— Не врешь, дурища? — прохрипел становой пристав, чувствуя, что Кузьминична говорит истинную правду. Первой его мыслью было тотчас ехать в Стрелицы, скрутить руки Михейке, но тут же, несколько поостыв и собравшись с мыслями, он передумал. Не голытьба теперь этот Михейка, первый в волости хозяин, наживешь еще кучу неприятностей. Вместо Стрелиц становой покатил в уезд, решил посоветоваться.

К вечеру того же дня случилось новое происшествие, всколыхнувшее всю деревню. Воротясь из волости, Кузьминична надумала попариться в баньке, маленько прийти в себя после пережитых волнений. Взяла веник, спустилась в овражек, где стояли по берегу высохшей речки черные деревенские бани, и не вернулась больше домой, сгорела заживо.

Мальчишки, первыми прибежавшие на пожар, не слышали ни криков, ни стонов Кузьминичны. И никто толком не знал, что же помешало старухе выскочить из огня.

Вскоре Михея Григорьева арестовали и увезли в Порхов, а оттуда в Псков. Дознание тянулось с полгода, вину свою он яростно отрицал, благо мертвые обличать не способны, а судебно-медицинская экспертиза констатировала смерть Егорши от удушья.

Освободившись из-под ареста, Михей приехал в Стрелицы, в столицу возвращаться не захотел. С вдовой брата жил не таясь, обвенчался даже в церкви. Был расчетлив, хитер, оборотист, нисколько не уступая покойному Егорше, год от года прикапливал капитал, выбившись в почитаемые начальством персоны.

Каином его звали в народе за глаза, с опаской.

В ту же пору, сразу после тюрьмы, вздумал пристраститься к политике, хотя и не терпел из-за этого сколько-нибудь заметных убытков. Приезжали к нему в Стрелицы чисто одетые господа из Петербурга, шептались о чем-то, неделями гостили на хозяйских даровых харчах, прячась от любопытных взоров. Бывал у него, как утверждали, и Борис Викторович Савинков. Скрывался будто бы от полиции перед своим бегством за границу.

Псковская папка обо всем этом, естественно, умалчивала, поскольку заканчивалась невразумительным прокурорским вердиктом. Все эти сведения Александр Иванович собирал постепенно, накапливая документ за документом.

Выяснил, к примеру, что состоит Колчак, он же Каин, он же Михей Григорьев, при особе руководителя «Союза» как бы в личных осведомителях, старательно выслеживает разуверившихся членов организации, мечтающих вернуться на родину. Таинственную смерть полковника Мерцалова, найденного зарезанным на окраине Варшавы вскоре после съезда савинковцев, молва приписывала холопскому усердию Колчака. Упорно говорили, что полковник вроде бы разоткровенничался с Григорьевым о своем намерении идти в советское посольство с повинной и поплатился за это жизнью.

Штришок подбирался к штришку, факт к факту, рисуя вполне законченный портрет братоубийцы, полицейского филера, кровавого бандита. Неизвестно было, пригодятся ли когда-нибудь эти материалы, помогут ли судьям вынести справедливый приговор. Александр Иванович не думал об этом, продолжал работу с привычным упорством и методичностью. Врага нужно знать — это первейшее условие, нарушать которое никак нельзя, а раз так — значит, пригодятся его материалы, лишними не будут.

И вот судьба устраивала ему личное свидание с пойманным Колчаком. Поезд прибывал в Псков в половине седьмого. Рановато, конечно, для допроса, тем более разговор у них неизбежно затянется. Недурно бы чуточку отдохнуть с дороги, часик хотя бы, или полчасика. Только вряд ли что из этого получится. Слишком многого ждал он от допроса Колчака, чтобы позволить себе отдых. Нет, начинать придется сразу, несмотря на ранний час. Псковские товарищи его встретят, предложат ехать в гостиницу, а он скажет, что великолепно выспался в поезде и готов немедленно приступить к допросу.

Минут за пятнадцать до Пскова, когда за окнами мелькнули давно знакомые строения пригородной станции, в купе заглянул проводник.

— Товарищ комиссар, прибываем почти по расписанию. А вы никак и не заснули совсем?

— Успеем, дружище, — весело сказал v Александр Иванович. — Выспаться никогда не поздно…

(Следственная комната с зарешеченным окном. Конвоиры вводят арестованного.)

Следователь. Устраивайтесь, пожалуйста, удобнее. Вот сюда, на этот стул. Ногу можете вытянуть. Перевязка, как мне доложили, сделана хорошо и страшного ничего нет. Хирург, по крайней мере, спокоен за ваше здоровье. Итак, давайте знакомиться. Фамилия моя Ланге, я старший оперуполномоченный Петроградского ГПУ и прибыл, кстати, ради разговора с вами. При задержании вы назвали себя Никандром Самойловым, уроженцем Новгорода. Продолжаете настаивать на своей версии?

Григорьев(морщит лоб, непонимающе). Неграмотные мы, батюшка… Чевой-то не разберу…

Следователь. Ваша фамилия, имя и отчество? Сословие? Когда и где изволили родиться? Словом, как записывать в протокол?

Григорьев(облегченно). Вон чаво, а я-то никак не могу сообразить! Так ведь сказывал начальникам, записано все на бумагу. Никандр, стало быть, Самойлов, по отцу Иванов. Пятьдесят девять годков мне, на покрова сполнится шестьдесят… Сословия крестьянского либо мещанского, это как тебе понравится. Еще чаво надобно?

Следователь(с видимым удовлетворением). Прекрасно, Никандр Иванович, так все и запишем… А чавойкать, между прочим, не следует, напрасно себя затрудняете…

Григорьев. Чаво, милый? Не возьму никак в толк…

Следователь. Тут и брать нечего. Не затрудняйтесь, говорю, зряшные это хлопоты… С какой целью прибыли к пограничному кордону, в деревню Пустой Лог?

Григорьев. Охотники мы, батюшка… На медведя ходим, на волка…

Следователь(весело). С гранатами и маузером? Это становится занятным, Никандр Иванович! Не приходилось что-то слышать про такую охоту… Выходит, медведи ваши жительствуют возле Государственной границы?

Григорьев. Кто ж его знает, граница там либо чистое поле. Вывески нету… Схватили ночью, ремнями вяжут, а за что — не говорят…

Следователь(сочувственно). Ай-я-яй, какое безобразие! Чистейшей воды произвол! Схватили человека, к тому же раненого, смелого охотника на медведей! Ранение, кстати, получили на охоте?

Григорьев. Истинно так, на охоте. Вдвоем мы были, с суседом моим Тимохой… Стрельнул дурак неаккуратно, испужался и сбег, бросил меня одного пропадать…

Следователь(перестал улыбаться, испытующе смотрит на Григорьева). Ну вот что, Михей Григорьевич, пора и честь знать. Человек вы неглупый и, надеюсь, соображаете, что комедиями дело не кончится…

Григорьев. Какими такими комедиями? Истинно говорю, как перед господом богом…

Следователь. Пятеро из вашей банды нами арестованы. Чувствуете, что это означает? Пятеро! И показания дают с огромным усердием, не придуриваются… Таким образом, опознание вашей личности никакого труда не составит. Да вот вам и доказательство, если желаете! (Протягивает Григорьеву его фотографию.) Варшавская, обратите внимание, новейшая. Узнаете себя?

Григорьев(после долгой паузы). Ошибка это, товарищ Ланге, не знаю я ничего…

Следователь. И учтите, Михей Григорьевич, что запирательство обычно усугубляет вину. За вами и без того вполне достаточно грехов. Стоит ли навешивать на себя лишнее?

Григорьев. Товарищ Ланге, вы послушайте…

Следователь. Давайте условимся, Григорьев, чтобы не было между нами недоразумений. Товарищем вам я быть не могу и не желаю. Вы убийца, бандит, наемный слуга международного капитала, а я честно служу своему народу.

Григорьев(опустил голову). Извиняйте, если не так сказал. Только не убийца я и в бандитах не был.

Следователь. Хорошо, с этим у нас хватит времени разобраться. Давайте уточним формальности. Ваша фамилия, имя и отчество?