— Поезжай, Игнат! — с бешенством крикнул кучеру Николай.

— Куда же я поеду? Давить, что ль, её, сердечную, — грубо промолвил Игнат: ему стало жаль бедную девушку.

— А коли так… — крикнул Николай.

Он быстро выскочил из саней, схватил Глашу и, отбросив её с дороги, вскочил опять в сани, хлестнул кнутом по лошадям, те рванулись и понеслись что есть духу, забрасывая снегом дорогу.

— Ускакал, злодей! Будь ты проклят! Теперь в моём сердце не любовь к тебе, обидчику, а месть да злоба! Недаром называют меня дочерью колдуна — я сумею отомстить тебе, проклятому! Сумею за себя постоять! И за всю мою муку, за все мои слёзы ты заплатишь мне сторицею!.. — громко кричала девушка вслед уезжавшему Николаю и в бессильной злобе ломала свои руки.

Беспредельно, безотчётно любила она Николая, а теперь эта любовь обратилась в страшную ненависть. Если бы она осилила, то, кажется, задушила бы его своими руками.

Злоба и гнев бушевали в груди красавицы. Но бессильны были теперь её злоба и гнев.

Николай уехал.

Послав ему вслед ещё несколько проклятий, бедная девушка с истерзанным сердцем вернулась к своему отцу на мельницу.

Глава XVII

«Я сделал всё, — писал император Александр, — что зависело от сил человеческих. Если бы Макк не растерял армии под Ульмом,[29] если бы король прусский объявил войну немедленно после нарушения французами нейтралитета его, если бы король шведский не затруднял движения войск на севере, если бы англичане пришли вовремя на театр войны и вообще лондонский двор оказал бы более деятельности с той минуты, когда ему нечего было опасаться высадки французов, то мы удержали бы Бонапарта, не дозволили бы ему сосредоточить против нас все свои силы, и дела приняли бы другой оборот».[30]

Государь никак не хотел вступать с Наполеоном в перемирие и готов был, несмотря на наши потери под Аустерлицем, снова вступить с ним в бой.

Хитрый Наполеон, при свидании с австрийским императором Францем, уверял его, что предложит Австрии самые выгодные условия мира; но едва только русские войска выступили из австрийских пределов, как Наполеон уже заговорил по-другому и предложил Австрии самые тяжкие условия: в число требуемых от неё областей включил Венецию. Беззащитная Австрия, занятая победоносною армией, не имея ни арсеналов, ни запасов, принуждена была согласиться на мир; он был заключён с Наполеоном в Пресбурге. Австрия признавала все присвоения Наполеона в Италии, уступила ему Тироль, Венецию и несколько владений в Германии, которые переходили к Франции, и, кроме того, двести миллионов франков контрибуции.

«Я поступил с Австриею, как с завоёванною крепостью, которую для дальнейшей безопасности надлежало если не срыть совсем, то, по крайней мере, обезоружить» — так говорил про Австрию Наполеон.

Император Франц, уведомляя нашего государя о заключённом мире, между прочим, писал следующее:

«Пресбургский договор — капитуляция с неприятелем, который воспользовался всеми выгодами своего положения. Я был принуждён отказаться от некоторых областей, чтобы удержать остальные, я должен покориться силе обстоятельств. Но я ещё не всего лишился, если мне останется дружба вашего величества и вы сохраните соединяющие нас связи».

Наполеон возвёл курфюрстов баварского и вюртембергского в короли[31] — «в награду за их ко мне дружбу и преданность», — писал он в бюллетене; а короля неаполитанского лишил престола[32] и всячески поносил его супругу-королеву, родную сестру австрийского императора Франца… Наполеон называл её «женщиною преступною», он мстил королю и королеве неаполитанским за ненависть, которую они питали к гордому завоевателю. Не было примеров подобному дерзновенному посягательству на святость сана монаршего: приказом по армии он осыпал ругательствами королеву, отнимал престол, в награду раздавал венцы царские. И сколько ещё позора предстояло монархам, если бы Александр не спас их, не сломил Наполеона. Наполеон с торжеством возвращался с своей победоносной армией во Францию; на пути он вошёл в родственные сношения с баварским и баденским дворами, составил рейнский союз и положил основание своему владычеству в Германии, сделав эту страну данницею Франции. Направо и налево рассыпал он награды по армии, в приказе он говорил; что «нет у него довольно чинов, орденов и денег для достойного возмездия храбрым». По возвращении в Париж ему устроена была блестящая встреча с овациями. Наполеон почтил память павших на войне воинов, признал их осиротевших детей «своими детьми» и, чтобы увековечить Аустерлицкую битву, приказал построить на Сене грандиозный мост и назвал его Аустерлицким. Наполеон мечтал уже о покорении Константинополя и об изгнании англичан из Индии.

Замечательно: когда храброе русское воинство в 1814 году взяло Париж, тогда императору Александру, покорителю непобедимого Наполеона, предложили взорвать Аустерлицкий мост.

Наш государь ответил такими словами на это предложение:

«Не надо трогать его — для нас довольно, если в истории напишут, что русские войска проходили по Аустерлицкому мосту».

Ответ достойный великого и великодушнейшего из людей, императора Александра.

Глава XVIII

Вернёмся к молодому князю Гарину, которого мы оставили на ферме Гофмана. Припомним, что внезапное нашествие французов на ферму заставило его укрыться в подполье. Но лишь только французы ушли, старик Гофман помог князю выбраться из невольной засады. Несколько часов, проведённых в душном, холодном подвале, а также и волнение, испытанное раненым, не прошли для него даром: снова вернулась слабость и лихорадочное состояние. К вечеру он впал в беспамятство.

Бедная Анна переживала страшные минуты; исход болезни тревожил её, и она всё время проплакала, моля Бога об исцелении Гарина. В таком состоянии она провела всю долгую зимнюю ночь, ни на минуту не отходя от постели больного.

Утром отец пришёл сменить её.

— Ты не спала, Анна? — заботливо спросил он.

— Нет, отец! До сна ли! Князь так плох. О Господи! Неужели он умрёт!

Слёзы снова показались на чудных глазах девушки и старик поспешил её утешить.

— Не плачь, Анна! Я всё-таки надеюсь на благоприятный исход, молодость возьмёт своё. Князь немного простудился в подвале, но это пройдёт. Сегодня же я пойду в город и позову доктора.

— В таком случае не откладывай и поезжай сейчас.

— Я пришёл сменить тебя. Пойди усни немного, а я посижу у больного и потом пойду в город.

— Нет, отец! Обо мне не думай. Ради Бога, поезжай сию минуту за доктором!

Старик пристально посмотрел на свою дочь. Он понял её настойчивость.

— Анна, ты любишь князя? — прямо задал он ей вопрос.

— Да, отец! — вся вспыхнув, ответила Анна.

— А князь? Он тебя любит?

— Не знаю.

— Но можешь ли ты рассчитывать на взаимность? Он князь и богат, а мы с тобой, Анна, бедные люди, и кроме этого домишка, у нас ничего нет.

— Зачем нам богатство?

— Мне оно не нужно, но тебе не худо бы иметь приданое.

— Зачем мне? Я не пойду замуж.

— А князь?

— Князь мне не пара, отец! Я люблю его, но всеми силами постараюсь скрыть от него свои чувства. Ступай же, отец, за доктором. Посмотри, как он страдает.

— И ты, я вижу, Анна, страдаешь!

— Если он умрёт, я не переживу этого. Помни, что его смерть — моя смерть.

Старик не возражал дочери; он только печально опустил голову и украдкой утёр слезу, скатившуюся из глаз.

— Прости, прости, дорогой мой, мои слова тебя оскорбили. Но что же мне делать? Ведь я так люблю его! — горько плакала Анна, обнимая отца.

Гофман отправился в город и вернулся с доктором. Тот тщательно осмотрел больного, всё время сохраняя самое серьёзное выражение лица и по временам сомнительно покачивая головой.