Что же касается заграничной агитационной работы, то ею не без успеха занимался созданный и поддерживаемый Коминтерном Паниндийский комитет. Кроме того, под его эгидой действовала небольшая индийская военная школа, готовившая будущих командиров индийской красной армии, которая должна была принести в Индию революцию.
Я взял адрес Паниндийского комитета, в расчете узнать побольше о его деятельности, а заодно и продемонстрировать мои знание языка хинди. По указанному адресу я нашел одноэтажный дом без всякой вывески. У дверей дремал чистильщик обуви.
– Скажите, пожалуйста, – обратился я к нему, – где находится Паниндийский комитет?
Он ничем не мог мне помочь. Ему были безразличны революционные комитеты, и он не интересовался завоеванием Индии. Пытаясь объясниться с ним, я повысил голос. В окне прямо над нашими головами появилось злое лицо с маленькой бородкой. Владелец бородки поднес палец к губам и знаком пригласил меня войти через соседнюю дверь. Он встретил меня в прихожей.
– Здесь он. Здесь этот комитет. Но какого черта вы так орете? Официально эта организация не существует. Правительство обещало англичанам распустить комитет.
Такое обещание действительно было дано в ответ на ультиматум лорда Керзона. Несмотря на демонстрации на улицах Москвы и Петрограда по поводу «наглости британских империалистов», советское правительство пошло на уступки. Но оно не отказалось от своих планов распространить революцию на Восток, и Паниндийский комитет просто снял вывеску, переименовал свои издания и дал военной школе более невинное название. Мне всегда вспоминался этот пример, когда американские политики и журналисты важно обсуждали, к примеру, «роспуск» Коминтерна.
Бородатый мужчина представился как Тивель, востоковед, бывший секретарь Зиновьева, а ныне председатель якобы несуществующего Паниндийского комитета. С ним было двое его коллег, Гольдберг и Фридлянд. На этом все мои надежды попрактиковаться в хинди закончились, хотя Тивель с его матовой кожей и угольно-черными глазами мог с некоторой натяжкой сойти за индуса. Во всяком случае, он подарил мне учебник индийской грамматики (позже, году в 1935-м, я встретил его в Москве. Помнится, он тогда вместе с Радеком возглавлял личное информационное бюро Сталина по вопросам внешней политики. Вскоре его обвинили в подготовке покушения на жизнь диктатора и расстреляли).
От Ташкента до Бухары по прямой будет около четырехсот пятидесяти километров, а поездом около шестисот. Поезд идет через залитые солнцем горы с цветущими лугами. Если бы не войны и тирания, этот уголок можно было бы считать одним из самых благословенных мест на земле. Сама Бухара окружена средневековыми глинобитными стенами. На башнях и у ворот стоят стражники. За стенами города простираются цветущие сады, полные яблок и абрикосов, и тучные пастбища.
Въезд советской миссии в город был обставлен очень внушительно. Под крики возниц и щелканье кнутов породистые рысаки на полной скорости пронесли четырехколесные повозки по улицам столь узким, что прохожим приходилось вжиматься в стены. Было просто чудом, что мы не затоптали никого в этой «кавалерийской атаке».
Местные мужчины ходили по улицам в разноцветных халатах, а женщины прятали свои лица под густой чадрой. На узких улицах совершенно не было окон. Дома строились вокруг внутренних двориков, изолированно от окружающего мира, с которым они сообщались через ворота, зачастую украшенные резьбой по дереву и всегда с висящим молотком, стуком которого посетитель мог дать знать о своем приходе. Проехав по раскаленным солнцем, полусонным узким улицам, мы въехали в благодатную тень крытого рынка, занимавшего несколько кварталов – настоящий город с улицами и переулками, кишащими людьми, мухами и всевозможными товарами.
Все это было похоже на красочную театрализованную сцену из «Тысячи и одной ночи». Лавочки выплескивали свой товар прямо на улицу. Можно было присесть на ковер, выпить чашку кофе и без конца торговаться с разноязыкой толпой персов, индусов, афганов, турок, узбеков, греков, китайцев, русских и евреев. Здесь были все дары Востока, заполнявшие мешки, сундуки, корзины и тыквенные сосуды, разложенные на подносах и свисавшие с потолка. Бродячие торговцы сновали в толпе, предлагая сладости и прохладительные напитки. Все это создавало неповторимый ароматный восточный букет. Из-под чадры женщины бросали на нас любопытствующие взгляды. Еще рывок – и наши коляски выскочили за ворота рынка на ослепительное солнце под бирюзовым небом, которое, казалось, физически давило на наши головы.
В советском посольстве мы нашли наших коллег, на которых хинин уже перестал оказывать лечебное воздействие. Все лежали с температурой, страдая от той особенно тяжелой формы малярии, которая свирепствует время от времени в Центральной Азии и часто приводит к смертельному исходу. Если же жертве удается выкарабкаться, то лишь ценой полного истощения. Мы должны были заменить команду призраков.
У моей будущей невесты, Ольги Федоровны, была хорошая подруга из технического персонала посольства, Маруся, которая радостно встретила ее у входа. Это была женщина средних лет, решительного вида, очевидно, столь энергичная, что ей не страшна была даже малярия. Она сочла своим долгом взять на себя все заботы о молодой вдове. В первую очередь, это означало подготовку свадьбы, к чему она отнеслась с полной серьезностью, не зная, что это должна быть лишь простая формальность. Полпред Юренев тоже выделил для этой церемонии свою персональную коляску, которая была вся заполнена цветами. Когда мы подъехали к городской управе, то обнаружили, что кроме Маруси нам нужен еще один свидетель. Я заметил на улице одного из своих коллег, консула в Синьцзяне, ехавшего с нами в одном поезде, и привлек его к этому делу.
Прежде чем войти в помещение для регистрации, Ольга Федоровна обернулась ко мне и, улыбаясь, спросила с некоторым вызовом:
– Вы все еще готовы на этот шаг? Вам не кажется, что мы подходим к этому как-то уж слишком легкомысленно?
– У меня нет никаких оснований отступать, – ответил решительно я, и это сняло у нее все дальнейшие сомнения.
Нет ничего проще регистрации брака. Мы расписались в журнале, и вместе с нами расписались свидетели.
– Будьте счастливы, – сказал служащий, захлопывая книгу регистрации. На этом церемония закончилась.
Мы вчетвером поехали в небольшой грузинский ресторан, который, как и все подобные заведения на востоке России, славился своим шашлыком и сухими винами. Встретивший нас владелец ресторана рассыпался в комплиментах. Это был толстый, улыбающийся грузин в пурпурной вельветовой шапочке и вышитых чувяках. С наступлением темноты мы все вернулись в посольство и я, пожелав своей жене спокойной ночи, отправился на террасу, чтобы уснуть там на открытом воздухе. В этот момент наш друг – Маруся заволновалась. Разве она в какой-то мере не несет ответственность за то, чтобы молодожены были счастливы? Она так старалась, чтобы все было хорошо! И теперь данное ей шепотом объяснение ситуации прозвучало для нее оскорблением. Значит, все это было обманом? Мы из нее сделали дуру! Мы всех оставили в дураках. В порыве гнева она заявила, что мы оба круглые идиоты, и ушла в свою комнату. Эту и многие другие ночи я провел в одиночестве на террасе под звездами…
Мы принялись за работу и быстро стали постигать детали местной обстановки. Бухара, несмотря на доминирование двух кланов – Ходжаева и Мухитдинова, – по форме была народной республикой, управлявшейся Советом назиров, которые примерно соответствовали нашим народным комиссарам. Все назиры были видными гражданами и членами партии «Молодой Бухары». Практически все они принадлежали к молодому поколению торговцев, увлекались идеями младотурков и мечтали о национальном возрождении. Сам по себе термин «шовра», то есть «совет», звучал странно в стране, где не было ни технической базы, ни современной промышленности, соответственно и рабочего класса.
Начиная с XIV века бухарскими ханами были мелкие деспоты, независимость и безопасность которых обеспечивалась окружающей пустыней. Последний эмир – он все еще находился со своим двором где-то, как упоминалось выше, поблизости – вел непримиримую длительную борьбу с исходившим из России революционным влиянием. Многих членов «Молодой Бухары» он бросил в тюрьмы, подвергая их пыткам и обрекая на смерть. Во главе оппозиции встал Файзулла Ходжаев, который в сентябре 1920 года, при приближении подразделений Красной Армии, сумел поднять восстание ремесленников и купцов. Трудно сказать, чем бы закончилось это выступление, если бы не русская артиллерия. Она в конечном итоге решила исход дела.