Несмотря на все предосторожности, перед наступлением ночи Энцинас взял свое ружье и, кликнув верного и надежного пса, пошел осматривать окрестность Бизонового озера. Дон Августин велел перенести палатку своей дочери и свою собственную на середину площадки, к тому месту, где пылали разведенные костры.
Энцинас вернулся к тому времени, когда товарищи его кончали ужин. Он не заметил ничего особенного, что могло бы дать повод к беспокойству, и вскоре ему удалось успокоить не только господ, но и слуг.
После слуг и господа принялись за свой ужин, состоявший из холодных блюд, которые были привезены вместе с прочими запасами. В некотором отдалении от них уселись вокруг пылающего костра прочие охотники, занятые разговорами о происшествиях дня. Силач Энцинас тоже присоединился к ним, разведенные костры бросали яркий свет, отражавшийся в озере.
— Я для вас кое-что припрятал, чтобы и вам хватило на ужин, — сказал молодой вакеро Энцинасу. — Надо, чтобы каждый получил то, что ему следует; в особенности грешно забывать вас, ибо вы рассказали нам такие чудесные истории.
Поблагодарив молодого человека за его заботливость, Энцинас принялся молодецки уплетать прибереженные для него куски жаркого, но молчание, которое он хранил при этом, не пришлось по вкусу молодому вакеро, который сгорал от нетерпения услышать что-нибудь волнующее.
— Так вы не заметили ничего особенного в окрестности? — спросил он, стараясь завязать непринужденный разговор.
Охотник отрицательно покачал головой.
— А ведь Франциско, пустившийся в погоню за Белым Скакуном степей еще не возвращался.
— За Белым Скакуном степей? — спросил другой загонщик. — Что это за зверь?
— Дивный зверь, — ответил молодой вакеро, — но, сказать по совести, я об этом ничего толком не знаю. Сеньор Энцинас может нам кое-что рассказать.
— Вы ведь его видели! — сказал охотник на буйволов. — И тоже хотели преследовать и чуть было не сломали себе шею. Ведь я вам говорил, что беда случается всякий раз, когда хотят преследовать Белого Скакуна.
— Если бы моя лошадь не была так горяча, она не поскользнулась бы, а если она и поскользнулась…
— То вы не сорвались бы, но ваша лошадь поскользнулась, а потому и делу конец.
— Ба, да это могло случиться со всяким. Дело в том, что заговорщики тоже частенько сваливаются с обрыва вместе со своими лошадьми.
— Это справедливо, но если бы вам приходилось, как мне, таскаться по необозримым степям запада, — возразил Энцинас, — то вы бы знали, что иногда удается встретить белого коня, такого красивого, что другого, подобного ему, не бывало, да еще такого быстрого, что он рысью уйдет дальше, чем другая лошадь полным галопом. И скажите на милость, видели ли вы когда-нибудь другую, более великолепную и легкую лошадь, чем тот белый конь, которого нам случилось узреть сегодня ночью?
— Сознаюсь, мне никогда не попадалась такая лошадь.
— Ну, так я полагаю, что эта лошадь и есть та самая, которую называют Белым Скакуном лугов?
— Что до меня, то я верю! — воскликнул молодой вакеро тоном, в котором послышалось твердое убеждение.
— А что же особенного в этом Белом Скакуне? — спросил другой вакеро.
— Во-первых, его несравненная красота, во-вторых, его беспримерная быстрота, а в-третьих… Ну, сколько, по вашему мнению, будет ему лет?
— Да у него недавно только сошла забелина! — воскликнули прочие охотники.
— Вы сильно ошибаетесь, — серьезно ответил Энцинас, — этому белому коню около пятисот лет.
Со всех сторон послышались недоверчивые восклицания.
— И все же это так! — сказал он таким уверенным тоном, что почти убедил своих слушателей.
— Однако говорят, — возразил один из загонщиков, — что прошло не более трехсот лет с тех пор, как испанцы привезли лошадей в Америку.
— Ба! — перебил молодой вакеро. — Двести лет больше или меньше — немного значит.
— Я могу вам сказать одно, — продолжал охотник на буйволов, — прошло уже бессчетное количество лет, как все загонщики лошадей в Техасе напрасно пытаются догнать этого коня. У него копыта тверже булыжника. Когда его преследуешь, он с необыкновенною быстротой исчезает из виду, а когда удастся подъехать к нему ближе, он внезапно исчезает вовсе, ровно как и тот, кто его преследует. Я мог бы об этом рассказать много чего занятного, но не на ночь глядя.
— Неужели вам случалось преследовать его?! — воскликнул молодой вакеро.
— Нет, я не рискнул, а один техасский охотник решился и потом пересказал мне подробности…
— Так вы должны рассказать нам все, как было, — упрашивал вакеро, потирая руки. — Эй, Санчец, дай-ка сеньору Энцинасу глоточек вина: ничто так не освежает память, как божья роса наших виноградников.
— У этого молодого человека порой мелькают превосходные мысли, — воскликнул охотник. — Ну, так я вам расскажу, что сам узнал. Один англичанин, довольно забавный господин, путешествовал со своим дядюшкой, который был не менее оригинален, чем его питомец. Англичанин, слышавший про Белого Скакуна степей предложил техасскому охотнику тысячу пиастров, если он поймает это диво. Товарищи техасца отсоветовали ему приниматься за такое дело, но парень не послушался и решил добыть себе этого самого быстрого и сильного коня из всех известных ему коней. Добыв снасти, он начал разведывать пути к тем местам, где Белый Скакун любил пить воду. Следует заметить, что этот скакун, вопреки обыкновениям прочих лошадей, которые живут и умирают на одном любимом месте, имеет несколько таких мест для водопоя. Охотник собрался в путь и после нескольких дней поисков увидел коня, которого искал. Надо вам заметить, что этот скакун до того быстроногий, что если его сегодня видели здесь, то завтра он будет за двести миль. Под техасцем была необыкновенно быстрая лошадь, и он, как я вам сказал, нисколько не верил тем страшным историям, которые слышал о Белом Скакуне. Ему хотелось во что бы то ни стало получить обещанное ‘ему вознаграждение. Увидев скакуна, охотник погнался за ним, держа наготове лассо и перепрыгивая через рвы и утесы. Его лошадь летела с такой быстротой, что он каждую минуту приближался к Белому Скакуну. Впрочем, это происходило не от того, как меня уверял техасец, что силы скакуна ослабели, а от того, что тот время от времени оборачивал назад голову, чтобы посмотреть на своего преследователя, и таким образом терял время. Техасец пользовался этим моментом, чтобы приблизиться к удивительному коню. Напротив, силы преследуемого животного, казалось, удваивались. Обыкновенно когда лошадь устает, глаза ее все более тускнеют, но глаза этого коня злобно сверкали из-под нависшего на лоб клока волос и белой гривы, с каждой минутой становясь все огненнее. Тем не менее расстояние уменьшалось, а зрачки Белого Скакуна начали все сильнее и сильнее метать искры. Впрочем, то было не единственное обстоятельство, поразившее техасца, хотя подобных чудес охотник замечал много, и лишь соблазнительная сумма в тысячу пиастров могла придать ему немного мужества. Уже наступила ночь, а техасцу никак не удавалось приблизиться к коню со своим лассо. Кроме того, охотник очень удивился тому, что копыта лошади, не имевшие подков, высекали искры из каменистой почвы, так что только благодаря этому посверкиванию техасец мог различать Белого Скакуна. Хотя охотник и не в состоянии был объяснить себе, каким образом роговые копыта могли производить искры, а глаза лошади сверкать так странно…
Вдруг сильный лай бульдога прервал рассказ охотника на буйволов.
Впрочем, через несколько минут Озо опять улегся к огню. Казалось, он с вниманием прислушивается к рассказу охотника, как и вакеро. Не было особого повода предполагать, что лай бульдога предвещал приближение индейца. Энцинас продолжал свой рассказ:
— Итак, наш техасец решительно не понимал, как объяснить себе причину этих искр и огня, сверкавшего в глазах скакуна. Но так как плата, предложенная ему за поимку, была слишком значительна, чтобы питать страх, он с еще большим рвением пустился в преследование. Вскоре он мог с удовольствием заметить, что прыть скакуна стала уменьшаться. Но вдруг он увидел, что скакун остановился, повернул назад, заржал и вытянул шею по направлению к горизонту. Техасец дал своей лошади шпоры, ибо она тоже начала утомляться, и, держа лассо в руках, кинулся на скакуна. Вдруг петля распустилась в воздухе. Техасец взмахнул над головой скакуна одной развернутой веревкой, которой нельзя было ничего захватить. Несмотря на то, что лошадь его была в таком разбеге, что он почти наткнулся на скакуна и мог даже достать рукою. Техасец начал ругаться, как безбожник, видя, что не может употребить в дело свое лассо, но вскоре его недовольству был положен конец. Белый Скакун вскинул задние ноги и ударил копытами прямо в грудь лошади всадника, притом так сильно, что конь и седок покатились друг через друга, точно так, как вы теперь свалились в озеро, — прибавил Энцинас, обращаясь к вакеро, сушившему свое платье. — Когда техасец поднялся на ноги, скакуна и след простыл, лошадь же охотника не была уже в состоянии встать. Железные копыта внезапно исчезнувшего Белого Скакуна пробили ей грудь, но это было к счастью техасца, потому что, сделай он лишний шаг, он неминуемо свалился бы в бездонную пропасть, на краю которой скакун остановился. Я повстречался с техасцем, — заключил рассказчик, — когда он возвращался назад, и он рассказал мне то, что вы теперь слышали.