Изменить стиль страницы

— Билли…

Он прижимает свой палец к моим губам, а потом нежно поглаживает их. Закрывает глаза и делает вдох. Какое-то мгновение мы стоим, не шевелясь, охваченные несколькими секундами очарования прошлого.

А потом он говорит, рассеивая все чары.

— Находиться здесь с тобой? Так хорошо. Так же замечательно, как и раньше — даже лучше. Такое чувство… будто мы прокатились на ДеЛориане. — Его рука нежно касается моего лица. — Но все в порядке, Кейт. Это было всего на минутку. И теперь мы опять вернулись в будущее. И это не значит ничего более. И ничего это не должно изменить, потому что это итак уже замечательно.

Я киваю, с облегчением. Как хорошо, что мне ничего не надо говорить, Билли и сам все знает. Что он чувствует то же самое.

— Ладно.

Он улыбается.

— Надо увезти тебя домой, пока Кэрол не спустила всех собак на твои поиски. Или еще хуже — Амелия.

Я усмехаюсь. И, держась за руки, мы уходим, оставляя роллер-скейт-ринки все эти воспоминания позади.

* * *

Через двадцать минут Билли въезжает на парковку за кафе моей матери. Мы молча сидим в его грузовике, бок о бок.

— Хочешь, чтобы я тебя проводил?

— Нет, все нормально. Я сама.

Он медленно кивает.

— Ну… между нами теперь… будет некая неловкость? Из-за двухминутного реслинга языками?

Я же говорила — у него свой подход к выбору слов.

— Нет, никаких неловкостей. Не переживай.

Ему еще нужны подтверждения.

— Ты же все еще моя девочка, Кэти?

Это он не в романтичном смысле этого слова. Он имеет в виду, что я его друг — самый лучший друг, который оказался девчонкой. Если вам вдруг интересно.

— Я всегда буду твоей девочкой, Билли.

— Отлично.

Он отворачивается и смотрит через лобовое стекло.

— Тебе, действительно, стоит подумать про Калифорнию. Было бы хорошей сменой обстановки для тебя. Расстанетесь без ссор и скандалов.

Он прав, в какой-то степени. Калифорния могла бы стать для меня чистым листом. Никаких воспоминаний. Никаких болезненных расставаний. Никаких неловких разговоров. И с моим резюме, не думаю, что у меня будут проблемы найти новую работу.

И все же… у меня в Нью-Йорке знакомые. Корни. И я не уверена, что хочу разрывать все эти связи. Так что, как и в остальных аспектах моей жизни, я понятия не имею, что делать.

Звучит, как заезженная пластинка, да? Простите.

Кладу руку на коробку передач.

— Я подумаю об этом.

А он кладет свою руку поверх моей.

— Ты все решишь, Кейт, я знаю, ты сможешь. И все наладится. Ты не всегда будешь так страдать. Говорю по собственному опыту.

Я с благодарностью улыбаюсь.

— Спасибо, Билли. За все.

Потом я выбираюсь из грузовика, а он уезжает.

* * *

После того, как даю маме знать, что я вернулась, я иду к себе в комнату. Закрываю за собой дверь и прислоняюсь к ней спиной. Уставшая.

Чертовски длинный день.

Мама убралась в комнате. Не то чтобы, здесь был бардак, но все равно заметно. Подушки взбиты немного сильнее, а мой мобильный аккуратно лежит на прикроватной тумбочке. Несмотря на мой нервный срыв, он все еще работает. Пристально смотрю на цифры. Они горят. Зовут меня. Дразнят меня.

Все так просто. Всего лишь десять цифр и я могла бы услышать его голос. Прошла целая вечность с тех пор, как я слышала его голос. У меня немного дрожат руки. Как у наркомана, которому нужна доза — только попробовать.

Думаете, он поднимет трубку?

А если поднимет, думаете, он будет один?

И эта мысль убивает всякое желание. Ни за что не буду звонить.

Хотя… обычно я не прослушиваю свою голосовую почту. Обычно я смотрю пропущенные вызовы. Чищу голосовую почту еще реже.

Прокручиваю экран вниз, к нужной мне дате.

И включаю.

«Привет, малыш. Игра в гольф уже закончилась. Собирался заехать и купить чего-нибудь выпить. Ты хочешь Дом или Филиппонна? А знаешь что? Черт с этим, шампанским. Ты намного вкуснее, чем они вместе взятые. Буду дома через пять минут».

Я закрываю глаза и позволяю его словам поглотить меня. У Дрю удивительный голос. Спокойный и мягкий. Но, в тоже время, дьявольски соблазнительный. Он бы с успехом мог работать на радио.

Нажимаю другую кнопку.

В этот раз у него дразнящий тон.

«Кейт, ты опаздываешь. Скажи Долорес, пусть отваливает. У тебя есть бойфренд, который сидит в большой, полной пены джакузи, совсем один. Давай домой, милая. Я тебя уже заждался.

Если бы только это было правдой сегодня.

Есть еще, некоторые быстрые, и по делу, некоторые — по правде сказать, грязные. И я слушаю все до единого. Он нигде не говорит «Я тебя люблю», но этого и не нужно. Я слышу это в каждом его слове. Каждый раз, когда он произносит мое имя.

И я не могу понять, как все это могло случиться? Как мы до этого дошли? И сможем ли когда-нибудь вернуть все назад? Я не плачу. Больше не осталось слез. Сворачиваюсь в клубочек посреди кровати. И голос Дрю меня убаюкивает.

* * *

На следующий день, мы сидим с Билли в комнате, в задней части кафе и едим жареную картошку из одной тарелки. Он работает над новой песней, а соображает он лучше на ходу.

Видите его? Ходит с одного угла в другой, бормочет, напевает что-то и время от времени бренчит на гитаре, что висит у него на шее.

Я сижу за столом. Пытаюсь найти выход из той безнадежности, во что превратилась моя жизнь.

Когда Билли идет к двери, что ведет в зал кафе, что-то привлекает его внимание в круглом окошке. Он пятится назад.

— Вот, дерьмо.

Я поднимаю глаза.

— Что? Что не так?

Потом с шумом раскрывается дверь. Так сильно, что ударяется о стену и остается на месте — боится двинутся хоть на миллиметр. Потому что там, в дверном проходе, стоит моя лучшая подруга, своей собственной раздраженной персоной.

Долорес Уоррен.

Точно, дерьмо.

На ней кожаные сапоги до колен, черные штаны в обтяжку, черный топ, и коротенькая черно-белая меховая куртка. На ее плечах висела куча пакетов с надписью Луи Витон, которые сочетались с большой сумкой на колесиках, что она тащила за собой.

Ее янтарные глаза сверкали от злости, словно только что ограненный топаз.

— Кто-нибудь скажет мне, почему я узнаю от своей матери, что в Гринвилле встреча Трех Мушкетеров, на которую меня не пригласили?

Она проходит вперед. Билли встает за моим стулом, прикрываясь мной, как живым щитом.

— А еще лучше, может, кто-нибудь мне объяснит, почему моя лучшая подруга сбежала из Нью-Йорка так, будто за ней черти гнались, оставляя за собой поток неприятностей, по сравнению с которыми Сэнди[24] просто хренов ливень. И я понятия не имею почему?!

Она делает еще шаг вперед и бросает свои пакеты на пол. Потом поворачивает голову направо — в сторону дерзкой блондинистой девчонки, которая стоит возле шкафчика.

Это Кимберли. Она работает здесь официанткой. Работает после школы. Кажется милой.

А в данный момент — напуганной.

— Эй, Красотка, может, займешься делом и принесешь мне диетическую колу? Льда не пожалей.

Кимберли вылетает из комнаты.

Везет ей.

Долорес тыкает в меня пальцем и начинает кричать, как Джек Николсон в Несколько Хороших Парней.

— Ну?! Ты не можешь оставлять меня в неведении, Кейт.

Голос мой смиренный. Сожалеющий. Если когда-нибудь вы подвергнетесь атаке злой волчицы, упадите и превратитесь мертвым. Так будет проще.

— Я не хотела портить твой отпуск.

Долорес фыркает.

— Если бы только Королева Суу-чка Александра была такой рассудительной. Она раз двадцать позвонила мне в отель, изводя меня тем, что нам срочно надо вернуться домой, чтобы проследить, как бы Дрю не покончил собой.

Я закатываю глаза.

— Она преувеличивает.

— Я тоже так думала. Пока сама не увидела этого Темного Принца. Так себе.

вернуться

24

Сэнди — ураган