Черняховский особенно уважал людей мужественных, уверенно и настойчиво осуществляющих свои замыслы. К таким он относил и командарма-39 генерал-лейтенанта Николая Эрастовича Берзарина. Всего два года прошло с тех пор, как Черняховский командовал 241-й стрелковой дивизией, входившей в армию Берзарина. Многое изменилось за это время и в ходе Великой Отечественной войны, и в жизни каждого из них.

До вступления в командование вверенными ему войсками Черняховский еще не в полной мере представлял масштабы и размах фронтового объединения. Если в корпусе и даже в армии многие вопросы удавалось держать под непосредственным личным контролем, то здесь, как он уже понимал, это едва ли будет возможно. Основное внимание следует сосредоточить на главном, больше полагаться на заместителей и штаб. Иван Данилович считал, что чем лучше удастся ему сплотить различные звенья командования и штаба фронта, нацелить их на дружную и инициативную работу, тем успешнее будет осуществляться управление войсками в предстоящей операции. Выполняя новый круг обязанностей, он обратил особое внимание на работу с коллективом. Большую часть времени Черняховский проводил в войсках, изучая группировку противника и возможности своих войск.

Осмотрев оборонительные позиции дивизий первого эшелона армии Берзарина, он похвалил:

— Хороши ваши позиции, Николай Эрастович. Пожалуй, получше тех, что были у нас под Новгородом?

— Будем усиливать их дотами, наращивать оборону в глубину.

— По этому поводу я и приехал. Обстановка меняется. Директива о переходе к жесткой обороне должна дезориентировать противника. Пусть он считает, что раз мы укрепляем оборону, то, значит, наступать не собираемся. Но труд наш не пропадет, инженерные сооружения послужат исходными позициями для наступления. Или укрытиями на случай, если противник, упреждая наше наступление, проведет артиллерийскую контрподготовку. Будем наступать. Но пока об этом никто не должен знать, кроме вас, члена Военного совета и начальника штаба армии.

— Армия в феврале пыталась наступать на Витебск, — напомнил Берзарин. — Однако дивизии генерала Гольвитцера хорошо использовали пересеченную местность и вынудили нас перейти к обороне. Витебск брать в лоб нецелесообразно. Войска понесли тогда слишком большие потери.

— Наша задача — отыскать слабые места в системе обороны противника, умело сосредоточить силы на главном направлении. А что касается Гольвитцера, то мы его избаловали — мало били.

— Не так-то просто его бить…

По тону, каким были сказаны эти слова, Иван Данилович понял, что Берзарина тревожат сомнения, связанные с прошлыми неудачами. В этом откровенном разговоре Черняховский все же почувствовал некоторую скованность Берзарина, и это беспокоило его. Он хорошо помнил их прежние встречи, то доверие и поддержку, которые так щедро оказывал ему Берзарин в трудную пору первых лет войны.

Ставка и Генеральный штаб придавали важное значение Белорусской операции не только потому, что группа армий «Центр» угрожала войскам правого крыла 1-го Украинского фронта, — от успеха в Белоруссии зависел успех всей летней кампании в целом.

Командование и штаб 3-го Белорусского фронта предпринимали все меры для успешной подготовки операции. Черняховский с группой генералов и офицеров совершал инспекционную поездку, проверяя боевую готовность войск. Поздно вечером должен был вернуться, его ждали начальник штаба, командующие родами войск и начальники управлений, чтобы согласовать основные вопросы планирования предстоящей операции.

По Витебскому шоссе, уже скрытому тьмой, мчались пять легковых машин. В первой — Черняховский и неразлучный с ним порученец Комаров, теперь уже подполковник. Иван Данилович молчал, о чем-то сосредоточенно думал. Лишь гул мотора приближающегося самолета отвлек его.

— Встречным курсом самолет! — доложил Комаров.

— На всякий случай сверните! — приказал Черняховский водителю.

Едва машина успела съехать с шоссе, как правее, метрах в пятидесяти, раздался оглушительный взрыв. Машину Черняховского отбросило в одну сторону, машину Макарова — в другую. Следовавшие позади автомобили не пострадали. Все выскочили из них, залегли по сторонам шоссе. Макаров увидел, что автомобиль Черняховского опрокинут вверх колесами.

— К машине!

Снова послышался рокот: ночной бомбардировщик делал второй заход.

— В укрытие! — крикнул кто-то.

Но Макаров и несколько человек с ним, не обращая внимания на нарастающий гул бомбардировщика, поставили машину на колеса, открыли заклинившую дверцу. В этот момент неподалеку взорвалась вторая бомба, на мгновение осветив все вокруг. Макаров увидел на лице командующего кровь: было повреждено веко правого глаза. Быстро забинтовали Черняховскому голову. Тем временем расчету счетверенных пулеметов на бронетранспортере удалось отогнать фашистский бомбардировщик.

— В ближайший медсанбат! — приказал Макаров водителю, усадив командующего в свою машину.

— Василий Емельявович, нас ждут на КП. Может, доедем? — попробовал возразить Черняховский.

Но Макаров настоял на своем.

В медсанбате хирург извлек из рассеченного века маленький осколок, наложил на глаз повязку. Затем он аккуратно завернул осколочек металла в бумажку и протянул Черняховскому:

— А это зачем?

— На память, товарищ командующий! Вы под счастливой звездой родились. Если бы осколок попал не плашмя, а ребром, то было бы Худо.

На КП фронта прибыли лишь в пять утра. Генерал Покровский, увидев командующего с забинтованной головой, обеспокоился:

— Что с вами, Иван Данилович?

— Пустяки! Докладывайте неотложные вопросы.

— Согласно вашим указаниям командующие родами войск совместно со штабами разработали планы маскировки, противовоздушной и противотанковой обороны, разведки…

— Хорошо, Александр Петрович. Планы остается осуществить на деле. Гитлеровцы пока ведут себя относительно спокойно. Но если заметят перегруппировку, приложат все силы, чтобы раскрыть наш замысел. Предусмотрите все меры для дезинформации противника. Прошу вас также распорядиться о сокращении телефонных переговоров. Работу радиостанций на передачу прекратить полностью.

По возвращении Черняховский заглянул к ординарцу Плюснину, который накануне заболел гриппом.

— Как здоровье, отец?

— Спасибо, товарищ генерал, поправляюсь. — Солдату нравилось, когда командующий называл его отцом, хотя он и был старше генерала всего лишь на двенадцать лет.

На фронте установилось затишье. Группировка, предназначенная для наступления, постепенно сосредоточивалась на исходных позициях. В штабе фронта шла напряженная работа. Интенсивно велась разведка. Черняховский уже имел довольно ясное представление о системе обороны 3-й танковой армии генерала Рейнгардта и 4-й армии генерала Курта фон Типпельскирха.

Пытался предвосхитить решения командующего группой армий «Центр» фельдмаршала фон Буша, искал наиболее уязвимые места в обороне противника, чтобы определить направление главного удара.

По ту сторону линии фронта враг тоже не менее напряженно готовился к отражению нашего наступления. Фон Бушу стало известно, что на Оршанском и Витебском направлениях генерала армии Соколовского заменил новый командующий.

Волею судьбы фон Бушу суждено было в третий раз встретиться с Черняховским, но теперь условия были иными.

В первой мировой войне Эрнст Буш в чине капитана командовал батальоном, а тридцатилетний капитан Черняховский стал командовать батальоном лишь в 1937 году. К тому времени пятидесятидвухлетний Буш был уже генерал-лейтенантом и командовал корпусом. А в 1939 году принял командование 16-й армией. Когда летом 1940 года Гитлер напал на Францию, Буш руководил операцией по обходу линии Мажино и вторжению в Бельгию. Подполковник Черняховский в это время командовал танковым полком.

В феврале 1943 года фон Буш был произведен в генерал-фельдмаршалы. В то время он считался в Германии одним из лучших полководцев, мастером жесткой обороны. Такое мнение сложилось о нем после оборонительных действий руководимых им войск под Ленинградом. В октябре его назначили командующим группой армий «Центр». За последнее время фон Буш сильно изменился, постарел, осунулся, хотя по-прежнему держался самоуверенно.