Трудно поверить, что, поройся Холмс в собственной родословной, он отыскал бы в ней достаточную поддержку своей теории. Правда, склонности сэра Саймондса Холмса, который жил в XVII веке, сражался за короля в гражданской войне и ставил опыты с микроскопом (он одним из первых подписался на первопроходческий труд Роберта Гука «Микрография» в 1665 году, а в 1660-х – стал членом Королевского общества), в какой-то мере указывают на фамильный интерес к наукам.
Связь эта подкрепляется тем фактом, что прадед его матери питал такое всепоглощающее пристрастие к естественной истории Северной Англии. Позднее это нашло отражение в научном складе его собственного мышления. В остальном же многовековая череда предков Холмса мало чем отличалась от большинства других семей низшего эшелона английского дворянства.
Шерлок Холмс был вторым ребенком в семье и появился на свет семью годами позже своего брата Майкрофта, родившегося в 1847 году. Почему было выбрано имя Шерлок? Конан Дойл, когда давал волю фантазии, настаивая, будто Холмс – его выдумка, утверждал, что заимствовал имя крикетиста, отличавшегося в 1870–1880-х годах, но истина куда более прозаична.
Шерлок, как и Майкрофт, фамилия. Ее носил двоюродный дед будущего сыщика с материнской стороны Джозеф Шерлок, в XVIII веке нотариус в городке Пикеринг, и имя это уже получили несколько мальчиков в следующих двух поколениях.
Манера использовать фамилии в качестве имен была довольно распространенной. Точной параллелью служит друг Холмса и его литературный агент Артур Конан Дойл, который получил свое среднее имя в честь двоюродного деда Майкла Конана, известного издателя и журналиста.
В течение семи лет, разделяющих рождение братьев Холмс, Вайолет – если поверить завуалированным намекам в уцелевших письмах – дважды была беременна, но следовали выкидыши. В подобных делах викторианцы ее сословия предпочитали эвфемизмы, но упоминания о ее «хрупком здоровье» и «двух прискорбных потерях» выглядят более чем ясными. Если предположить, что Шерлок Холмс родился после того, как его мать недоносила двух детей, многое в его раннем детстве прояснится.
У нас практически нет данных, на которых можно было бы построить гипотезы о первых годах его жизни, но то немногое, что есть в нашем распоряжении, указывает, что он с самого начала являлся источником тревог для своих близких. Прошлое Вайолет должно было еще больше усугублять эту тревогу.
Листок, сохранившийся в архиве семьи Верне во Франции и датированный 21 ноября 1854 года, почти наверное представлял собой часть письма, отправленного Мари Клод Холмс из ее йоркширского изгнания брату Орасу, и petit enfant[7], названный «слабеньким», это, вероятно, пятимесячный Шерлок.
Если в первый год жизни Шерлок был «слабеньким», то скоро окреп. Нет никаких указаний на то, что физически его здоровье внушало опасения. С раннего его детства и далее родителей тревожило умственное и эмоциональное развитие младшего сына.
В 1880-х годах Уотсон описывал внезапные смены настроения своего соседа по съемной квартире. «Энергия в нем била ключом, – говорит Уотсон, – пока он был увлечен работой, но время от времени наступала реакция, и тогда он целыми днями лежал на диване в гостиной, не произнося ни слова и почти не шевелясь от восхода до заката»[8].
Поведение для взрослого человека более чем необычное, хотя Уотсон, видимо, приспособился к нему с редкой благожелательностью. В ребенке, однако, такой внезапный переход к полнейшей замкнутости, к молчанию и неподвижности, когда маленький Холмс днями никак не реагировал на окружающий мир, не мог не пугать его родителей.
Еще одно письмо – отца Шерлока старому университетскому другу – упоминает о «странном безразличии (мальчика) к ежедневному укладу нашей буколической жизни» и о невозможности послать его в школу.
Нет сомнения, что Шерлок Холмс был трудным и внушающим тревогу ребенком, но есть ли указания, будто он, как предполагают некоторые хитроумные исследователи, страдал аутизмом?
В середине XIX века аутизм еще только ждал своего клинического определения и описания (термин был пущен в оборот в 1911 году швейцарским психиатром Ойгеном Блёйлером[9], а детальные описания конкретных случаев появились только в 1940-х годах).
Тем не менее и в детстве, и в зрелом возрасте у Холмса отмечались некоторые черты, фиксируемые в современных историях болезни людей, страдающих аутизмом. Странная отрешенность от будничного мира, фиксация на тех или иных предметах и тщательное их классифицирование (вспомните, например, его монографию о ста сорока видах трубочного, сигарного и сигаретного пепла), неспособность к полному пониманию эмоций других людей и эмпатии, чрезмерная обостренность некоторых чувств – все это отражает особенности взаимодействия аутиста с окружающим миром.
Однако окончательный вывод, безусловно, указывает, что Холмс не был аутистом в современном смысле этого слова. Страдающий аутизмом человек не смог бы поддерживать столь разнообразную и требующую такого напряжения деятельность, какой он занимался пятьдесят лет. Аутист не выказал бы такого взрыва подавляемых эмоций, какой обнаружил Холмс в «Трех Гарридебах», когда подумал, что Уотсона застрелили.
Однако, как свидетельствует письмо его отца, родители и помыслить не могли о том, чтобы отдать Шерлока в школу.
В 1860 году тринадцатилетний Майкрофт, которого до того учили дома отец и местный священник Уильям Барнс, был отправлен на юг, в Харроу. Возможно, это покажется удивительным, но он с поразительной легкостью адаптировался к спартанской обстановке школы, и уже вскоре на север Йоркшира регулярно приходили похвальные отзывы о его академических успехах, особенно в математике.
Первые уроки шестилетнему Холмсу, вероятно, давала мать, но вскоре им положила конец трагедия. Вайолет Майкрофт Холмс умерла 23 августа 1861 года. В свидетельстве о ее смерти причиной указана чахотка, и, без сомнения, она много лет страдала этой болезнью, которую викторианцы называли «белой смертью». Более того, состояние ее здоровья вполне могло привести к выкидышам в начале 1850-х годов.
Менее трех лет спустя семья понесла еще одну тяжелую утрату. Бабушка Холмса, урожденная Мари Клод Верне, скончалась от разрыва сердца 18 января 1864 года. Ей было шестьдесят пять, и более сорока лет она прожила в глуши йоркширских вересковых пустошей, вдали от парижских салонов и мастерских художников, где прошли дни ее юности.
Потеря и матери, и бабушки тяжело подействовала на братьев Холмс, но сильнее удар сказался на младшем, на Шерлоке. Четырнадцатилетний Майкрофт пробыл в Харроу меньше года, когда умерла его мать. Он приехал домой на похороны, затем вернулся в школу и в ее бодряще несентиментальной атмосфере был вынужден смириться с горькой утратой ради выживания изо дня в день.
К середине XIX века прославленные школы-интернаты стали лишь чуть более цивилизованными в сравнении с самодостаточными мирами гоббсовской омерзительности и грубой жестокости, какими были до вступления на престол Виктории.
Реформаторское рвение директоров вроде легендарного Томаса Арнольда в Регби принесло свои плоды. Но тем не менее закрытые школы оставались местами, где сильные благоденствовали, а слабыми помыкали.
В 1853 году, всего за семь лет до того, как туда поступил Майкрофт, староста так сильно избил младшего мальчика, тридцать один раз ударив его тростью, что несчастный навсегда остался изуродованным и родители были вынуждены забрать его домой.
Школы, такие как Итон, Харроу и Винчестер (куда вскоре предстояло поступить мальчику по имени Джон X. Уотсон), продолжали оставаться вертепами, где, по словам выпускника Итона, «ребятам приходилось переносить такое, чего не выдержал бы и юнга и что сочли бы бесчеловечным в отношении галерного раба».
Шерлоку, который был на семь лет моложе и жил дома, все изо дня в день напоминало о его потерях. Очень и очень соблазнительно спекулировать и ставить психиатрические диагнозы историческим лицам, но никуда не деться от вывода, что подозрительное отношение Холмса к женщинам коренится в его реакции на смерть матери и бабушки. Маленькому ребенку, каким он был в то время, казалось, будто две женщины, к которым он питал особенную привязанность, почему-то бросили его. Когда в «Знаке четырех» он говорит Уотсону, что «женщинам никогда нельзя полностью доверять – даже лучшим из них», за его словами, конечно же, кроется память об этих травмировавших его психику потерях.