Фабиан старался собраться с мыслями. Окинув опять внимательным взглядом окрестность, начиная от гребня Туманных гор и вершины пирамиды до отдаленного затуманенного горизонта, он заключил, что не сбился с пусти и представшая перед его глазами удивительная местность действительно та самая, которую жена Марка Арелланоса описала ему с такой подробностью, а потому он не замедлил ответить на вопрос Хозе.

— Без сомнения, мы находимся теперь очень недалеко от цели нашего странствования, потому что знаменитая долина должна находиться у подошвы могилы индейского вождя, а эти грубые украшения служат достаточным указанием, что утес, который мы видели перед собою, и есть та самая могила. Не следует медлить ни минуты. Пока вы с Розбуа обойдете вокруг, я успею заглянуть, нет ли чего любопытного за этими деревьями.

— Все, что окружает нас в этой таинственной местности, усиливает мое подозрение, — возразил Розбуа. — Крик, только что слышанный нами, говорит о присутствии здесь человеческого существа, которое, будь оно белое или краснокожее, вряд ли принесет нам добро и счастье. Поэтому, прежде чем разойтись в разные стороны, нам надо исследовать хорошенько ближайшую окрестность.

Все трое принялись осматривать ущелье с тем тщанием, на которое были способны глаза охотника, привыкшие замечать и видеть малейшие следы так же хорошо, как другие читают в открытой книге.

— Что я вам сказал? — крикнул канадец. — Вот следы ног белого, которые, готов поклясться в этом, оставлены здесь не далее как минут десять тому назад.

Действительно, на песке можно было ясно различить следы ног, шедшие по направлению к кучке хлопчатниковых деревьев.

— Во всяком случае, он здесь один! — заметил Фабиан и с этими словами направился к чаще.

Розбуа удержал его.

— Дай мне осмотреть. В этой непроницаемой засеке могут скрываться люди. Впрочем, нет, — прибавил он тотчас же, — человек, следы которого здесь видны, пытался только раздвинуть дикие лозы, растущие между деревьями, чтобы бросить взгляд окрест.

И раздвинув в свою очередь ветви деревьев и вьющиеся растения, Розбуа бросил пытливый взор по ту сторону засеки, но тотчас вернулся назад.

Старик начал рассматривать следы, шедшие оттуда по направлению к утесу с тупой вершиной; однако вскоре пошла известковая почва, усыпанная плоскими камнями, похожими на плитняк, употребляемый на кладбищах, так что замеченные первоначально следы скоро вовсе исчезли.

— Обойдём-ка кругом этого утеса, — начал опять Розбуа, — может быть, мы увидим там кое-что полюбопытнее. Пойдем, Хозе, а ты, Фабиан, подожди нас.

Оба охотника удалились, между тем как Фабиан остался один, погруженный в задумчивость.

Золотоносная долина, об обладании которой он когда-то мечтал, лежала наконец перед ним. Печальный и убитый, как человек, который много вытерпел, шел Фабиан вдоль ряда густых кустов, образовавших перед ним почти непроницаемую чащу. Но едва успел его глаз проникнуть сквозь ветви, густо сплетенные между собою, как он онемел от удивления перед зрелищем, которое ему открылось.

Голубоватые тени, преобладавшие в долине, стали исчезать от солнца, после чего на поверхности почвы мало-помалу начали выступать бесчисленные искры. Кремни, издававшие эти искры, были столь же многочисленны, как и кремни на морском берегу.

Вид этих кремней мог бы обмануть всякого другого человека, только не золотоискателя. Опытному глазу Фабиана достаточно было одного взгляда, чтобы под заиленной поверхностью этих камней заметить чистое золото в том виде, в каком оно смывается потоками на равнину. Перед его глазами лежали в грязи богатейшие сокровища, которые вряд ли белый человек когда-либо имел случай видеть в этой саванне.

В лицезрении золота заключается такая чародейская сила, что Фабиан в первые минуты был не в состоянии овладеть своим чувством; у него закружилась голова.

Впрочем, состояние это продолжалось недолго; душа Фабиана принадлежала к разряду тех, которых счастье не одуряет, и через несколько минут он окликнул обоих своих спутников.

Канадец и Хозе тотчас очутились возле него.

— Отыскали вы его?! — воскликнул вопросительно Хозе.

— Да, отыскал сокровища, но не человека. Вот, посмотрите сами! — произнес спокойно Фабиан, отстраняя ложем карабина сеть лиан, скрывавшую долину.

— Как? — спросил Хозе. — Вон те блестящие камни…

— Это все чистое золото, это те сокровища, которые, по воле Всевышнего, сокрыты здесь уже несколько столетий!

— Господи Иисусе! — воскликнул Хозе, пораженный неожиданным открытием.

Неподвижно вперив глаза на сокровища, при виде которых у него закружилась голова, Хозе пал на одно колено. Дикие страсти, долго сдерживаемые, казалось, разом хлынули в его сердце. В нем произошло какое-то странное превращение. Зловещее выражение его лица вдруг напомнило лицо того бандита, который двадцать лет назад торговался за цену крови, который вымогательством добыл деньги, обагренные человеческой кровью.

— Не правда ли, Хозе, ты не мог себе представить, что на одном месте может скопиться такое громадное количество золота? — рассуждал Фабиан в задумчивости. — Я это понимаю. Даже я сам, несмотря на то что мое настоящее ремесло было до сих пор отыскивать золото, никогда не поверил бы этому, если б мне о том не рассказывали.

Но Хозе не слышал голоса Фабиана. При виде несметных богатств жажда золота пробудилась в нем с новой силой. Его глаза, сверкая, перебегали от одного куска металла к другому. Изредка он бросал украдкой зловещие взгляды на Фабиана, по-видимому, не замечавшего своих спутников, и на Розбуа, неподвижно стоящего опершись на дуло ружья.

Старик смотрел вперед и видел перед собою только того, кого он считал навеки потерянным для себя и кого небо возвратило ему обратно. Мысли Хозе были где-то далеко. Один из стоявших подле него спутников был его старый товарищ, разделявший с ним многие опасности; в десятках схваток бились они рядом друг с другом, делили холод, жажду и голод, и их дни прошли под одним и тем же солнцем, их ночи — под одним и тем же покровом звезд. Другой его спутник, Фабиан, именно по его вине сделался сиротой и был для него причиной двадцатилетних угрызений совести. Но злой дух алчности не давал ему теперь покоя и заглушал все доброе в памяти. В эту минуту оба его спутника стали для него только двумя лишними компаньонами, с которыми предстояло разделить богатство.

Когда эти мысли промелькнули в уме Хозе, трепет ужаса прошел по всему его телу. В душе его происходила борьба, но, к счастью, борьба эта была непродолжительна.

Пробудившийся было в Хозе прежний пограничный стражник разом исчез, и, когда он несколько пришел в себя, чтобы быть в состоянии дать себе отчет в гнусных помыслах, благородная природа, ожившая снова в нем, одержала верх.

Все еще продолжая стоять одним коленом на земле, Хозе закрыл глаза. Тихая слеза, оставшаяся незамеченной для его спутников, скатилась из-под опущенных век на загорелое лицо.

— Граф Медиана! — воскликнул он, приподнимаясь на ноги. — Отныне вы богатый и могущественный господин, все это золото принадлежит вам одному.

При этих словах испанец обнажил голову и с почтением преклонился перед тем, кому отныне не было надобности прощать Хозе в чем-либо.

— Ни за что на свете, — воскликнул живо Фабиан, — я не соглашусь воспользоваться этим золотом один, после того как вы разделили со мной многие опасности! Что вы на это скажете, Розбуа? Разве вам не приятна мысль, что вы в ваши годы тоже можете стать богатым и могущественным кабальеро?

Но старик даже не изменил прежнего положения своего и равнодушно покачал головой, точно утес, поднимавшийся над их головами, между тем как улыбка необъяснимой нежности, с которой он глядел на Фабиана, свидетельствовала о единственном интересе, принимаемом им в этом предприятии.