СОЛОМОН
Соломон правил «во всей своей славе» более сорока лет самым большим и мощным царством в истории Израиля. Будучи искусным дипломатом, достигавшим мира путем переговоров, Соломон часто женился, закрепляя тем самым союзы и избегая войн. За время его правления в результате взимания больших налогов и проведения энергичной торговой политики умножилась царская казна. Его мудрых советов искали другие правители, с почтением относившиеся к его притчам и к его армии, посаженной на колесницы. Не будучи, подобно своему отцу Давиду, религиозным и набожным от рождения, Соломон был человеком мира, поглощенным светской властью и мирскими наслаждениями. Он возвел величественный Храм для Ковчега Завета и одновременно построил алтари для идолов своих иноплеменных цариц. Ему приписывают авторство ветхозаветных книг «Песнь песней», «Притчи Соломона» и «Книги Екклезиаста», отражавших литературное возрождение под защитой богатого и сильного режима.
Среди самых крупных фигур истории иудаизма Соломон был (в традиционном смысле) «наименее наполненным» Богом. Его государственная мудрость и влечение к поэзии были ближе к средневосточным и восточным ценностям, нежели к древнееврейским. Будучи не в состоянии или не желая следовать примеру более послушного поведения своего отца, Соломон использовал свою внешне бесконечную мудрость для утверждения абсолютного самодержавия. На протяжении всего Средневековья европейская аристократия называла Соломона безупречнейшим царем, абсолютным монархом на пике своей славы, умышленно забывая о негативных результатах его правления.
Он был самым многобрачным евреем в истории. В царском гареме насчитывались тысячи женщин. Браки с иностранными принцессами приносили мир. Благодаря женитьбе на дочери фараона был выкован прочный союз с Египтом. Его роман с царицей Савской способствовал еврейской торговле специями.
Неизвестно, Соломон ли написал «Песнь песней», но ее автор несомненно много знал об эротической любви. «Песнь песней» послужила образцом для средневековой французской и испанской любовной лирики. Свободные от официальных преследований поэты спокойно могли подражать библейскому источнику (хотя христиане и делали попытки запретить его).
Екклезиаст собрал высказывания опытного и измученного жизненными испытаниями старика. Это было первое литературное объявление о мировой скорби – за тысячелетия до изобретения немецкой романтической поэзией термина «Weltschmerz». По иронии судьбы Екклезиаст найдет позже свое самое, пожалуй, идеальное выражение в монологе «Мечта! Мечта!» в народной опере «Нюрнбергские мейстерзингеры», сочиненной Рихардом Вагнером.
Хотя Соломон правил много лет, он оставил в наследство раскол и хаос. Сразу после смерти царя его сын настолько восстановил против себя северные племена, что они отделились и создали отдельное царство Израиль со столицей Самария. Этот раскол продлился почти четыре столетия.
Нынешние иудеи и христиане помнят мудрого Соломона, чей здравый смысл наиболее ярко проявился в знаменитой притче о двух женщинах и ребенке. Обезумевшая после смерти своего ребенка мать украла дитя соседки. Обе матери просили царя присудить им живого ребенка. Когда Соломон пригрозил разрубить ребенка мечом пополам и отдать каждой матери половинку, настоящая мать стала умолять царя оставить ребенка в живых. Другая женщина требовала убить ребенка, чтобы он не достался ни одной из них. Соломон отдал ребенка настоящей матери. Иудейско-христианский образ Соломона – судьи, проявляющего божественную мудрость в деле двух страдалиц, оказал длительное влияние на развитие цивилизации и юриспруденции.
ГЕНРИХ ГЕЙНЕ
Названный при рождении Хаимом, взявший в первые годы зрелости имя Харри и в конце концов ассимилированный как Генрих, он был величайшим лирическим поэтом Романтизма и первым литературным модернистом в немецком языке. Люди, читающие на немецком языке, называют Генриха Гейне самым любимым поэтическим голосом и близким другом, отнюдь не таким холодным, как обитатель Олимпа Гете, а как бы соединившим в себе таланты Китса, Байрона и Шелли.
Англоязычной аудитории Гейне известен сегодня главным образом переложением его поэм на музыку такими знаменитыми композиторами, как Шуберт, Мендельсон, Шуман (в первую очередь), Лист и даже Вагнер. Будучи своего рода литературным Шопеном, немецкий изгнанник во Франции Гейне оказал влияние на целые поколения писателей и композиторов. Шедевры Гейне послужили непосредственным стимулом для создания опер Вагнера «Летучий голландец» и «Тангейзер», а также романов и поэзии Мэтью Арнолда Джорджа Элиота, Лонгфелло, Теннисона, Шоу и Ницше.
Жизнь Гейне стала также трагическим отражением судьбы художника-еврея, творившего в христианском – большей частью – обществе. Подобно многим немецким евреям своего времени Гейне вдохновляли пример Мозеса Мендельсона и немецкое Просвещение. Завоевание Европы Наполеоном принесло евреям освобождение от феодальных ограничений жизни в гетто. После более чем тысячелетия упадка евреи получили первый шанс открыто улучшить свое благополучие. Когда Гейне менял свое имя (его деда звали Хаимом Бюкебургом; Хаим стал Хейманом, затем Хейнеманом и, наконец Гейне), это было больше, нежели признание немецкого эквивалента. Юный Гейне считал иудаизм «большим несчастьем» и рассматривал свойственный ему ритуал как болезнь невежества. Гейне говорил, что обращение в протестантство станет его «входным билетом» в большой мир. Позже в том же столетии еврей из Богемии, композитор и дирижер Густав Малер обратится в католицизм ради получения места директора Венской придворной оперы. Обращение принесло Гейне, по его же словам, скорее несчастье.
Несмотря на свое обращение, Гейне оставался до конца жизни одержимым еврейством. Он относился с горьким сарказмом к тем немецким евреям, которые стали святее большинства христиан. Гейне зло смеялся как над пейсатыми талмудистами, так и над новоявленными поклонниками Реформации, чьи богослужения требовали в качестве приправы исполнения органной музыки, чтобы быть общественно приемлемыми. И все же в последние годы жизни, когда спинная сухотка приковала его – по собственному его саркастическому выражению – к «матрацной могиле», Гейне называл себя «смертельно больным жидом» и написал свои самые еврейские стихи. Его ненависть к себе как к еврею была типичной для многих других евреев художников и мыслителей того периода, в том числе и особенно для его знакомого Карла Маркса.
Поэтические сочинения Гейне включали описания снов, песни, романсы, сонеты, лирические интермедии, хвалебные песни Северному морю, романтические истории, плачи, эпические поэмы и еврейские напевы (по примеру средневекового еврейского поэта Галеви). Ему приписывают создание новой литературной формы – фельетонов или кратких эссе, которые он регулярно печатал во французских и немецких газетах и журналах. Если его ранние поэмы были как бы кульминацией немецкого Романтизма (и он действительно сменил в 20-х гг. девятнадцатого столетия Байрона в качестве любимого публикой романтика), то его последние сочинения предвосхитили более поздние в том столетии эксперименты Верлена и символистов (многие из которых признавали его влияние).
Будучи консерватором во многих отношениях, Гейне стал символом свободы. Получая на протяжении большей части своей жизни содержание от богатого дядюшки – банкира и филантропа Соломона Гейне (а позже, что примечательно, от реакционного французского правительства), Гейне был своего рода профессиональным попрошайкой, жившим по большей части не по средствам от каждого подаяния. Поскольку, несмотря на его обращение, в Германии ему отказали в месте учителя, а публикация его произведений была приостановлена репрессивным местным правительством, в 1831 г. он покинул родину и оказался в либеральной атмосфере, установленной в Париже «гражданином королем» Луи-Филиппом. Получив прозвище Немецкий Аполлон, Гейне стал частью невероятно богатой парижской культуры, которую олицетворяли Гюго, Санд, Делакруа, Бальзак, Берлиоз и Мейербер. Какое-то время он был связан с группой немцев-экспатриантов, называвшейся «Молодая Германия». Позже Гейне нашел в полусоциалистическом учении Сен-Симона желанное отдохновение от мелкой буржуазии. Французы первыми признали особый талант Гейне. Немецкие восхваления последовали за любовью французов. Публика воспринимала Гейне как радикала, а его жизнь неизменно считалась символом освобождения.