Вновь летописец винит во всем Блуда, приписывая именно ему совет убить Ярополка. Но решение о судьбе брата должен был принимать сам Владимир. И здесь ни Добрыня, ни тем более Блуд не были указчиками ему.
И Владимир решился. Услыхав слова Блуда, Владимир собрал в Киеве, в своем дворце, ближнюю дружину. Сюда же было велено прийти Ярополку. Участь его была уже решена.
Наверное, Владимир дал через Блуда какие-то гарантии своему брату. Это было в порядке вещей. Иначе князь не пришел бы к нему. И Блуд вновь обращается к Ярополку: «Пойди к брату своему и скажи ему: “Что ты ни дашь мне, все я приму”». Ярополка пытается спасти Варяжко: «Не ходи, княже! — умоляет он. — Убьют тебя. Беги к печенегам, приведешь воинов их». Но не послушался его Ярополк.
Сопровождаемый своей дружиной, он возвратился из Родни в Киев. И вот теремной двор его отца и еще совсем недавно его собственный. Мощные каменные стены внизу (верхняя часть дворца была деревянной), богатое убранство… Как недавно он покинул его. Сюда желал он ввести Рогнеду. Здесь принимал иноземных послов, отсюда диктовал свою волю подданным, вел переговоры с самим Владимиром. Сколь внезапно изменилось все. И теперь Ярополк явился пленником, послушным воле брата и ждущим его приговора о дальнейшей своей судьбе. Догадывался ли он, что его ждет? Этого мы не знаем. Но если слово, обещавшее жизнь, было Владимиром произнесено, то Ярополк, конечно, надеялся на него.
И вот — развязка. Когда Ярополк вступил в двери, ведущие в покои Владимира, двое варягов, стоявших в дверях, подняли его «под пазуху» на мечи. Блуд же, неотступно следовавший за князем, проворно затворил двери, не дав ворваться внутрь людям Ярополка. Так погиб Ярополк. Владимир, наверное, увидел уже бездыханное тело. Все кончилось без его личного участия. Его руки не обагрились кровью.
Большинство дружинников Ярополка безропотно перешли на сторону Владимира. Смерть князя освобождала их от каких-либо обязательств. Варяжке же удалось бежать из Киева к печенегам, к которым он безуспешно звал Ярополка. «И много воевал с Владимиром, водя печенегов», — прибавляет летопись. Лишь впоследствии с немалым трудом сумел Владимир привлечь его на свою сторону.
Можно много рассуждать о любви к Отечеству, о преданности родной земле героев нашего повествования. Но нет, в X веке служили не Родине, но князю. Ни Владимир, ни писавшие позднее летописцы не обвинили Варяжко в предательстве, когда он обратился за помощью к злейшим врагам Руси. Напротив, Варяжко остался в русской летописи примером беззаветной преданности своему князю, образцом для подражания, а не для осуждения.
Как сложилась судьба изменника Блуда, мы достоверно не знаем. Согласно новгородской летописной традиции, Блуд был «дядькой» и воеводой у князя Ярослава Новгородского. Он, в частности, возглавлял его войска в несчастливой для Ярослава битве с польским князем Болеславом Великим на Буге в 1018 году и стал главным виновником поражения. «И убили тут Блуда воеводу», — читаем, например, в Софийской Первой летописи{93}.
Если доверять этому сообщению, то надо признать, что Владимир отчасти выполнил свои обещания, сделав Блуда «кормильцем» одного из своих старших сыновей. Но в «Повести временных лет» место Блуда занимает совсем другой воевода — некий Буды, и вряд ли это имя — результат описки летописца. Скорее, наоборот, позднейший книжник заменил непонятное ему имя Буды на хорошо известное и ставшее едва ли не нарицательным имя Блуд.
Совсем другое известие о Блуде читаем в «Истории» В.Н. Татищева:
«Блуд же, изменник Ярополков, принял от Владимира великую честь и возносился три дня». Но затем Владимир повелел убить его, произнеся якобы следующее: «Я, по обещанию своему, воздал тебе почести как приятелю своему. Теперь же сужу тебя как изменника и убийцу господина своего»{94}.
Но достоверность этого известия также вызывает большие сомнения.
Так с помощью подкупа и обмана и благодаря братоубийству Владимир стал киевским князем, единолично восприняв наследие своего отца. Можно с уверенностью сказать, что если бы он умер спустя несколько лет после своего вокняжения в Киеве, то остался бы навсегда в народной памяти лишь клятвопреступником и злодеем. Ибо все, что он сделал на пути к власти, выходило за рамки обычного даже применительно к его жестокому веку. Надругательство над невестой и целая череда убийств, прямое предательство, а затем и клятвопреступление. Но последнее его злодеяние перевешивало остальные. Владимир вошел в русскую историю как первый известный нам сознательный братоубийца. Ведь в отличие от самого Ярополка, тоже ставшего виновником смерти брата, он убил своего брата намеренно, расчетливо, тщательно подготовив свое преступление.
Глава пятая.
КИЕВ. ЯЗЫЧНИК
11 июня 978 года Владимир сел на княжение в Киеве. Ему было лет семнадцать, или около того, — возраст юноши, но не мужа. На киевском же престоле Владимир просидел непрерывно тридцать семь лет — дольше, чем другие русские князья, время княжения которых достоверно известно. Именно здесь, в Киеве, окончательно выработался его характер; здесь он стал тем Владимиром, которого мы знаем, — выдающимся государственным деятелем, реформатором, преобразователем, защитником и радетелем родной державы, а не одним только насильником над нею. Надо сказать, что реформаторская деятельность Владимира отнюдь не сводится к введению им христианства в качестве государственной религии. По крайней мере девять из тридцати семи лет киевского княжения Владимир оставался убежденным язычником. Но уже в это время он обнаруживает себя с новой стороны, в нем проявляются качества, которых мы ранее не имели возможности увидеть. Жестокость и решительность и в дальнейшем будут отличать его. Но наряду с ними мы увидим его милосердие и нищелюбие, способность понять и простить другого, прислушаться к чужому совету, даже если тот идет вразрез с его первоначальными намерениями. В истории крайне редко встречаются одномерные, выкрашенные в один цвет характеры. И Владимир не являл собой исключения.
К сожалению, древнейшие источники не сохранили нам описания внешности князя Владимира, не рассказали о том, какое впечатление производил он на окружавших его людей. Но зато сохранились многочисленные, хотя и схематические, изображения князя — на монетах его времени, «златниках» и «сребрениках». Таких монет известно около двухсот (один вид «златников» и четыре вида «сребреников»), многие сохранились не в одном экземпляре. Владимир изображен на их лицевой стороне, в обрамлении надписи: «Владимир на столе», «А се его сребро» или: «А се его злато». На реверсе — изображение Христа или родовой княжеский знак Владимира.
С монет на нас глядит довольно худое, удлиненное лицо, с резко обозначенными скулами. Черты лица, насколько их можно угадать, утонченные, «византийские». Длинный прямой нос, выделенный подбородок, большие глаза, дугообразные брови. Длинные усы — такие носил и его отец Святослав, похожие мы увидим на раннем изображении сына Владимира Ярослава Мудрого. Бороды нет, щеки и подбородок выбриты — что, опять же, напоминает известное описание внешности князя Святослава Игоревича. В целом, можно сказать, — красивое мужское лицо. Владимир на монетах не стар, но и не юн — все монеты относятся к более позднему, «христианскому» периоду его биографии{95}.
Конечно, изображения на древнерусских монетах очень условны, схематичны. Для резчика главным было обозначить княжескую принадлежность этих монет, поэтому его усилия были сосредоточены, по-видимому, не столько на изображении внешности самого князя, сколько на тщательной прорисовке княжеского знака. На разных монетах Владимир выглядит по-разному. И все же, несомненно, монеты отражают какие-то реальные черты; именно они дают нам преимущественное право судить о внешности Владимира.