Мочалка со шлепком падает на дно ванны, оповещая мой расслабленный организм, что лафа кончилась.

- А голову? - мурлычу несвязно, теряя тепло позади себя.

- А сам?

- Не могу. Устал, - признаюсь совершенно честно, опускаю голову вниз и закрываю глаза.

Вадим обзывает меня, не разбираю как, по интонации слышу. Мылит мне волосы этой вонючей сладостью, растирая грязные патлы и массирует затылок. Бля… кайф.

- Лесь, - зовет осторожно, боясь чего-то.

- М-м-м?

- Вопрос можно?

- Когда ты начал спрашивать? - молчит, все еще ожидая ответа. - Валяй.

- Почему ты не бросил меня там, на кладбище? Ты же мог.

- Ты тоже мог мне не помогать, - вся расслабленность скатилась клубком пены в водосток.

- Я не об этом сейчас. Почему ТЫ не ушел? Я же видел, как тебе было страшно. Видел панику и желание бежать. Почему ты остался? - смывает мне оставшуюся пену с волос и замирает позади меня. Ждет.

Выключаю краны, оттеснив его в сторону, выбираюсь в прохладу не прогретой ванной и сразу кутаюсь в полотенце. Ощущение, что голый стою, и эта нагота не физическая - душевная.

А как ему объяснить, что даже находясь на грани истерики, та паническая атака все еще отдается сбитым боем сердца в груди, я даже и подумать не мог его бросить? В мыслях не было. И не потому, что размышлять было некогда. Я, вообще, о таком подумать не мог. Ну как объяснить? На подсознательном уровне все было, без моего ведома, может это и к лучшему. Я хотел кричать, плакать, забиться под ближайший памятник и затаиться, но бежать - нет.

- Не знаю. Для меня это было неприемлемо, - признаюсь честно, шлепнув его по руке, пытающейся забрать у меня полотенце с бедер. Вытирается стоит маленьким. Забавно.

- Неприемлемо ко мне или в целом?

- Не понимаю, к чему ты ведешь.

- Я веду к тому, что окажись на моем месте кто-то другой, ты бы бросил его?

- Кто-то другой не пошел бы со мной на подобное, - произнеся это вслух, в голове сработал щелчок, включился незримый ранее механизм, выставивший все сбитые мысли в один ряд. Я же безгранично ему доверяю, полностью, абсолютно. Хоть и убить его хочу иногда, хоть за грубость порой ненавижу, но доверяю. Ему. Как и он мне. СЕЙЧАС доверяет. Через что ему пришлось пройти ради меня… это почти философский вопрос, не нуждающийся в ответах.

- Ты не доверял мне, да? Поэтому Мелкого не взял, зная, что он тебя в любом случае не кинет? - как же больно дались эти слова.

- Да, - соглашается. - Мне надо было тебя проверить.

- А десять лет дружбы не проверка? - злюсь, злюсь сжимая кулаки и стискивая зубы, чтобы не начать орать.

- А Денис много свою дружбу проверил?

- Не впутывай его в это! - все-таки срываюсь, швыряя в него каким-то флаконом, схваченным с раковины. - Кто, по-твоему, этого мужика привел? Сам пришел? Людям по добру помогает трупы зарывать?!

- Почему ты так отчаянно защищаешь его?! - в ответ начинает злиться, хватая с вешалки халат и кутаясь в него, нервно затягивает пояс, и вновь смотрит мне в глаза, ищет правду, а может, давит ментовскими приемами - не знаю уже, ничего не знаю.

- Я доверяю ему, этого достаточно.

- МНЕ не достаточно. Я должен лично убедиться, что человек мне доверяет, что я могу доверять ему. Да, я проверял тебя. Да, я знал, что Август сам на того мужика кинется, случись что, но меня не подставит, а в тебе я не был уверен. Что плохого в том, что я пытаюсь обезопасить себя?

- Да все нормально. Ты прав. Давай и дальше ставить надо мной эксперименты, - развожу руки в стороны, легко улыбаясь, отталкиваю его плечом, выходя из ванной, скидываю с плеча его руку, пытающуюся меня остановить. Все. Не хочу его видеть.

В его спальне беззастенчиво шарю в шкафу. К моей радости, нахожу новые запакованные плавки, даже не сильно большие. Старые вышарканные джинсы, пятилетней давности. Сейчас они ему малы, а мне в самый раз. И мягкую водолазку с горлом.

- Лесь, давай поговорим? - предлагает, стоя у меня за спиной.

- О чем? О чем, Вадим? - обернувшись вполоборота, складываю руки на груди, отгораживаясь от всего мира защитным жестом. С волос капает вода, впитываясь в ткань одежды, стекает по вискам, и это раздражает. - О том, что все десять лет, что я просил тебя о помощи, ты себе на горло наступал, помогая мне? Что не доверял никогда? Поэтому и общаться не хотел? Поэтому вечно на мне срывался? Где ж я тебе жизнь-то так подговнял, что ты меня так рьяно ненавидишь? - не кричу, говорю спокойно, ровно, чем удивляю сам себя. В душе мерзко, хочется курить и грамм двести принять на грудь.

- Ты бредишь, - выдыхает устало, делая шаг ближе, и присаживается на край постели. - Если бы мне было на тебя насрать, я бы не ввязался во все это…

- А не в Августе ли дело, а, родной? Не его ли ты защищаешь? - как же хочется на время отключить сердце и перестать ощущать эту разрастающуюся дыру в груди. - Ты же за ним пошел, да? Знал, что он меня не бросит. А я, по сути, предлог, препятствие, которое приходится преодолеть. Вадька, какой же ты уебок, - легко улыбаюсь, отступая назад и прижимаясь поясницей к подоконнику.

- Твои рассуждения изначально не верны, - выдыхает обреченно, откидываясь назад и глядя в потолок. - Если бы я шел только за Августом, я бы его силком выдернул и не позволил бы во все это вмешиваться. Поверь, это было в моих силах. Лесь, ты строишь свои домыслы лишь на нашей личной, периодически проявляющейся неприязни. Не хочешь увидеть саму причину конфликта.

- И где же она? - разглядываю его профиль, даже через обиду замечая, как он устал, как залегли под глазами тени и запали щеки.

- Дело в тебе. Ты никогда не умел нести за себя ответственность. Я пытался тебе вбить это в голову, не смог. Как итог: ты в полной жопе. И повторяю, я все еще с тобой, потому что сам так решил изначально. Можешь считать меня психом, но мне не в тягость с тобой возиться, скорее это злит, бесит и въебать тебе хочется перманентно, желательно офицерским ремнем с бляхой по голой жопе, чтобы через боль истина дошла, потому что по-хорошему ты не понимаешь.

- Так в чем проблема? Бей.

- Бестолку уже, ты же упертый как баран. Ну бил я тебя, дрались же не раз, и что? Через месяц твой очередной звонок с просьбой отвадить очередного взбесившегося ебаря или из ментовки вытащить. Ты эгоист, Лесь, и хочешь, чтобы все принадлежало только тебе. Даже сейчас ты видишь причину не в моем отношении к Августу, а в том, что к нему я отношусь иначе, чем к тебе.

- Не хочу с тобой разговаривать, - признаюсь честно. Мысли в кучу, даже жутко, будто мозги не слабо встряхнули, гул в ушах усиливается.

- Как был дебилом, так им и остался, - придерживаясь рукой за кровать, поднимается и почти в упор подходит ко мне. - Сейчас, Лесь, после того, что произошло там на кладбище, ты можешь сказать, что не доверяешь мне? - и смотрит так пристально, внимательно, насквозь же меня, сука, видит. Отрицательно качаю головой, признавая свое поражение. - Тогда прекращай засорять голову всякой херней. Жрать пошли, мне еще машину отмывать.

Едим молча, через силу, аппетита ноль. Малой наливает нам “фронтовые” сто грамм, я почти сразу пьянею, Вадька ненамного трезвее меня.

Машину отмываем все вместе: по большей части Август пыхтит, пока мы колеса драим, но остаться дома отлеживаться я не смог. Вырубаемся часа в четыре, заранее зная, что утро добрым не будет. Я засыпаю с Мелким, он сам приходит ко мне на диван, разложенный в зале, обнимает со спины, утыкаясь холодным носом в лопатки, и тихо посапывает, согревая меня не физически (отобрав одеяло и прижав ко мне ледяные ступни это проблематично делать), а морально, душу греет всего лишь находясь рядом. Вадим спит беспокойно, бродит по дому, курит, и вновь пытается заснуть. Знаю это состояние, когда переполненность мыслей не дает мозгу отключиться. Это выматывает.

Утро встречаю головной болью и тянущим дискомфортом в плече. Не зажившая рана напоминает о себе. Конечно, Дениса же нет, обработать ее некому, а мне самому это не нужно.