— Да!

— Мистер Портено? — голос оказался мягким и теплым. В корне отличающимся от холодного, немного лающего тона Мейроуз. — Это Чарли Портено?

— Да-да! — заорал Чарли, сходя с ума от внезапно нахлынувшей радости.

— Я надеюсь, что не разбудила Вас, — чуть-чуть извиняющимся тоном произнесла женщина на другом конце провода.

— Извините за поздний звонок.

Поздний? Да сейчас шесть утра!

— Мы с вами разговаривали сегодня на свадьбе. Хотя… по-моему, это было уже вчера…

— Это вы?

— Меня зовут Айрин Уокер, — засмеялась она.

— О, господи, — расплылся Чарли. — Я узнал голос, но не успел спросить Вашего имени.

В трубке снова послышался смех. Словно одновременно кто-то тронул сотни серебряных колокольчиков. Видно было, что Айрин приятна радость, звучащая в его голосе.

— Простите, что исчезла так неожиданно. Я хотела бы все объяснить… Надеюсь, Вы не сочтете меня дурно воспитанной…

— Ну что Вы, что Вы?! — поспешил заверить ее Чарли. — Как можно так говорить. Скажите, а Вы не могли бы встретится со мной? Я имею в виду, не могли бы мы поужинать вместе?

— Когда? — спросила она. — Я ведь звоню из Калифорнии…

— Из Калифорнии? — Чарли был по-настоящему изумлен.

— Да, я живу в Лос-Анджелесе, — объяснила Айрин.

— Ну, тогда, может быть, мы пообедаем завтра? В смысле уже сегодня… Вы свободны?

— Прекрасно, — согласилась женщина. — Конечно…

— В отеле «Палас», в баре, встретимся?

— Хорошо.

— В котором часу?

— В два. Вам подойдет?

— Отлично. Конечно.

— Хорошо. Я обязательно буду там.

— Прекрасно. До завтра.

— До завтра…

Что-то щелкнуло. Короткие гудки вонзились ему в уши, но Чарли не опускал трубку, сжимая ее неожиданно вспотевшей ладонью…

* * *

… Энджело Портено, стоя посреди небольшой комна-

ты, наблюдал, как дон Коррадо Прицци не торопясь открыл высокую шкатулку, в которой ровными рядами покоились коричневые столбики сигар. Каждая из них была завернута в целлофан, и от этого шкатулка производила праздничное впечатление. Коррадо несколько секунд молча созерцал их, словно наслаждаясь красотой и порядком. Затем, одним точным движением схватил — именно схватил — одну из них.

Энджело поймал себя на мысли, что в который раз при встрече со старым другом, подобно писателю, подбирает слова, наиболее точно характеризующие действ!я дона. «Схватил» было вполне подходящим словом, хотя, пожалуй, ему все же не хватало резкости движения Коррадо. Резкости и хищности. Портено мысленно отбросил его и перелистнул некую невидимую страницу. Следующим на «С» шло «сцапать». Энджело обрадовался про себя. Вот-вот. Не схватил, а именно сцапал. Как удав жертву. Или коршун, если принимать во внимание клюв-нос. Но в любом случае, «сцапал».

С каждым годом эта цапающая хищность проявлялась в Прицци все ярче. Возможно, для окружающих перемены были не столь заметными, но Энджело, знающий Коррадо уже более пятидесяти лет — с детства, — замечал их так же ясно, как собственную, быстро растущую лысину.

Теперь движения дона стали еще ленивее. И эта ленивая медлительность тоже была хищной. Медлительность удава, сжимающего смертоносные кольца. Тонкими пальцами Коррадо снял целлофановую обертку и, смяв ее, положил — не бросил, а положил — в объемную мраморную пепельницу. Осторожно, чтобы края остались идеально ровными, срезал кончик и также положил его рядом с целлофановым шариком. Вставив сигару в прорезь рта, он чиркнул деревянной спичкой, с удовольствием вдохнул табачный дым и выпустил ароматное голубовато-серое густое облако.

Энджело все еще стоял. Он, конечно, мог бы сесть, и за этим не последовало бы никакого недовольства со стороны дона, но Портено считал так: порядок обязателен для всех. И для друга в том числе. А уж тем более, для consigliori. Нет порядка — нет семьи. И надо, чтобы все знали об этом, поэтому он продолжал стоять.

Дон сделал несколько затяжек и лишь потом, дружески кивнув, предложил:

— Садись.

Тот едва заметно склонил голову, показывая, что оценил знак уважения, затем опустился в высокое кожаное кресло, чуть слышно вздохнув с облегчением. Он был уже далеко не молод, если не сказать больше, и от долгого стояния у него начинали болеть ноги. Артрит, что поделаешь.

Коррадо откинулся на спинку кресла и посмотрел в окно, за которым раскинулся великолепный сад. Деревья уже начали желтеть, сбрасывая листву. Пока, впрочем, еле заметно. Один-два подсыхающих крохотных паруса, скользнув в порыве ветра, опустились в зеленую, не успевшую еще пожухнуть траву. Начиналось увядание лета. Скоро оно высохнет, окрасившись в краски пожара, и плавно перетечет в настоящую полыхающую осень. Она вытеснит все, войдя в мир легкой походкой, заполнив его, обдувая холодом. Сначала едва заметно, но с каждым днем сильнее и сильнее.

Энджело не любил осень. Осень напоминала ему о смерти. Точнее, не о смерти, а о непродолжительности жизни. Заставляла его утром думать о старости, крадущейся незаметно, неслышными шагами. Человек, думал Портено, похож на лист. Рождаясь в почке молодого весеннего дерева, он растет, наливается соком, становясь все больше и сильнее, и кажется, что этому не будет конца, что он вечен. Но вот в одно прекрасное солнечное утро ты выходишь на улицу и замечаешь на краях листа коричневую суховатую кайму. На следующий день уже половина его приобрела желто-оранжевый оттенок. Еще пару дней, и вот… листка уже нет. Его сорвало и унесло ветром времени. Все кончилось, человек умер.

— Как прошло наше дело? — каркающий голос нарушил раздумья Энджело, разметав мысли, как шар — кейли.

— Смотря что ты имеешь в виду, — отозвался он.

— Ты ведь знаешь, о чем я говорю, — дружески улыбнулся Коррадо.

_(Когда-то он улыбался гораздо лучше. Да уж, гораздо лучше.)_

— О деньгах казино, — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Энджело, и Прицци кивнул, соглашаясь. — Пока ничего утешительного. Френки Палоу мертв. Его нашли в собственной машине, на окраине Лас-Вегаса. Кто-то пустил ему пулю в голову и украл наши деньги. Деньги казино.

— Кто?

— Не знаю. Я думаю, это работа Макса Хеллара. Он объявился в городе прямо перед всей этой историей.

— А ты не думаешь, что Хеллар нанял кого-то, чтобы убрать Френки? — дон прищурился.

— Нет. Какой смысл ему убирать одного, чтобы делиться с другими. И кстати, судя по тому, что рассказывал о Френки Доминик, Палоу не из тех парней, которые дают себя укокошить за здорово живешь. Скорее всего это все-таки Макс.

— Ладно, — соглашаясь, кивнул дон. — Раз ты так думаешь… Допустим… Как ты считаешь, Энджело, нам удастся вернуть деньги?

Холодные глаза дона вперились в Энджело, ожидая ответа.

— Хочу на это надеяться. Но Макс — крепкий мужик, в этом мы сошлись с Домиником. Думаю, нам стоит послать к нему кого-нибудь* хотя, если он решит молчать, из него слова не вытянешь.

— Ты приставил к нему человека?

— Да, мои люди наблюдают за его домом со вчерашнего вечера. Они звонят мне каждые три часа. Макс никуда не выходит. Он даже не пробует вынести деньги или скрыться. Довольно странно, хотя объяснимо.

Прицци пожевал губами.

— Макс ждет, когда все уляжется.

— Совершенно верно, — Энджело кивнул. Хотя, с другой стороны, Хеллар не может не понимать, что рано или поздно к нему придут за деньгами, наверняка устроят обыск и пришьют его самого. В общем, складывается довольно странная ситуация. С одной стороны, Макс ведет себя так, словно он, действительно, не имеет отношения к делу, с другой — тут явно чувствуется его почерк. Его стиль! Хеллар ведь специалист по таким аферам. Именно по таким.

— Хорошо, — кивнул дон. — Что ты предлагаешь?

— Во-первых, собрать совет и обсудить эту проблему в присутствии Севила Брустела. Я уже вызвал его. Он подготовит все документы по финансам и прилетит завтра утром. Во-вторых, отправить кого-то к Максу за деньгами. Не думаю, что это очень просто, но, может быть, и получится, если пригрозить как следует. Возможно, его придется…