улыбнулся и Ульянов.

- Ну а теперь, - внезапно воскликнул губернатор, - услуга за

услугу!

Встретились глазами. Илья Николаевич, настораживаясь, поглубже

сел в кресло: "Вот оно, ради чего он меня вызвал!"

Хозяин встал, прошелся, повернул голову и через плечо:

- А дамы в претензии на вас! "Ожидали, - говорят, - ожидали,

когда наконец господин Ульянов кончит доклад, а он и на бал не

остался".

- Я не танцую, ваше сиятельство!

Тот с живостью обернулся:

- Не верю! Не допускаю мысли!

Опять сел напротив Ульянова. Помолчал. Грустно склонил голову:

- Мой друг, вы обидели первую в губернии красавицу - нашу

пленительную Лизет...

Оказывается, на балу танцевала госпожа фон Гольц.

- Вы с ней знакомы, господин Ульянов. Лизет очарована вашим умом,

тактом, ученостью. И скажу по секрету, ищет вашей дружбы... Боже... -

Тут губернатор восторженно, закатил глаза. - Пройтись с Лизет в вихре

вальса... А голубая мазурка на рассвете... Трам-тара-рам-там-там!.. -

Он притопнул ножкой по паркету. - И все это, мой друг, предназначалось

вам. Бедняжка отказала множеству кавалеров...

Илья Николаевич уже догадывался, что губернатор не устоял перед

красавицей. Сказал что-нибудь вроде: "Ма шер Лизет, считайте, что вы

утверждены учительницей. А с инспектором Ульяновым я формальности

улажу!"

От одной этой мысли все вскипело в нем. Такого приказа и сам

губернатор от него не дождется! Илья Николаевич набрался духу.

- Ваше сиятельство! - прервал он сладкозвучную речь. - Вы правы.

Я не оказался достойным кавалером. Но хочу быть рыцарем в отношении

госпожи фон Гольц!

Губернатор умолк. С интересом уставился на собеседника.

- Что там учительство! - начал Ульянов, спеша вырвать инициативу.

- Возня с крестьянскими ребятишками, трата нервов... - Тут Ульянов для

выразительности сморщил нос. - Нет, это не для мадам фон Гольц!

Большому кораблю, как говорится, большое плавание!

- Ну-те, ну-те... - оживился хозяин, вместе с креслом придвигаясь

к Ульянову.

Илья Николаевич напомнил, сколь мизерны средства, ассигнуемые на

школьное дело и казной, и земством (при упоминании земства губернатор

с презрением махнул рукой), и сказал, что в этих условиях приходится

рассчитывать на отзывчивость общества.

- Вообразите, ваше сиятельство, подписной лист в руках госпожи

фон Гольц! Уверен: богатейшие люди губернии откроют перед нею кошелек!

Хозяин был застигнут врасплох.

- Вы полагаете? - промямлил он. - Кто же у нас уж такие богачи?..

Ульянов пошел в лоб.

- За вами почин! - Он взял с губернаторского письменного стола

лист бумаги, обмакнул перо.

- Сколько?.. - буркнул тот, явно сдаваясь.

Ульянов проявил деликатность: не определил суммы взноса. Только

сказал:

- Надеюсь, не станете возражать, если я о сделанном вами

благородном почине дам публикацию в "Губернских ведомостях"? Это

послужило бы убедительным примером для многих...

- Подписываюсь на всю мою наличность! - объявил губернатор,

весьма довольный собой. - Здесь двести тридцать рублей семьдесят одна

копейка. Извольте, господин Ульянов, принять деньги.

- Полагаю, что этот лист с вашей подписью и проставленной вами