Обстановка на фронте менялась с чрезвычайной быстротой. Командующий своевременно улавливал ее изменения, принимал наиболее целесообразные решения, используя каждую оплошность противника. Если необходимость требовала, приказывал переходить к обороне и на выгодных позициях изматывать врага. А затем искал слабое место в его боевых порядках и, подтянув резервы, возобновлял наступление.

В ночь на 30 июля Черняховский перебросил танковый корпус генерала Бурдейного из 11-й гвардейской армии, наступавшей на главном направлении, в полосу 33-й армии, которой с 9 июля стал командовать генерал-лейтенант С.И. Морозов. Второстепенное направление неожиданно для врага стало главным. Общевойсковые соединения Морозова и танкисты Бурдейного за день прорвали оборону противника на глубину до сорока километров. 2-й гвардейский танковый корпус, выйдя в район Казлу — Руда — Пильвишкис, отрезал пути отхода каунасской группировке.

3-му Белорусскому фронту Ставка уделяла особое внимание в связи с возможностью скорейшего переноса боевых действий на территорию Германии.

Однажды вечером Черняховского предупредили из Москвы о том, что по ВЧ с ним будет разговаривать Верховный Главнокомандующий. Ровно в полночь раздался долгожданный звонок.

— Здравствуйте! — услышал Черняховский голос Сталина. — Советское правительство наградило вас второй медалью «Золотая Звезда». Поздравляю и желаю дальнейших успехов.

— Служу Советскому Союзу!

— Что надумали в отношении Каунаса?

— С утра первого августа готовим штурм, к концу дня надеемся доложить вам о взятии крепости Каунас.

Маневр танкового корпуса генерала Бурдейного создал перелом в ходе операции. 31 июля армия генерала Морозова, используя успех танкистов, освободила Мариамполь, армия Крылова завязала уличные бои в Каунасе. А 1 августа Москва передавала приказ Верховного Главнокомандующего генералу армии Черняховскому и в столице гремел салют в честь взятия войсками 3-го Белорусского фронта крепости Каунас — важного узла коммуникаций и мощного опорного пункта обороны противника, прикрывавшего подступы к Восточной Пруссии.

Наиболее отличившимся соединениям и частям фронта было присвоено наименование Ковенских.

Войска 3-го Белорусского заканчивали освобождение Литовской республики. Командование всеми мерами стремилось оказать посильную помощь в восстановлении разрушенного захватчиками народного хозяйства Белоруссии и Литвы. По инициативе Черняховского Военный совет принял решение: из захваченных войсками трофеев все, что не может быть использовано в военных целях, передать Белорусской и Литовской республикам.

На имя командующего поступило большое количество писем. Однажды Комаров передал Ивану Даниловичу письмо из детского дома под Минском: «Гитлеровцы убили наших родителей и сожгли дома. Живем мы в холодном помещении, одно одеяло на троих. Воду издалека возим на себе, лошадей нет…»

Эти строки напомнили Ивану Даниловичу его собственное нелегкое детство и тех добрых людей, которые помогли ему утвердиться в жизни.

— Скорее бы разгромить фашистов, — словно издалека донесся до него голос Комарова. — Вернем всем ребятам детство!

— А кто вернет им отцов? Люди гибнут, как ни стараемся мы воевать с наименьшими потерями…

Комаров ждал, что решит генерал.

— Передай начальнику тыла: выделить две автомашины. На одну погрузить пару лошадей, на другую — ящик стекла, одежду, одеяла, ящиков десять лучших продуктов.

Войска Черняховского готовились перенести военные действия в логово врага — Восточную Пруссию. Соединениям Крылова оставалось пройти до нее каких-нибудь пятьдесят километров. А дивизии генерала Морозова вырвались намного вперед.

Черняховский потребовал от Морозова доложить обстановку.

— Товарищ командующий, отражая вражеские контратаки, веду тяжелые бои за город Вилкавишкис.

— Сколько километров от вашего переднего края до государственной границы Советского Союза?

— Передовые части в восемнадцати километрах от границы с фашистской Германией.

— Вам, конечно, известно, что союзники взяли Авранш, и, чтобы подойти к границам «третьего рейха», им осталось всего лишь пересечь Францию. А на советско-германском фронте ближе всех к границам фашистской Германии находятся ваши соединения. Вы представляете себе ту ответственность, которая возлагается на нас?

На фронте генерал Морозов привык ко многому, мало чему удивлялся, но подобного вопроса командующего не ожидал. Мысленно он представлял, где наступают союзники, на каком рубеже проходит линия советско-германского фронта от Балтийского до Черного моря, но полностью еще не осознал, что его войска ближе всех подошли к фашистской Германии.

— Товарищ командующий, — предположил Морозов, — может быть, именно поэтому враг оказывает ожесточенное сопротивление.

— Этого следовало ожидать, доложите мне фамилию командира соединения, орудие которого откроет огонь по крепости фашистской Германии на окраине пограничного города Ширвиндта.

— До Ширвиндта километров восемнадцать. Дальность стрельбы самой дальнобойной пушки, имеющейся в моем распоряжении, семнадцать километров, пока не достать!

— Непременно отбросьте противника на два километра и перенесите огонь на землю врага, откуда пришла к нам война. Этим самым возвестите всему миру, что час справедливого возмездия настал. Вверенным вам войскам доверяют произвести выстрел века.

— Товарищ командующий, разрешите столь ответственную задачу возложить на командира 142-й армейской пушечной Краснознаменной, орденов Суворова и Богдана Хмельницкого бригады полковника Ершова.

— Решение ваше утверждаю. Обяжите полковника Ершова о первом выстреле по логову врага доложить мне лично.

Утром 2 августа 1944 года на переднем крае комбриг Ершов приказал командиру 1-го дивизиона капитану Пелипасу выбрать временную огневую позицию и с наступлением темноты выставить туда одно орудие, второе — иметь готовым в качестве дублера.

Каждый солдат, офицер бригады мечтал участвовать в выполнении этой исторической задачи. Надо было из 36 орудийных расчетов выбрать самый достойный. Выбор пал на расчет коммуниста сержанта Якова Ивановича Никифорова.

Предстоящая задача была рискованная. Под носом у противника требовалось подвезти и установить восьмитонное орудие. К тому же фронт еще не стабилизировался, полоса переднего края переходила из рук в руки.

Командир 1-го артиллерийского дивизиона капитан Петр Петрович Пелипас в девятнадцать часов отдал распоряжение о выдвижении орудия сержанта Никифорова на новую огневую позицию.

Когда подвезли орудие к фольварку, еще шел бой, строчили вражеские автоматы. Наша пехота отбила контратаку противника и отбросила гитлеровцев на два километра. Занятие временной огневой позиции артиллеристами велось под пулеметным огнем противника. Предстояло произвести выстрел на расстоянии семнадцати километров, а это означало, что стрельбу надо было вести на полном пределе и полном заряде. Правило же стрельбы разрешало производить это только в исключительных случаях.

На землю легла ночь. Командир дивизиона Пелипас в который раз уже проверяет подготовленные данные к стрельбе, всматривается в топокарту и, обращаясь к командиру огневого взвода, говорит:

— Долго мы ждали и верили, что война вернется на ту землю, откуда она началась. Так было, так будет, и фашистов ждет неминуемая расплата. Вам, лейтенант Кузнецов, судьба уготовила первым открыть огонь по фашистской Германии. Все ли готово для этого?

— Так точно, товарищ капитан, — уверенно доложил Кузнецов, — ошибки быть не должно! Точно накроем указанный квадрат в Ширвиндте!

Молодой лейтенант Михаил Георгиевич Кузнецов, учитель немецкого языка, был рад, что ему доверили ответственную задачу и что его мечты — отомстить врагу за все злодеяния и за свою рану на Мамаевом кургане — сбылись. В квадрате, отмеченном на карте, расположена улица имени Геринга, по брусчатке которой маршируют гитлеровцы.