Из его тела вышла душа ровно в тот момент, как кончился воздух в его легких, и он затих, перестав сотрясать форт своим воплем. А демонесса ещё сильнее сжалась, обнимая уже холодное тело любимого, не тише его зарычала, когда холодный металл в который раз покинул её тело…

     И сколько было отчаяния в этом крике, и душа демона витала рядом, уже оглушённая болью утраты и немыслимой потери, встречалась взглядами с душами других погибших, уже свысока смотрела на возлюбленную, на ангела, которому уже не причинить вреда и не наказать за смерть такого дорогого и важного демона. И он страдал, страдал молча, упиваясь своей тоской, по любимой, по себе самому, по тому, что было до… и только эта война, этот ангел стал для него чертой, делящей «до» и «после». Этой болью, страданием, запахом смерти, которым бал наполнен этот форт, меня просто разрывало, выворачивало, хотелось бежать, но я не могла, придавленная монолитными плитами горечи и ярости тут оставшихся…

     - Absit! Siс volo! Per deos, ita vivam, di te perdant! Sic datur! Pro deum atque hominum fidem аbsit! – Кричала посмертное проклятие ангелу демонесса. Единственное, чем она смогла ошарашить ангела, добившего последнюю свою жертву, но позабывшего про белую демонессу. Слова проклятия сплетались в чёрные руны, воплощаясь, становясь ощутимыми, и неумолимо приближаясь к ангелу, окружая крылатого убийцу, и звеня всей той ненавистью, которую в миг начала испытывать к крылатому демонесса. Руны окружили его, витали рядом, не давая себя отогнать как назойливых комаров, а потом сильно сжались, заставляя светло-алую кровь ангела проступить на белых, чистых одеяниях! Заставить его сжаться, заскулить, выронить парные мечи и закричать, в которые раз сотрясая стены форта страданиями и мучениями. Сама смерть стояла за его спиной, наблюдала, давясь восхищением от такой красивой погибели, и улыбалась, когда душа демонессы покинула вместилище и остановилась рядом с возлюбленным, в последний раз любуясь, как корчится ангел. А ведь он корчился, кричал, молил, но проклятие и не думало отступать, ломая ему кости, крылья, выжимая кровь из этого тела, заставляя жалобно хрипеть и тоже отдать душу. Самому последнему в этом форту, не победившему, а значит проигравшему, так же как и все, кто нашёл смелость сюда сунуться.

     Потом всё внезапно стихло, даже, казалось, зазвенело в голове от этой тишины, за душами ни кто не пришёл, они бесстрастно стояли и смотрели, как остывает тело ангела. Завертелись дни, сплетаясь в месяцы, те в годы. Кровь высохла, стекла, впиталась, трупы ссохлись, рассыпались пылью, развеялись ветром, призраки истончились, исчезли, замелькали гномы, построили проходную…

     - Карон?! – Спросила я, приходя в себя, всё ещё ощущая в носу горьковатый запах пролитой тут крови.

     - Да, всё хорошо, ты как? – Спросил меня маг, поддерживая за локоть. Из бойниц лился лунный свет, разгоняя мрак, а я всё сидела на красной ковровой дорожке, прислонившись к стене, именно в том месте, где и канула в воспоминания.

     - Уже лучше, где Самаэль?! – Встревожилась я, не находя асура рядом. Даже дышать легче стало, после выныривания из этого жуткого прошлого форта.

     - Он улетел к ущелью, сказал, что нужен там. Нам бы тоже не помешало к нему присоединиться, сможешь в седле держаться?

     - Да, вот только… -  Я осмотрела свою руку, скривилась, от того, что моя кровь алыми сгустками повисла на когтях, а меж рёбер забралась боль. Но ничего, для валькирии это не страшно, залечим.

     Мы вышли на мост, объятые радужной сферой, и чем дальше отходили от форта, тем спокойнее мне становилось, тем сильнее я себя ощущала, но осадок, неприятный до сих пор вертелся где-то внутри.

     Ночь была на удивление тихой, настолько, что вскоре я смогла вполне различить шум битвы, вторящей той, которая некоторое время назад забралась в мою голову.

     Да, между рекой и ущельем действительно разразилась битва. По периметру поля боя стояли маги, удерживали на себе этот радужный полог, не дающим Тенями поучаствовать в этой хватке. Самаэль, вымотавшийся, усталый, махал ятаганами, а у его ног сидел Альт, поскуливая, стараясь обрывками одежды остановить кровь и чем-то смазать рану…

     Мы влились в ряды армии. Карон тут же ощетинился заклинаниями, раскидал воинов, пробивая дорогу к Самаэлю, которого тоже окружали здоровые, четырёхрукие асуры, мелькающие разноцветными шевелюрами, изредка взмахивающие крыльями, рычащими… и Самаэль не сильно от них отличался, только в крови испачкался сильнее.

     - Самаэль! – Подошла к нему я, тут же доставая Любовь и Ненависть.

     Асур обернулся, оскалился всеми клыками, тут же пропуская мимо себя какое-то искрящее заклинание, которое влетело в моё лицо. Сразу же почувствовалась уже забытая тяжесть крыльев, напахнуло кровью, на глаза капало что-то липкое и багровое…

     - Валькирия!!! – Кто-то вскрикнул в ужасе, потом меня подхватили сильные руки, поставили на подгибающиеся ноги, но я всё равно упала, сжимая в руках клок чёрной земли пропитавшейся кровью. Тело медленно немело, глаза закатывались, а Самаэль что-то гулко рычал, просил отпустить, метался, страшился, волновался, стремился ко мне, переполненные такими неуместными на войне чувствами: привязанностью, симпатией, и боюсь… любовью.

     Я распахнула глаза, ещё раз вглядываясь в перекошенное ужасом лицо Самаэля, его связывали, хватали, и меня куда-то волокли за ноги, но я не могла противостоять им, даже лягнуть, пихнуться у меня не было сил, всё поглотило в себе онемение, боль и вселенская слабость… САРК!!!

     Быстро оттащили меня на поляну, начертили вокруг что-то мелом, изредка задевая ненужные крылья, ругались страшными словами и вздрагивали от каждого слова «валькирия».

     Обряд прошёл хорошо. Глаза я открыла уже в Вальхаллии, лёжа на белом, мраморном полу. А на мне всё ещё была земля, кровь, но этого поганого онемения не было, всего лишь слабость.

     Я поднялась, увидела в коридоре сестёр, облачённых в белые рубахи, серокрылые дамы, в количестве четырнадцати штук удивлённо покосились на меня, а потом с радостными визгами бросились обнимать.

     - Хильд!!! Ты вернулась, как там Самаэль?! – Спросила самая старшая сестра – Гунн.

     - Живой – отозвалась я, понимая, что именно эта валькирия тогда, в обличие призрака, в Мёртвом лесу рассказывала про Самаэля, про лес… Но вот только где у сестры, и у остальных эти уродливые переломы, шрамы, которые я видела тогда?!

     - Кстати, вывсе с ним знакомы? – Укоризненно посмотрела я на сестёр, ожидая пояснение. Как же хорошо дома, в Вальхаллии, в Наднебесье, когда где-то в мире смертных идёт война…

     - Да, Хильд, но, мы не смогли бы ни за что осилить Мёртвый лес, сама понимаешь… - Замялась старшая, но тут же посмотрела за мою спину и отпрянула назад, как я тогда от Самаэля, в день нашего с ним знакомства.

     Я обернулась. М-да! Попали!!!

     За моей спиной стоял белый, светящийся силуэт, здоровый такой… конуг (правитель Вальхаллии и конкретно наш с сёстрами покровитель) Миртин…

     - Хильд!? Вернулась, так девочки, нужно кого-нибудь срочно в мир смертных, опять у них много воинов полегло! – Зло посмотрел на меня святящийся ярким белым светом силуэт, и все сёстры сделали шаг назад, выгораживая меня, самую младшую на растерзание конугу!!!

     - Хильд!? – Переспросил конуг – значит Хильд! – Хлёстко проговорил Миртин, а из-за спины моей послышался облегчённый вздох всех моих четырнадцати сестёр. Потом он вздохнул, окидывая меня оценивающим взглядом, махнул яркой, белой, светящейся конечностью, и на мне появились доспехи валькирии, за спиной, между крыльев знакомо пристроился тяжёлый двуручник, а на голове появился шлем, дурацкий такой, с крыльями. Никогда его не любила, так же как и этот двуручник! Но Миртин ещё раз меня оглядел, потом нахмурился, взмахнул рукой и на моём поясе знакомо застегнулся пояс с Любовью и Ненавистью, и ещё десятком метальных ножей.