проблем было выше головы.

Вот так, в результате самонадеянной глупости двух сверхдержав и их мировой конфронтации, прорвался к победе и утвердился во власти уникальный исламский режим{[31]}.

Я приехал в Иран в марте 1983 г. и застал последнюю фазу разгрома Туде. То, что увидел, запомнилось на всю жизнь. Осталось в памяти и мое первое донесение.

Месяца через два я прибыл из Исфагана в столицу с отчетом о положении дел. Посол внимательно

выслушал меня и распорядился написать телеграмму39. Я поднялся в помещение референтуры, набросал проект и передал дежурному шифровальщику. Дословно текста не помню, но выглядел

он примерно так: «Правящее иранское духовенство в результате жестоких репрессий полностью

разгромило прошахскую, либеральную, левую и коммунистическую оппозиции. В настоящий

момент противников вне корпоративной среды у него больше нет. Поэтому в ближайшее время

борьба за абсолютную власть в Иране развернется в среде самого духовенства. Между собой

столкнутся две крупные группировки: та, что захватила административно- политическое

руководство страной, но пока не имеет прочной экономической базы, и другая, которая эту базу

имеет, но от административно-политического управления в значительной степени отстранена».

Далее шел перечень участников группировок, их личные характеристики и возможные способы

воздействия на ситуацию со стороны СССР.

Через полчаса меня снова вызвал посол.

Реваз, что это вы написали?! — он смотрел на меня с укоризной. — Что это за ерунда?

Простите, но я не понял, — ответил я, действительно ничего не поняв.

А что тут неясного?! Вы выпячиваете роль духовенства, при этом ни единого слова о борьбе

рабочего класса и трудового крестьянства! Где ваша классовая позиция?!

Я опешил, не ведая, что говорить. Ведь моим собеседником был Вил Константинович Болдырев, тот самый Заведующий ОССВ, уговоривший меня ехать с ним вместе в Иран. К Болдыреву я

относился с большим уважением. Он являлся профессионалом высокого уровня, владел пятью

языками, в том числе и персидским, обстановку в Иране знал в совершенстве. Но то, что он

произнес, было полным абсурдом.

Перепишите, — сказал посол, — и учтите мои замечания.

Вернувшись назад, я уселся за столик в узкой кабинке, сосредоточился и попытался по-новому

выстроить мысль. Но независимо от меня на бумаге возникли те же самые фразы. Через час ко

мне заглянул дежурный: «Давай не затягивай, он уже ждет» — и забрал с собой то, что сложилось.

Продолжаете упорствовать в глупости? — оценил мои мысли посол. — Не можете сами,

посоветуйтесь с умным товарищем.

Я так и сделал. Пошел к умному Саше Садовникову40 и попросил помочь. Вместе мы пыхтели еще

около часа. Получились те же яйца, только в профиль. Ну не лезли в эту схему рабочий класс и

зачуханное крестьянство, которые в политических процессах в Иране никакой самостоятельной

роли играть не могли.

Так повторилось несколько раз. Тучи сгущались. Я гадал, каким может быть наказание?

На пятом заходе посол неожиданно улыбнулся:

Хотите, раскрою ваши тайные мысли?

Что тут ответить? Я промолчал.

Вы думаете: вот ведь старый лысый дурак! Задает тупые вопросы...

Он почти угадал, но я, естественно, стал возражать.

Не надо, не надо! — опять улыбнулся посол. — Я вам раскрою еще одну тайну. Если я завизирую и

отправлю вашу бумагу, то те же тупые вопросы будут заданы мне из Москвы, и, так же как вам, мне нечего будет ответить. Возвращайтесь к себе в Исфаган, если понадобитесь, я вас вызову.

Так началось мое путешествие, продлившееся целых пять лет.

ДРАГУН-РАЗВЕДЧИК, КРЕПОСТНОЙ-ДИПЛОМАТ И ПОДАРОЧНЫЙ СЛОН

История наших консульских отношений началась в 1717 г. с необычайного события: первым

русским консулом при шахском дворе стал Семен Аврамов, двадцати лет от роду, крепостной!

Семен был внештатным переводчиком при посольстве Артемия Волынского41. Произошло это

следующим образом. Посольство в самом начале столкнулось с кадровыми проблемами. Толмач, присланный из Санкт-Перербурга, оказался совершенно непригоден к работе. Это выяснилось, когда наши прибыли в Шемаху. Волынский отчислил его «понеже дурак и пьяница, которого хотя

часто и наказывал, а унять не мог. А он бес никакова языку не имеет, не точию здешнева, но и по

руски написать».

Таким образом, выполнение государственных задач, поставленных лично Петром, оказалось на

грани срыва: работа предстояла опасная, сложная и ответственная, а толмача не было. Наудачу

Волынский встретил Аврамова, холопа астраханского обер-коменданта Чирикова, который был

послан в Шемаху по какому-то делу. Выяснилось, что Семен «зело искусен здешнево языка... и по

русски читать и писать может без нужды, также и с природы ума изряднова».

Молодой посланник, еще недавно боевой офицер, отличался решительным нравом. Он не стал

спрашивать согласия коменданта, на это не было времени, да и кто знает, уступил бы тот

уникального крепостного или нет?! Считая, что действует в интересах державы, Волынский увез

Аврамова в Персию.

В Исфагане Семен проявил себя самым лучшим образом: он оказался наблюдательным,

коммуникабельным, хорошо знал язык, добывал важную информацию, которую умело

анализировал. Поэтому, когда в ходе переговоров Волынского с Фатх Али-ханом Дагестани{[32]}

встал вопрос о назначении постоянного российского представителя при дворе Султан Хосейна, выбор пал на него. При отъезде из Исфагана осенью 1717 г. Волынский, с согласия персидской

стороны, оставил Семена в качестве нашего резидента, по сути — консула.

Уже первое донесение Аврамова представляло большой интерес и свидетельствовало о хорошем

знании дела: он в срочном порядке сообщал о взятии афганцами провинции Герат, переходе на их

сторону систанского хана Асадоллы и продвижении объединенных войск на Керман. Писал о

захвате султаном Маската островов в Персидском заливе, пустой шахской казне и некоторых

деталях внутренней жизни двора. В частности, не без юмора упоминал о том, что во время

«затмения месяца» перепугавшиеся придворные посадили шаха на трон и махали над его головой

мешками с деньгами, чтоб отвести беду, после чего отдали деньги мулле.

Вот вам и крепостной!

Посольство Артемия Волынского вообще состояло из одаренных людей, да и задачи они решали

неординарные. Одна история со слоном чего стоит!

По официальной версии, цель посольства Волынского заключалась в упорядочении российско-

персидских торговых отношений. На самом же деле в секретной инструкции, подписанной лично

Петром, вопросы торговли стояли в самом конце. Задачей номер один была разведка местности, состояния вооруженных сил, укрепрайонов и городов. И все это надлежало выяснить «так, чтоб не

признали персияне».

Волынский блестяще справился со всеми задачами.

В Исфагане он подписал выгодное для России торговое соглашение, а также пришел к выводу о

необходимости создания в Персии русских торговых компаний и параллельно консульского

надзора за купцами, поскольку их «главная беда» заключалась в том, что «сами между собою

один другому пакости чинят», «ежели где кому обида случится, другие ему не помогают... чинят

повседневные ссоры и драки напився, с чего больше поношения и стыд приносят отечеству, нежели пользу». И ежели «впредь не будет над купцами консул, то не надеюся я, чтобы могло

притить в доброе состояние и порядок комерция наша».

За время пребывания в Исфагане Волынский изучил вооруженные силы Персии досконально, об

этом свидетельствуют его письменные донесения Петру. С учетом внешних угроз он предсказал

близкий крах империи Сефевидов, что и произошло в 1722 г. в результате афганского нашествия.

Самой сложной оказалась разведка местности. Путь посольства лежал через Каспий, разрешение