— Сегодня уже без температуры, помог отвар лимонника, что бабушка Чха Нэ из деревни прислала. Смотри, даже веселиться начала. А ты как, устал? — спросила жена. — Пора собираться, чтобы приехать в деревню засветло.
...Тысячи пхеньянцев устремились на другой день к местам захоронений своих ушедших из жизни родственников и предков по случаю дня поминовения усопших — «хансик». Этот весенний национальный праздник выпадает на 105-й день от зимнего солнцестояния и знаменует собой начало нового сельскохозяйственного сезона.
В обычный день такого оживления на дорогах здесь не увидишь. Легковые машины, грузовики с набитыми людьми кузовами, автобусы бампер к бамперу движутся во всех направлениях от столицы.
Чтобы избежать утомительной толкотни, Хян Ми и Хен Сик решили отправиться в путь с вечера. Собрали вещи в сумку и узел, годовалую дочь молодая мать привычным уже движением устроила за спину, в специальный пояс «аитти».
Больше двух часов катил автобус по избитой дороге в южном направлении от Пхеньяна, пока молодые супруги не спрыгнули на перекрестке, от которого им предстояло пройти с десяток ли пешком. Когда солнце уже скатилось к самому горизонту, обволакиваясь фиолетовой дымкой, они добрались до деревни, где жили родители Хян Ми.
Кладбище, где похоронены предки семейства Чве, в том числе и его отец — дед Хян Ми, расположено неподалеку от деревни на заросшей соснами сопке. К восьми утра сюда уже стали стягиваться длинные вереницы паломников, которые уже давно не живут здесь, но предки которых покоятся в этой земле. На склоне сопки, почти под каждой сосной, — низкие холмики, покрытые стриженой травой. Возле каждого из них врыт в землю каменный, реже деревянный столбик, на котором начертаны имена похороненных людей, даты их жизни, названия мест рождения.
Семья Чве молча расположилась возле могилы. Пока женщины прибирали вокруг холмика, а мужчины — Чве с зятем и двумя племянниками — курили, бабушка Чха Нэ, присев на корточки, постелила соломенную циновку на землю и протерла тряпкой плоскую гранитную платформу перед могилой — жертвенный столик. Затем начала извлекать из сумки продукты и бутылку прозрачной крепкой водки, которую привезли из Пхеньяна Хян Ми и Хен Сих. В деревне с этим сложнее, а пить «маколле», поминая предков, как-то неприлично. Разложив все аккуратно на столике, почтенная женщина подозвала остальных.
Те построились в ряд по старшинству напротив столика и потупили взоры. Началась старинная церемония поклонения предкам — единственная, пожалуй, в КНДР, которая не считается теперь предрассудком и соблюдается практически каждым. По команде почтенной Чха Нэ все опустились на колени и, опершись ладонями о циновку, трижды дружно коснулись ее лбами. Затем снова поднялись. Распорядительница семейной церемонии, оставаясь на корточках перед столиком, машет рукой сыну, и Чве Ман Су, опустившись на колени, берет в руки блюдце с маленькой керамической чашечкой. Мать наполняет ее водкой, а сын ставит прибор на жертвенный столик. Старушка берет чарку и выливает из нее водку на холмик могилы. В это время Чве касается лбом циновки, через мгновение встает и повторяет поклон три раза.
Обряд этот затем предстояло исполнить и всем остальным мужчинам по старшинству. После этого все женщины пали на холмик ничком и, громко плача, начали поливать его слезами. Минут через десять все утихли, и бабушка Ко Чха Нэ пригласила к ритуальной трапезе.
Теперь души покойных сохранят блаженство на небесах, а следовательно, и семьи их потомков ждет на земле благополучие. Да и год будет урожайным. А когда наступит осень, люди вновь придут к могилам отдать дань за дары земли по случаю дня «чхусок».
«Чхук! — будьте счастливы!»
В Пхеньян Хян Ми и Хен Сик добрались, когда уже стало смеркаться. На удивление, в автобусе оказалось два свободных места, которые успели занять наши герои, уставшие и всеми мыслями стремившиеся домой. Дочка спокойно спала всю дорогу и лишь при резких толчках на ухабах приоткрывала глаза, лениво оглядывая окружавших.
— Эй! Помнишь нашу свадьбу? — спросила Хян Ми мужа. — Как весело было! Надо будет навестить твоих родителей. Эй?
Но убаюкивающее покачивание автобуса подействовало и на Хен Сика. Он буркнул: «Да, погуляли!» — и заснул — уже до самой столицы.
...В старину у корейцев были распространены ранние браки, причем чем выше положение в обществе жениха и невесты, тем раньше они становились мужем и женой. Жених, как правило, был моложе своей невесты. Сейчас, конечно, все стало иначе, но вот бабушка Чха Нэ вышла замуж в 15 лет. В нынешней КНДР вступают в брак лишь после того, как молодые окончат институт или службу в армии. Ибо считается, что раньше этого срока семейные заботы лишь помешают встать на жизненный путь и реализовать весь энтузиазм молодости на благо страны. Может быть, и правда: столько хлопот приносит эта семейная жизнь...
Но как и в прошлые века, вопрос бракосочетания детей целиком в компетенции родителей. Даже в семьях, где дети стали ощущать себя посамостоятельнее, слово родителей — закон. Какая-то сила, столетиями правившая внутренним состоянием корейцев, кажется, не покидает их и сегодня. Нелегким, можно сказать, был брак Хен Сика и Хян Ми. Но меняется все же что-то даже в корейской семье.
Закончив институт иностранных языков, Хен Сик устроился на работу в туристское бюро переводчиком с английского. Работа, по здешним понятиям, ответственная, требующая отличной внешней формы. Хороший костюм в магазинах, мягко говоря, купить трудно, и нашему герою изредка выпадала возможность сшить себе одежду в одном ателье.
Там работала молодая женщина по имени Ким Ми Хва, добрая и приятная. Она быстро и добротно шила для заказчиков выходные костюмы. Обслуживала она и Хен Сика. Жил он тогда в общежитии, и закройщица даже иногда приносила ему паровые лепешки. За эту доброту лен Сик платил улыбкой, а то и дарил кое-какой дефицитный товар, который ему удавалось приобрести на работе. Однажды Ми Хва вдруг спросила:
— Хочешь познакомиться с хорошей девушкой?
Так эта женщина стала посредницей — «чунмэ» — между Хен Сиком и его будущей женой. Посредничество — пожалуй, самая отличительная черта корейского бракосочетания. Старые конфуцианские нормы поведения не позволяют юноше или девушке отважиться на знакомство самостоятельно. Для этого их друг другу кто-то должен представить.
На вопрос Ми Хва несколько смутившийся Хен Сик деловито сказал:
— Надо посмотреть.
Тут же Ми Хва достала из сумочки фотокарточку молоденькой девушки.
— Ничего, но фотография маленькая, видно плохо, хорошо бы воочию, — пожелал юноша.
Они договорились, и он пришел в ателье на другой день. Тихонько Ми Хва отворила дверь рабочего цеха, и Хен Сик увидел нескольких девушек, орудовавших большими угольниками и ножницами. Женщина указала на девушку у окна, аккуратно разрезавшую серое полотнище по нанесенной на его ворсистую поверхность выкройке. А рядом с ней стояла еще одна, взглянув на которую Хен Сик сразу спросил:
— А с этой можно познакомиться?
Ею оказалась Хян Ми. Длинные шелковистые волосы, добрая улыбка, стройная, как молодой бамбук, фигура сразу запали в душу парню, и он понял, что постепенно начинает терять голову.
Когда Хен Сик ушел, Ми Хва подошла к Хян Ми, отозвала в сторону и сказала, что есть у нее на примете неплохой симпатичный паренек, перспективный, аккуратный и тому подобное, и назначила молодым свидание — на другой день в шесть вечера в парке фонтанов Мансудэ. Там всегда пхеньянцы назначают друг другу встречи, прогуливаются в одиночку и семьями. В этом притягивающем всех словно магнитом месте Хян Ми и Хен Сик встречались каждый вторник. Договорились, что если по какой-либо причине кто-то из них не смог явиться на свидание, встречаться в то же время на другой день: телефонов у них не было.