Шиноби несли меня осторожней, чем мыльный пузырь, но я все равно чувствовал, что готов развалиться от любого неосторожного движения. Ныли суставы. Сухо пекло в груди. Голову ломало от челюсти и до затылка. Приступы тошноты и липкой трясучки накатывали один за другим, как электрички... И я бы всё это вытерпел, и был бы счастлив, что остался жив. Только бы не кошмары!
Стоило закрыть глаза, и горная крепость рушилась снова. Я бежал прочь из зала со змеёй, а раздавленный Томоки полз следом, жалобно умоляя остановиться, подождать, не бросать их. Всех тех людей, которых я перемешал с камнями в логове Орочимару. Незнакомцы с других этажей, ни разу не виденные наяву, терпеливо дожидались за границей сна, чтобы плюнуть в лицо ненавистью или упреками.
Подземелье не выпускало - в кошмарах мне ни разу не удалось добежать даже до зала с чанами. Обстоятельства снов менялись, но заканчивалось всё одинаково. Смертью. Для всех.
Я просыпался, вскидывался, судорожно цепляясь за Какаши. Шиноби останавливались. Меня утешали и успокаивали, как могли, а через несколько минут всё повторялось. Ночь и день, и вторую ночь... час за часом. Я бы предпочёл вовсе не спать, но отвары, которые наперебой лили в меня отец и Майто, не оставляли выбора. Веки слипались, и темнота обращалась ловушкой...
По дороге я вывалил на шиноби историю о том, как очухался в крепости Орочимару прямо на лабораторном столе. Какаши и Гай в шоке переглянулись, задали несколько уточняющих вопросов о Саннине и охране крепости, но согласно не стали выяснять подробности - пожалели мои взбаламученные мозги, отложив разговоры до безопасного места. Я думал, мы возвращаемся в Коноху, а оказалось - ничего подобного. Какаши неожиданно признался, что топаем мы к нашим родственникам, живущим в Траве. Семье Хатаке принадлежало маленькое селение на севере страны. Почти, как скрытая деревня, только без шиноби. Туда-то мы и пробирались глухими чащобами и прочими неудобьями. Потеребив отца, я узнал, что со времени разделения семьи минуло уже лет двести.
Начиналась история невесёло. В долгой войне полегло почти три четверти клана. Отвернулась удача. Предал союзник. Превзошёл противник...
Может, и вколотили бы остатки светловолосых в землю, но молодой глава рода сумел развернуть судьбу. Собрал уцелевших и просто сказал: "Хватит! Завязываем продавать мечи. Продолжать сражаться, когда на каждого взрослого семеро голодных карапузов - с умом не дружить". После нескольких поражений у клана оставались лишь одни настоящие друзья, и рассудительный шиноби увёл семью подальше от больших дорог. В безлюдные горы рядом с холодной долиной Хайюме - исконным обиталищем мрачноватых говорящих псов.
Первое время руки, привыкшие к ножу и ниндзютсу, не умели ни дом построить, ни семечко в землю пихнуть, но понемногу привыкли. Занялись охотой, нашли подходящее ремесло... А потом подросли мелкие и оказалось, что не все Хатаке равно пригодны к сидению на одном месте.
Ссориться и спорить никто не стал. Основательная часть рода осталась жить новым домом, а беспокойная продолжила шататься по миру в поисках пути шиноби. Полвека назад, когда поднимались пять Великих деревень, Хатаке-младшие не вернулись к семье, а принесли свою верность Скрытому Листу. Выбрали союз, созданный Сенджу и Учиха, поверив в мечту Хаширамы. Встречи родичей были не частыми, но друг друга не забывали. Отец рассказал, что приходил сюда трижды и всегда жалел, что не мог остаться подольше.
Непривычный Какаши отболтал себе весь язык, но мы с Гаем настырно требовали новых и новых подробностей. Майто хотелось лучше представить родню приятеля, а мне семейные предания помогали бороться со сном.
Чем глубже мы забирались в горы, тем вернее я убеждался: нелюдимость - отличительная черта всех Хатаке. Надо немало постараться, чтобы найти такой медвежий угол. Ныряющая вверх-вниз тропа выглядела нахоженной, но в некоторых местах по ней не прошла бы даже самая маленькая повозка.
Наконец, заполненная облаками горная седловина осталась позади. Я высунулся из-за плеча Какаши, глянул на сонно раскинувшуюся деревню, понюхал утренний воздух с уютным запахом печного дыма и понял: хочу! Хочу пожить в этом месте. Уж здесь я точно смогу успокоиться. Отлежаться, как зверь в норе. Набраться сил. И забыть проклятые сны.
В деревне не было ни общей улицы, ни единой ограды. Просторные одноэтажные дома прихотливо рассыпались по склонам. Повсюду петляли дорожки и горбились мостики. На террасах полуоблетевших садов рыжими фонарями светилась несобранная хурма. Дышало туманом длинное озеро. Тихо...
Было. Пока мы не пришли.
Стоило подойти к ближайшему дому, и нам навстречу выплеснулась радостно галдящая волна. Собаки и дети. Весёлый лай, писк и куча вопросов. Заперекликались и выбежали взрослые. Я чувствовал себя слишком замученным, чтобы искренне приветствовать новых знакомых, но этого никто и не требовал. Какаши сказал, что мне нужно отдохнуть, и мы мигом оказались под крышей.
На растерзание охочих до свежих новостей Хатаке остался безотказный Гай.
Хатаке Какаши и другие Хатаке
У меня аж сердце запнулось, когда мелкий рассказал про взорванное убежище.
Спалить документы и свитки Орочимару потому, что его дзютсу "гадостные"?! Волосы дыбом!! Страшно подумать, что могло оказаться внутри. Непривычный к детским выкрутасам Гай чуть заикаться не начал. Всё пытался образумить Сёши и объяснить, что жечь чужие свитки и взрывать крепости очень опасно. Если что-то не нравится, то нужно просто пожаловаться ему - Благородному Зверю Конохи. Он придёт и с удовольствием всё разрушит своей Пылающей Силой Юности. Мелкий проникся и пообещал больше так не делать.
Новости о Саннине требовали нестись домой, ну или хотя бы отправить Майто с донесением, но здоровье сына казалось мне важнее, чем все нукенины мира. Представив, какой нагоняй устроит Хокаге за задержку важных сведений, я наспех обдумал последствия и решительно наплевал.
Ворота Конохи не штурмуют - значит, не срочно.
Сведения потерпят. Сначала Сёши. Малыш нуждался в срочной помощи, но госпиталь Конохи был для нас закрыт. Метку на спине непременно заметят. Выйдет не лечение, а множество неприятных вопросов, новые проверки и закономерный провал моего укрывательства. Поэтому со всей возможной быстротой мы шли на север в селение родичей, в сторону совершенно противоположную Скрытому Листу.
Собаки почуяли нас ещё на подходе - навстречу гостям высыпала беззаботная малышня. За прошедшие шесть лет тут ничего особо не поменялось. Перестроили пару домов, появились новые детские лица, а мои сверстники казались непривычно взрослыми. И, в общем-то, всё.
Родные радовались, но Сёши жалобно морщился от шума. Сократив приветствия до неприличия, мы убрались в дом. Одна из моих дальних-предальних тёток поспешно расстилала футон в гостевой комнате, ободряюще улыбаясь в ответ на извинения. Сын вскользь глянул на окружение и облегчённо распластался на постели. Я потихоньку, стараясь не беспокоить раненую руку, вынул его из куртки.
Засыпал мелкий почти мгновенно, но через несколько минут сон превращался в кошмар. Лекарства помогали плохо, а соваться к нему с гендзютсу Багу запретил. Теперь вся надежда была на умения деда Саваги - уж по части лечения ран старик легко мог поучить половину коноховских костоправов. Главное, чтобы он сидел в деревне, а не убрёл погулять по горам на недельку-другую.
Сёдзи сдвинулись на ширину ладони, и тонкая рука поманила меня в коридор.
За стенкой пряталась хорошо знакомая мне парочка. Канзо и Рёко. Брат и сестра. Разные, как полдень и полночь. Канзо - широкоплечий и светлый, острослов и выдумщик. Рёко - стройная и темноволосая, мягкая тень ехидного брата. Последний раз мы встречались в детстве, и тогда эти двое считались настоящим бедствием. Унять их мог только суровый дед Саваги, да и то ненадолго.