Изменить стиль страницы

Но ладонь Элси уже лежала на руке кузена, а в ее глазах блестели радостные слезы.

— Вы покажете их в другой раз, если захотите, но я ни за что бы не усомнилась в таком лице как ваше. Вы не представляете, как я рада, что наконец нашла родственника с маминой стороны! Кузен, добро пожаловать в Йон! — и она повернулась к мужу.

— Да, — сказал тот, радушно протягивая руку, — конечно же, добро пожаловать. И я не менее рад, чем моя жена.

— Благодарю вас обоих, — сказал мистер Лилберн с поклоном и улыбкой и затем с восторженным взглядом обратился к Элси. — Кузина, вы очень похожи на портрет вашей бабушки, который висит у меня дома. Но… — и он с широко открытыми глазами в удивлении остановился. — Возможно ли, чтобы это были ваши дети? Вы сама выглядите еще как ребенок!

Элси весело рассмеялась.

— Ах, кузен, вы еще не достаточно хорошо меня узнали. Я уже давно не ребенок. Как будет рад папа увидеться с родственником моей мамы! — сказала она, обращаясь к мужу.

— Несомненно, женушка, и мы должны немедленно передать ему весточку.

У мистера Лилберна не было повода жаловаться на прием. С ним обращались с величайшим гостеприимством, и его приезд стал поводом всеобщей радости для всех обитателей Йона. Гостю сразу же предложили отдохнуть, к его услугам была предоставлена большая анфилада комнат, а для помощи был выделен отдельный слуга.

В Оакс отправили записку, в которой всю семью Динсморов приглашали в Йон. Детям сделали выходной, и Элси, ее муж и отец провели утро в беседе с гостем и изучении тех фамильных документов, миниатюр и фотографий, которые он привез с собой.

День прошел для всех очень приятно, и вновь обретенные родственники были взаимно довольны и заинтересованы друг другом.

Мистер Лилберн, несомненно, был благородным, умным и утонченным джентльменом, и, похоже, — искренним христианином, и притом имел хорошее материальное положение.

Малыши сразу же подружились с ним, и, поскольку дети способны быстро различать характер человека, старшие члены семьи сочли это подтверждением тому хорошему впечатлению, которое мистер Лилберн уже оказал на них.

Глава 16

Я вижу как в узких улицах таятся

Гневные настроения и непокорный ропот скрытых изменников.

Они выходят в ночь, окутанные шепотом проклятий -

Бывшие солдаты, недовольные бандиты

И отчаянные распутники — выходцы из таверн.

Байрон

Уже прошло несколько часов после восхода солнца. Стоял ясный, теплый день. По общественной дороге неспешной трусцой ехал какой-то мужчина, который, несмотря на то, что внешне напоминал джентльмена, был плохо одет. На нем, как защита от солнца, была широкополая соломенная шляпа и льняной пыльник, местами запачканный грязью дороги. У незнакомца были резкие, хотя и не злые черты лица, а его проницательные, серые глаза, казалось, пронизывали все, что попадало в их поле зрения. Мужчина ехал по пустынной дороге настороженно, явно ожидая в любой момент столкновения с опасностью. Вскоре он заметил еще одного одинокого всадника, который приближался ему навстречу. Не сбавляя темпа, мужчина сразу же положил руку на пистолеты, скрытые под пыльником на поясе, готовый в любой момент пустить их в ход.

Незнакомец оказался стройным юношей лет восемнадцати-двадцати, во внешности которого не было абсолютно никакой угрозы.

Когда двое всадников поравнялись друг с другом, каждый из них приветственно приподнял свою шляпу. «Доброе утро, сэр», — сказал парень, в то же самое время небрежно заводя правую руку за левый отворот пиджака.

Затем он слегка провел пальцами по своим волосам — мужчина повторил это движение. Юноша расстегнул пиджак, делая вид, что ищет булавку. Мужчина расстегнул свой пиджак, вытянул булавку и протянул ее с учтивым поклоном.

— Спасибо! Хорошо, сэр. Я вижу, вы — один из нас, — сказал юноша, вытягивая из кармана лист бумаги и передавая его мужчине. — Лес Миллера! — добавил он и, коснувшись шляпы, ускакал прочь.

Бросив вслед парню быстрый, насмешливый взгляд, незнакомец развернул лист и принялся тщательно его изучать. Там было изображение полумесяца, вокруг которого в различных местах было написано несколько дат, и больше ничего. Тем не менее, мужчина рассматривал этот рисунок с большим удовлетворением и затем, внимательно исследовав его, надежно спрятал в нагрудный карман.

— Я буду вовремя, можешь не сомневаться, — сказал он тихо и уверенно, вероятно обращаясь к лошади, поскольку поблизости больше никого не было. — Сегодня ночью! Моя записка поздно попала к ним, но лучше поздно, чем никогда. Конечно, не для них, а для меня, — добавил он со зловещей улыбкой. — Что ж, на подготовку мне потребуется немного времени. Костюм уже готов.

Незнакомец продолжил свой путь прежней неспешной трусцой. Вскоре он миновал Фэйрвью, затем — Йон, пристально рассматривая все вокруг, сделал круг в несколько миль и вернулся в селение, из которого выехал несколько часов назад.

Спешившись у таверны, он передал свою лошадь конюху и присоединился к группе бездельников у двери закусочной. Они разговаривали о политике, и один из них спросил мнение прибывшего.

— Меня можешь не спрашивать, — ответил тот, давая жестом понять, что все это его совсем не интересует. — Я не принадлежу никакой партии, и никогда не лезу в политику.

— Выжидаешь, да? Подходящая позиция для труса и доносчика, — сказал презрительно мужчина, задавший вопрос.

Наполовину вытащив свой охотничий нож и затем вновь вернув его в ножны, прибывший сказал добродушно:

— Я сделаю вид, что ничего не слышал, Грин. Ты принял слишком много, и сейчас не совсем трезв.

— Ладно, успокойся, — сказал Грину один из его товарищей. — Ты же прекрасно знаешь, что Снэлл не трус. Вспомни как он однажды рисковал своей жизнью, чтобы спасти твоего сына, когда тот тонул.

— Да, я забыл. Беру свои слова обратно, Снэлл. Пропустим по стаканчику?

— Спасибо, нет. Сегодня слишком жарко. Лучше отнеси деньги своей жене и детям, Грин.

Последние слова были заглушены звоном колокола, извещающего о том, что подан обед. В ответ на это приглашение группа рассеялась, и Снэлл вместе с остальными поспешил в столовую.

После обеда Снэлл неспешно направился в сторону конюшни. Проходя мимо двери стойла, он, как бы невзначай, заглянул внутрь, но этого быстрого взгляда было достаточно для того, чтобы запомнить точное расположение его лошади.

Около десяти часов вечера того же дня Снэлл вновь прокрался к стойлу, никем незамеченный проник внутрь, и в темноте оседлал и взнуздал свою лошадь. Затем, сев в седло, он выехал из конюшни, самым спокойным шагом проехал по улицам, но, едва оказавшись за пределами селения, пустил лошадь оживленной рысью.

Проскакав несколько миль, Снэлл сбавил темп только у леса, известного как «лес Миллера». На протяжении последней мили он слышал спереди и сзади топот лошадиных копыт и, время от времени, — обрывки фраз, грубо произнесенных в полголоса.

Тщательно избегая встречи с обладателями этих голосов, Снэлл достиг опушки леса и резко свернул с дороги. Спрыгнув на землю, он взял лошадь за уздечку и на несколько метров углубился в заросли. Затем, крепко привязав лошадь, Снэлл развернул сверток, который привез с собой, и быстро облачился в отвратительный костюм ку-клукс-клана.

Он на мгновение замер, прислушиваясь. От дороги доносились те же звуки. В эту ночь на ней было явно многолюдно. Снэлл мрачно, хотя и без тени страха, подумал о том, что будь он узнан кем-либо из этих людей, то его безрассудство стоило бы ему жизни, поскольку он не был членом ку-клукс-клана, хотя и знал тайные знаки этой организации.

В действительности, Снэлл был детективом и разыскивал доказательства для осуждения виновных в набегах, которые в последнее время держали в страхе всю окрестность.

Удостоверившись в том, что его оружие готово к немедленному использованию, он отправился в путь, преодолевая лабиринты леса твердым, быстрым, но в то же время легким шагом.